Однажды в Америке

— Рады были помочь тебе, дядя, — ответил Макс. — Если еще раз понадобимся, дай мне знать.
Дядя ласково посмотрел на Макса.
— Ты становишься большим парнем. — И он ласково похлопал племянника по спине.
— Спасибо за поездку и все остальное, — сказал я.
— Не стоит. Всего хорошего, мужики, — ответил он и улыбнулся нам на прощание.
Мы вошли в кондитерскую Джелли, попыхивая сигарами и ощущая себя хозяевами мира. Простак, Доминик и Косой уже ждали нас.
— Эй, крупняки, где это вас носило? — поприветствовал нас Простак.
Макс швырнул свой четвертак на прилавок и произнес:
— Всем по солодовому коктейлю и заварному пирожному.
За прилавком в грязном фартуке на большом животе стоял сын Джелли, Толстый Мои. Он подхватил четвертак и начал внимательно его изучать.
— Что ты там рассматриваешь, толстяк? — сердито проворчал Простак.
— Ничего, Простак, ничего, — пробормотал Мои извиняющимся тоном.
— Вот и займись тогда коктейлями.
Мы сидели на круглых табуретах около прилавка и, шумно высасывая крем из пирожных, следили за крутящимся вихрем в электрической машине, приготовляющей коктейль. Такие машины были последней новинкой в Ист-Сайде.
В кондитерскую ввалились наши новые приятели с Брум-стрит: Веселый Гониф, Глазастик и Пипи. Мы обменялись приветствиями.
— Как вы отнесетесь к тому, чтобы послушать новую поэму? — спросил Веселый.
— Поэму? — с сомнением произнес Макс. — О чем? Ты что, поэт что ли?
— Веселый всегда рассказывает поэмы и загадки, — сообщил Пипи. — Он сам их сочиняет.
— Да, обычно грязные, — добавил Глазастик. — Но все равно хорошие.
— Да, только грязные и бывают хорошими, — согласился я.
— Ну ладно, давай послушаем одну, — сказал Макс, которому, по-видимому, надоел этот разговор.
Мы развернулись на табуретах лицом к Веселому. Тот встал в позу и с улыбкой на чумазом лице продекламировал:
Говорила славная малышка поганой малышке.
«Фу, как трудно быть славной»
Говорила поганая малышка славной малышке:
«Ну, так положено быть, что трудно быть славной»
Он замолчал и посмотрел на нас, ожидая одобрения.
— Это все? — спросил Макс.
— Да. Ну как, понравилось? — с надеждой спросил Веселый.
— Дурно пахнет, — ответил Макс.
Веселый явно растерялся.
— Веселый, попробуй задать им загадку, — предложил Пипи.
Веселый обрадовался и с улыбкой спросил:
— Почему наша река похожа на ноги девушки?
Никто из нас не знал ответа.
— Потому что чем выше вы поднимаетесь, тем прекрасней становится.
Он с улыбкой уставился на нас, стараясь заметить какие-нибудь признаки одобрения на наших равнодушных лицах. Мы дали каждому из них отпить по глотку коктейля из наших стаканов. Пипи углядел на прилавке коробку заварных пирожных, и вся его компания устремилась к ней.
— Эй вы, парни, тормозите! — завопил Толстый Мои. — У вас есть деньги?
Пипи достал долларовую бумажку. Веселый Гониф взял ее у него и, помахав ею в воздухе, спросил у нас:
— Ребята, хотите пирожных?
Мы взяли по два.
— Ребята, где вы достали деньги? — спросил Макс.
Веселый с гордостью обхватил Пипи за плечи:
— Пипи обчистил пьяного на Бовери.
— Ага, он оказался слабаком, — скромно произнес маленький Пипи. — А еще я забрал у него вот это. — И он вытащил большой нож.
Я вспомнил О'Брайена с его «ножом специализированных знаний». Это было чем-то вроде знамения. Нож предназначался мне, и я должен был получить его. «Он наделит меня магической силой», — подумал я и спросил:
— Можно посмотреть, Пип?
Он отдал нож мне. Это был кнопочный нож германского производства с пружинным механизмом. Послышался завораживающий щелчок — и большое блестящее лезвие выскочило наружу. Нет никаких сомнений — он должен остаться у меня. Я открывал и закрывал его перед носом у Пипи, и тот испуганно попятился. Внимательно наблюдавший за мной Макс спросил:
— Он тебе нравится, Башка? Хочешь оставить его у себя?
— Да, он великолепен, — ответил я. — Тогда оставь, он твой, правда, Пип?
Макс слащаво улыбнулся Пипи, затем умильно посмотрел на Веселого и Глазастика. Те уловили, что улыбка Макса и мое поведение ничего хорошего не предвещают. Простак наклонился и, приблизив лицо к лицу Пипи, пробурчал:
— Ты ведь делаешь Башке подарок, правда, Пипи?
Доминик и Косой зашли к ним со спины и встали наготове. Я не отводил взгляда от Пипи и продолжал открывать и закрывать нож возле его горла. На короткое время в кондитерской установилась напряженная тишина. Напряжение разрядил Веселый. Рассмеявшись, он сказал:
— Да, конечно, ты можешь взять его, Башка. Он все равно слишком большой и опасный для такого маленького мальчика, как Пипи.
Я подошел к полкам с книгами в бумажных переплетах, разглядывая и любовно гладя лезвие. Оно было заточено с обеих сторон и имело прочный и острый как игла конец. Длина самого лезвия была по меньшей мере сантиметров пятнадцать. Стоило надавить на кнопку, и оно уходило в рукоятку примерно такой же длины. Это было грозное оружие, которое как раз уместилось в кармане моих брюк.
Непроизвольно я стал разглядывать ряды соблазнительных книжек в бумажных переплетах. Это был завораживающий мир Ника Картерса, Даймонда Дика, самых разнообразных вестернов. Я принялся листать книжку Горацио Алджера «В богачи из оборванцев», размышляя, что лучше: купить книжку или опустить полученный от дяди Макса четвертак дома в газовый счетчик. Я подумал, что если куплю книгу, то останусь без света и не смогу сегодня ночью читать, лежа в кровати. Ко мне подошел Толстый Мои.
— Эй, Башка, засунь ее себе в карман, пока не появился мой старик. Только не перегибай ее слишком сильно и принеси назад завтра утром. Ладно? — прошептал он.
Чувствуя себя абсолютно счастливым, я запихал «В богачи из оборванцев» в карман и благодарно сказал:
— Я буду очень аккуратен, Мои, спасибо. Завтра утром я принесу ее обратно.
Мне вдруг стало так хорошо, что жизнь показалась совершенством. У меня были четвертак для газового счетчика, новый нож и книжка для ночного чтения.
— Ну ладно, ребята, — произнес Макс, снимая пиджак и галстук. — Пора двигать. Вы, парни, составите нам компанию? — он посмотрел на Веселого, Пипи и Глазастика.
— А что вы собираетесь делать? — спросил Веселый.
— Небольшую пробежку на длинную дистанцию, — ответил Макс.
— Нет, это не для нас, — сказал Веселый. — Зайдем к вам как-нибудь еще. — И они удалились.
Мы вслед за Максом сложили одежду на стул и потрусили по направлению к центру. Началась наша ежедневная вечерняя пробежка. Макс бежал впереди, задавая темп. Когда дело касалось тренировок, он вел себя как спартанец.
— Когда мы вырастем, это нам очень пригодится. У нас будут мускулы и дыхалка, и мы будем железными парнями.
Мы трусили плотной группой, следя за мелькающими впереди длинными ногами Макса. Через десять кварталов пухлый Доминик, задыхаясь и хватая ртом воздух, выдавил из себя:
— С меня хватит, Макс, у меня внутри все разрывается.
Макс обернулся. Он дышал без всякого напряжения.
— Домми, твоя проблема в том, что ты ешь слишком много спагетти. Когда-нибудь ты пожалеешь об этом.
Доминик отстал. Мы продолжали бежать в сторону центра, меняя темп: один квартал пробегали изо всех сил и спокойно трусили по следующему. Добежав до финансового района в центре города, мы остановились и сели отдохнуть на поребрике. Перед нами высилось огромное здание, окна которого закрывали густые железные решетки, а вход защищала тяжелая железная дверь.
— Похоже на тюрьму, — произнес Простак.
— Здесь, в центре, нет тюрьмы, — сказал я.
— Откуда ты знаешь? — возразил Простак.
Макс рассмеялся:
— Не спорь с Башкой. Он знает все. Спроси его, он подтвердит.