Ради нашей любви
Курт вздохнул – в то время он как раз пытался деликатно дать понять одной настойчивой поклоннице, что она не в его вкусе, – и секретарша, чуть улыбнувшись, уточнила:
– Не та дама. Пожилая дама с острым язычком и взрывным темпераментом.
– Я ее знаю?
– Она говорит, вы с ней встречались в Опере. Это графиня фон Левенштейн.
– Не припомню. – Курт недобро прищурился. – Скажите охране и секретарю в приемной: еще один такой случай – и они уволены. А графиню попросите пройти сюда. Пять минут, Катлина. Не больше. Через пять минут…
– Очень важный звонок. Разумеется, герр Рудольштадт.
Через несколько секунд в дверях показалась хрупкая седовласая женщина. Она тяжело опиралась на трость черного дерева, но держалась очень прямо. Курт поднялся из-за стола, приветствуя незваную гостью.
– Графиня, какой приятный сюрприз!
– Чепуха. Мое появление и в самом деле сюрприз, но я не так глупа, чтобы поверить, что вам это приятно. С чего бы симпатичному молодому человеку радоваться, что его навестила какая-то старая карга?
Прямота графини Курту понравилась – такую откровенность в собеседниках он встречал нечасто.
– Могу ли я угостить вас чаем? – спросил он, предложив графине кресло.
– Герр Рудольштадт, сейчас четыре часа дня. Вы часто пьете чай в такое время?
– Э-э… если честно, нет.
– Я слышала, вы всегда честны. Поэтому я здесь. – Графиня постучала тростью об пол и, когда в дверях появилась Катлина, коротко приказала: – Шерри.
– Для нас обоих, пожалуйста, – добавил Курт. Графиня явно не собиралась вести с ним светскую беседу, и он вздохнул с облегчением, когда секретарша вошла в кабинет с подносом, на котором блестели хрусталем графин и две рюмки.
– Ваше здоровье, графиня, – провозгласил Курт, поднимая рюмку.
Графиня кивнула, сделала глоток шерри и перешла к делу.
Поначалу Курт ничего нового не услышал: история, которую рассказывала графиня, вошла даже в учебники. В середине семнадцатого века, когда третий граф фон Левенштейн проиграл в кости все свое состояние, его жена и дочери, чтобы спасти честь семьи, решились на беспрецедентно смелый по тому времени шаг – открыли швейную мануфактуру. Шить и вышивать в те времена умела каждая знатная дама, но у графини-белошвейки обнаружился настоящий талант модельера, и дамская одежда, изготовленная по ее лекалам, скоро прославилась в кругах знатных или просто богатых людей. С тех пор и до недавнего времени фирма фон Левенштейнов, носящая название «Дамское изящество», процветала и приобретала все новых клиентов в лучших домах Европы.
– Да, я об этом слышал, – вежливо сообщил Курт.
– Нам пришлось перевести дело в Англию, – с нотками сожаления произнесла графиня. – И мне это не по душе. Нет, герр Рудольштадт, не по душе! Это старое семейное дело, и корни его, сердце его – в Инсбруке, где рождались и умирали поколения фон Левенштейнов! Но я не глупа, герр Рудольштадт. Америка, Англия – вот кто сейчас правит миром, и те, кто хочет преуспевать, должны с этим считаться.
– Прошу вас, называйте меня по имени. И объясните, графиня, чего же вы от меня хотите.
Не отвечая любезностью на любезность, старуха задумчиво скрестила на серебряной рукоятке трости морщинистые руки.
– «Дамское изящество» – самое дорогое из моих владений.
– И?..
– И, чтобы спасти их, мне нужно два с половиной миллиона фунтов стерлингов.
– Два с половиной миллиона фунтов?! – изумленно переспросил Курт. – Я не ослышался?
– Сейчас фирмой управляет моя внучка. Она говорит, что мы столкнулись с жестокой конкуренцией. Что нам необходимо модернизировать производство. Что нельзя вести дело теми же методами, что и пятьдесят лет назад. Мы уже открыли офис в Лондоне, но она говорит, что…
– Вижу, поговорить ваша внучка любит, – с усмешкой заметил Курт. – И вы уверены, что она права?
– Я пришла не для того, чтобы спрашивать у вас советов, герр Рудольштадт.
– Пожалуйста, называйте меня по имени.
– И не для того, чтобы подвергать сомнению компетентность моей внучки. Я вырастила ее после смерти ее родителей. Уже несколько лет она успешно управляет фирмой. Она знает, что значит «Дамское изящество» для нашей семьи, и знает, что делать, чтобы компания удержалась на плаву. Вот почему я пришла к вам, герр Рудольштадт. Для спасения фирмы нужны два с половиной миллиона фунтов стерлингов.
Зазвонил телефон. Курт покосился на часы ровно пять минут. Катлина точна, как всегда.
– Понимаю, – проговорил он, протягивая руку к трубке. – От всей души хотел бы помочь вам, графиня, но, видите ли, я не банкир. А мое время, как вы, без сомнения, понимаете…
– Очень ценно, – закончила она. – Как и мое.
– Вот именно. А теперь прошу извинить, этот звонок…
– От вашей секретарши, разумеется. Герр Рудольштадт, скажите ей, что я, еще не закончила и постараюсь не отнимать более пяти минут вашего драгоценного времени.
Курт не припоминал, чтобы еще кто-то из посетителей когда-либо осмеливался так с ним разговаривать. Люди, приходящие просить об одолжении, обычно едва в ногах у него не валялись. Но эта старая перечница – из другого теста! И, как ни странно, она все больше ему нравится.
– Так почему же вы пришли ко мне? – поинтересовался он, повесив трубку и подперев рукой подбородок. – Почему не пошли в банк?
– Я была в банках, и мне везде отказывали, – прямо ответила она.
– Почему?
– Потому что они все идиоты! Они считают, что в наши дни небольшое независимое предприятие не может выжить, что времена, когда женщины готовы были выкладывать состояние за эксклюзивную – так, кажется, сейчас говорят? – одежду, давно позади, что моя внучка не способна управлять компанией…
– А вы полагаете, что они ошибаются?
– Я не полагаю, я знаю, – нетерпеливо ответила графиня. – Женщины никогда не потеряют пристрастие к дорогому платью! И никогда не перестанут за него платить – если не они сами, то их любовники.
– А ваша внучка? Вы уверены, что эта задача ей по силам?
– Моя внучка училась в Англии и получила степень по менеджменту. Она умна, решительна и всегда добивается своего. Точь-в-точь как я.
Курт кивнул – в этом он не сомневался. Воображение уже нарисовало ему омоложенную копию графини – сухонькую старую деву с пронзительным взглядом и острым язычком.
– Ясно, – проговорил он. – Вы хотите, чтобы я одолжил вам денег. Может быть, объясните, какая мне от этого выгода?
– «Рудольштадт интернэшнл» недавно приобрел права на один из французских домов моды.
Курт поднял брови: об этой сделке еще не было известно широкой публике.
– И?
– И вы, несомненно, понимаете, – нетерпеливо закончила графиня, – что торговая марка «Дамское изящество» послужит для вас хорошей рекламой и поможет привлечь наших постоянных клиентов.
Курт откинулся в кресле. Она права, это выгодная реклама – но не настолько выгодная, чтобы отдавать за нее названную сумму. Да и с какой стати графиня расхваливает ему свое дело, если хочет сохранить его за собой?
– Боюсь, я не совсем вас понимаю. Вы просите меня купить…
– Я прошу вас, молодой человек, одолжить мне денег. Сколько раз повторять?! Вы даете мне заем, я выплачиваю долг в течение пяти лет с процентами, о которых мы условимся.
– Значит, вы не хотите продавать мне свое дело?
– Да вы что, оглохли? Разумеется, нет! Ни вам, ни кому-либо другому. Все, что мне от вас нужно, – заем. Просто заем.
Курт покачал головой.
– Повторяю вам, графиня, я не банкир.
В первый раз за их встречу на лице графини отразилась неуверенность.
– Согласна, принимая мое предложение, вы рискуете…
– Разумеется.
– И я готова вознаградить вас за риск. Я уступлю вам пять процентов акций «Дамского изящества».
Пять процентов акций гибнущей компании? Вежливость не позволяла Курту ответить, что он думает о таком предложении.
– Если же я не смогу расплатиться… – Графиня глубоко вздохнула. – Если такое вдруг произойдет, хотя это и крайне маловероятно, вы станете единственным владельцем «Дамского изящества» и сможете выпускать под этой маркой собственную продукцию.