Город, где умирают тени
Кто-то за спиной вежливо кашлянул, и Рия, вздрогнув от неожиданности, обернулась. Леонард Эш улыбался ей, и от знакомого взгляда сжалось сердце — за мгновение до того, как она успела с трудом подавить воспоминания и изобразить вежливую и неопределенную улыбку.
— Здравствуй, Леонард. Как тебе Карнавал?
— Невероятно красочный. Как поживаешь, Рия? Давно не виделись.
— Мэр должен быть всегда на посту, особенно в таком городе, как наш.
— Почему не заходишь? — взгляд Эша был прямым и решительным. — Я долго ждал, но ты так ни разу и не пришла.
— Я приходила. На твои похороны, — проговорила Рия, с трудом заставляя слова вылетать из сжимавшегося горла. — И попрощалась с тобой навсегда.
— Но я вернулся. И я все тот же.
— Нет, Леонард. Мой друг умер, мы его похоронили, и все на этом закончилось!
— Но только не в Шэдоуз-Фолле, Рия. Здесь все возможно, надо только очень захотеть.
— Нет, — покачала она головой. — Не все. Иначе ты б сейчас не стоял с лицом и голосом моего умершего друга, выдавая себя за него.
— Рия, как мне убедить тебя в том, что я это я? Настоящий я!
— Никак.
Они долго стояли, глядя друг другу в глаза, и ни один не решался первым отвести взгляд. Наконец Рия вытянула из рукава носовой платок, якобы чтобы высморкаться.
— Ладно… — заговорил Эш. — Как поживаешь?
— Так… Как обычно. — Рия сосредоточенно заталкивала платок обратно в рукав. — Когда хорошо, когда не очень. Работа скучать не дает.
— Ну да… Я слыхал о Лукасе.
Они обменялись мрачными улыбками, рожденными проблемой, в сравнении с которой их личные отношения казались мелочью. Каждый в Шэдоуз-Фолле знал о Лукасе Де Френце. При жизни он ничем особым не выделялся. Содержал аптеку и любил предсказывать диагнозы врачей. Он погиб в результате нелепого дорожного происшествия — нелепого оттого, что, будь все участники происшествия достаточно внимательны, смерти можно было бы избежать. Однако Лукас, ступив с края тротуара, посмотрел не в ту сторону, а водитель машины замечтался — в результате Лукас скончался в машине скорой помощи по дороге в больницу.
Неделей позже Лукас вернулся из мертвых. Поначалу никто и внимания на это не обратил — это же Шэдоуз-Фолл. По правде сказать, прогуливающиеся по улице мертвецы — зрелище довольно редкое, но не такая уж небывальщина. Затем, спустя какое-то время, город вдруг узнает, что Лукас вернулся не один. Вернее, так: в теле Лукаса явился ангел по имени Михаил. Ангел был силы невероятной, мог творить чудеса и одним своим видом наводил страх на зал, битком набитый народом. Называл он себя Десницей Божьей, пришедшим судить недостойных. Как ни странно, жизни он пока никого не лишил, но все были настороже.
— Ты видел Михаила? — спросила Рия. — Думается, у вас с ним много общего.
— Едва ли, — ответил Эш. — Я всего лишь возвращенец, память о человеке во плоти и крови. А что такое Михаил, я не знаю. Да и Лукас — тоже. А ты, похоже, видела?
— Однажды. Напугал меня до смерти. Как-то утром он пришел ко мне в кабинет, и в горшках все цветы завяли. Температура упала до нуля, а сам он светился так ослепительно, что я с трудом могла на него смотреть. Хотя особой нужды в этом не было — своим присутствием он прямо-таки затопил весь кабинет. Слепой и глухой тотчас узнали б его. Пока ангел был в кабинете, я в полном смысле слова не могла думать ни о ком другом, кроме него. Он объявил, что пришел быть судьей на процессе над городом, велел мне чаще посещать церковь, улыбнулся и был таков. Я всегда полагала, что ангелы — существа добрые и сердечные, с крылышками, нимбом и арфой. А о таких, как Михаил, я и слыхом не слыхивала.
— Тебе следовало бы почаще раскрывать Библию, — сказал Эш. — Там говорится, что архангел Михаил умертвил змея посредством копья и боролся с самим Сатаной. Трудно представить кого-то другого, развалившегося на облаке в длинном балахоне. Кстати, он здесь, на Карнавале.
— О, здорово, — сказала Рия. — Очень кстати. И что он делает?
— Ничего предосудительного. Фланирует по улицам, глазеет на народ. Будто ищет кого-то. Все перед ним расступаются.
— Неудивительно. — Рия в нерешительности помедлила, и Эш мысленно поморщился. Он узнал выражение ее лица. Такое бывало у людей, вот-вот готовящихся задать вопрос. Тот самый вопрос, который рано или поздно люди задавали ему.
— Леонард, скажи, каково быть мертвым?
— Это умиротворяет, — просто ответил Эш. — Снимает с души все тяготы, и ты сознаешь, что никто от тебя ничего не ждет. Конечно, порой приходит разочарование оттого, что знаешь: жизнь окончена во всех отношениях, и тем не менее я все еще здесь. Правда, особо заняться мне нечем. Я могу не есть и не пить и даже не вижу в этом смысла. Голод и жажда остались в моем прошлом, как и сон. Я скучаю по сну, хоть и в состоянии на время уйти от реальности. И скучаю по мечтам. А главным образом, мне недостает видения конечной цели. Ничто теперь не имеет для меня значения. Мне нельзя сделать больно, зато я не старею. И не стану старее, чем сейчас. Я просто мысленно размечаю свой век и жду, когда меня отпустят и я смогу пройти через Дверь в Вечность к тому, что лежит за ней.
— Как ты думаешь, как скоро родители отпустят тебя?
— Понятия не имею, — ответил Эш. — Все дело в основном в моей матери. Она так нуждалась во мне, что вернула меня сюда, и это ее воля, ее любовь и самоотречение удерживают меня здесь. — Он помедлил, встретившись взглядом с глазами Рии. — Поверь, это подлинный я, во всех отношениях. Я помню все, что происходило при жизни. Я помню тебя и Ричарда. Помню все, что мы делали и что мечтали сделать.
— Есть одно «но», — сказала Рия. — Ты уже не сделаешь этого. Просто не сможешь. Ты ушел и оставил меня, Леонард. Даже это ты не смог сделать как надо.
Ее рот скривился — она с трудом сдерживала внезапно подступившие слезы. Леонард вытянул вперед руки, словно желая поддержать ее, но тут же уронил их, остановленный гневным взглядом Рии. Шмыгнув носом несколько раз, она взяла себя в руки — будто ничего не случилось.
— Прости, — отрывисто сказала она. — Кто бы ты ни был, тебе конечно же ничуть не легче, чем мне.
— Можно научиться жить и с этим, — горько проговорил Эш.
Рия натянуто улыбнулась.
— И мне тоже…
Они улыбнулись друг другу. Это был момент, который мог обернуться по-другому, и оба сознавали это. Рия приоткрыла рот, чтобы сказать что-нибудь вежливое, что позволит ей уйти, и искренне поразилась самой себе, обнаружив, что спрашивает о чем-то совершенно другом.
— Леонард, а тебя не пугает мысль о том, что ты умрешь снова, в этот раз окончательно, когда шагнешь за Дверь?
— Да, черт возьми, это пугает меня, — ответил Эш. — Я мертвый, но не сумасшедший. Но, похоже, выбора у меня нет. Я не могу продолжать жить так, как сейчас, и даже если б мог — не стал бы. Мне не место здесь. Знаешь, меня не перестает удивлять то, что в городе, настолько кишащем странными и удивительными людьми, я не могу отыскать хотя бы одного, кто мог бы мне чуть-чуть прояснить, что лежит там, за Дверью в Вечность. Слухов, легенд и предположений хватает, и — ничего определенного. Единственный, кто мог бы дать ясный ответ, — это Лукас, но я пока не набрался мужества спросить его. Может, оттого, что боюсь ответа. И с ужасом думаю, что небеса населяют подобные Михаилу существа. И если это так — значит, все гораздо хуже. Это же… лимбо. [3] Состояние неизвестности ставит меня в тупик. Я начал забывать старое: из памяти уходят воспоминания, все штрихи и подробности того, кем и каким я был. Меня не покидает ужасное предчувствие: если в скором времени я не пройду через Дверь, я просто начну исчезать, угасать и разваливаться по кусочкам, день за днем, пока не останется ничего. Это пугает меня до глубины души. — Он резко умолк и коротко улыбнулся Рии. — Прости. Мысли путаются. Я так долго ждал шанса поговорить с тобой. Я так много хотел сказать тебе…
3
Лимбо — у католиков: пограничная область ада, в которой пребывают души праведников, умерших до пришествия Христа и души умерших не крещенными детей.