Сара Дейн
— Эндрю… — заколебалась она. — Подожди, пока мы прибудем в Ботани-Бей. У тебя будет время все это еще не раз обдумать. Возможно, мысль о ссыльной в роли жены уже не будет так прельщать тебя.
Она быстро повернулась, чтобы уйти, но он ухватил ее руку и, слегка нагнувшись над ней, прижал ее к своим губам.
— Путь до Ботани-Бей очень далек, — тихо проговорил он. — Не пройдем мы и полпути, как мне удастся уговорить тебя.
Тут он отпустил ее и посмотрел ей вслед. А она, как всегда, шла своей прямой ровной походкой по палубе к трапу. Лицо его было исполнено возбуждения и страсти. Голоса животных и людей, доносившиеся снизу, казалось, приобрели невыносимо громкое звучание. Он распрямил плечи и повернулся, чтобы встретиться глазами с теми, кто наблюдал всю эту сцену.
Оставив Эндрю на палубе, Сара сразу направилась вниз, в каюту Райдеров. Джулия повернулась и вопросительно посмотрела на нее, когда она вошла.
— Что случилось, Сара?
Какое-то мгновение Сара не отвечала. Она закрыла дверь за собой и стояла, прислонившись к ней спиной. Она прерывисто дышала, и Джулия не могла определить, было ли то от волнения или от злости.
— Эндрю Маклей предложил мне стать его женой, — вымолвила она наконец.
Джулия слегка ахнула. «Так, — подумала она, — все-таки это произошло — то, чего я ожидала».
— И каков же был твой ответ? — спросила она тихо.
Сара вздернула подбородок.
— Я велела ему подумать до прихода в Ботани-Бей. К тому времени он решит, нужна ли ему ссыльная в роли жены.
— А если он раздумает?
Сара слегка пожала плечами:
— В таком случае он отправится на восток вместе с кораблем. А если его решение не изменится, он останется и возьмется за фермерство.
Джулия проницательно посмотрела на нее. Ей не нравилось, когда Сара напускает на себя этот безразличный вид в вопросах, представляющих такую важность для нее.
— Сара, не надо обманывать ни меня, ни себя! — воскликнула она. — Это же то, чего ты хотела. Ты этого и добивалась. Ты не имеешь никакого намерения его отпустить, почему же, скажи на милость, ты не можешь дать ему нормального ответа?
Сара шагнула вперед. Она отбросила свой вызывающий тон и теперь выглядела неуверенной. На лице ее появилась тревога.
— Но я и правда отпущу Эндрю, если он не захочет исполнить свой план. Я не стану удерживать его, если он передумает.
— Он не отступится, — сказала Джулия. — Он в тебя влюблен — это всем известно. И если уж он просит тебя выйти за него, то он не передумает.
Сара снова загорелась:
— Но ведь этот брак невозможен! Я же ссыльная — а он, кажется, не понимает, что это значит. У него какие-то бредовые идеи установить собственные правила в колонии. Он считает, что я впишусь в эту жизнь. Он считает, что сможет заставить там общество принять меня!
Джулия отвернулась. Она присела к туалетному столику и опустила руки на колени. В этой ситуации было достаточно острых вопросов, чтобы заставить отступить осторожную женщину, но Джулия начала понимать, с некоторым удивлением для себя самой, что за все эти тихие спокойные годы супружества в душе она так и не стала осторожной женщиной. Она подумала об этих молодых людях. Эндрю Маклей — парень не промах, а Сара вполне может сравняться с ним по силе духа и проницательности. Они вполне стоят друг друга. Предположим, она поощрила бы этот брак. Если бы она открыто показала свое доверие и уважение к Саре, губернатору Филиппу было бы гораздо легче даровать ей помилование. Может быть и опасно вмешиваться в жизнь людей, которые должны сами принять для себя решение. Однако, эта мысль взволновала ее. Этот брак стал казаться ей отчаянной авантюрой — он был смелым и лихим предприятием, и это ей страшно импонировало. Она подалась вперед, наклонив зеркало так, чтобы в нем было видно Сару. Из них выйдет хорошая пара для новой страны, решила Джулия.
Она повернулась и встала.
— Сара, мне кажется, ты должна принять предложение Эндрю. Он не считает ваш брак невозможным. Я тоже.
Некоторое время обе молчали, но Джулия, наблюдая за лицом Сары, увидела, как оно смягчилось, а глаза оживились. И впервые ей показалось, что эти глаза увлажнились слезами.
Глава ПЯТАЯ
I
Обогнув мыс Земли Ван Дьемана, горы которой сурово поднялись из южного океана, «Джоржетта» следовала курсом вдоль восточного побережья нового континента на протяжении шестисот или семисот миль. Это была та самая Терра Аустралис, изображенная на ранних морских картах, берег которой был нанесен на карту Куком, — скалы и заливы, обрамлявшие край неизведанного мира. На закате первого октября тысяча семьсот девяносто второго года впередсмотрящий заметил огромные горы, отстоящие друг от друга на милю, у входа в Порт-Джексон. «Джоржетта» остановилась в ожидании утреннего света, прежде чем попытаться войти в глубоководный пролив между ними.
Все, бывшие на борту — экипаж, ссыльные, четверо пассажиров, — оставили позади период полной изоляции и теперь стремились забыть его. С самого момента отплытия из Кейпа бушевала непогода. Они направлялись прямо к югу, приближаясь к Антарктическому кругу, а затем меняли курс резко на восток, чтобы обогнуть мыс Земли Ван Дьемана. Немногим из них удалось избежать морской болезни, они все мерзли, страдая от последних укусов зимних холодов Южного полюса. Запасы свежей пищи растаяли очень быстро, и им грозило убийственное однообразие блюд из солонины. Скот плохо переносил путешествие, многие животные погибли. Им встретились киты, а гигантский альбатрос сопровождал их неотступно, то скрываясь, то снова появляясь, когда «Джоржетта» взлетала и ныряла в бушующем море. Все пожитки на борту промокли, потому что вода заливала судно, а когда заливало отсеки для ссыльных, не было возможности остановить поток сквернословия и проклятий. Среди офицеров возникло пристрастие к вину, и они часто ссорились по пустякам, отчаянно играли и жаловались друг на друга. Чем дольше тянулось путешествие, тем больше росло напряжение, а порции еды и свежей воды все уменьшались. Но каким-то образом, несмотря на все это, им удавалось сохранять четкий распорядок на корабле и держать его по курсу, который вел их все дальше на юго-восток. «Джоржетта» бороздила незнакомые моря, постоянно ощущая свою изолированность и страшась ее. Страх, такой же реальный и ощутимый, как и непогода вокруг, нависал над ними; никто об этом не говорил — страх давал о себе знать пристрастием к выпивке, и глупыми, бессмысленными ссорами.
В этом путешествии произошел случай, который им было не забыть. «Джоржетта» была в пути всего две недели после выхода из залива, когда пронесся слух о волнениях среди ссыльных, подобный тихому жутковатому разбойничьему посвисту. Ирландец Патрик Райли, пожизненно осужденный, был осведомителем: под угрозой наказания за неподчинение он выдал эту информацию Робертсу, когда предстал перед ним. Предупреждение Райли было зловещим: никто не знал и не мог предсказать, на что может толкнуть отчаявшихся и готовых на все людей их жалкое и безнадежное положение. Был проведен тщательный обыск на предмет обнаружения оружия, но были найдены лишь несколько ножей. Однако напряжение не спадало. Здравый смысл подсказывал офицерам, что эти люди, ослабевшие от плохого питания и постоянного заточения, находящиеся под угрозой цинги и других болезней, вряд ли были способны на серьезный бунт, но страх не рассеивался. Про себя каждый из них опасался, что беспорядки могут начаться именно во время его вахты, что именно он может вдруг почувствовать удар ножа или услышать предостерегающий крик рулевого. Всем было совершенно ясно, что восстание на борту не может продлиться долго, но даже это понимание не помогало. Каждый из них чувствовал, что именно ему придется умереть, что именно его смерть послужит сигналом к началу.
Ощущение неминуемого кризиса нагнетало обстановку на судне в течение всей недели. Она разразилась тогда, когда нервы каждого человека на судне были натянуты ожиданием до предела, и малейшее движение, выходившее за рамки обычного, вызывало безумную оголтелую панику. Все произошло потому, что одного из заключенных, мрачно боровшегося с дизентерийной коликой, охватил во сне ужасающий кошмар. Он завопил и продолжал вопить не переставая — пронзительные звуки потрясли тишину на напрягшемся, погруженном во тьму судне. Взвинченные предчувствиями стражники приняли эти вопли за сигнал к бунту: они начали без разбора стрелять в темноту отсеков для ссыльных. Начались крики и суматоха, замелькали вспышки выстрелов. Четверо были сражены пулями, прежде чем разум повелел стражникам остановиться.