Камень огня

— Я так не думаю.
— Но, ваше высочество, вы всегда пьете по утрам вино.
— Никогда не смей утверждать… — Дарвиш крепче сжал руки на горшочке с мазью, чтобы они не предали его и не потянулись по привычке, — … будто знаешь, что я всегда делаю.
— Ваше высочество. — Одевальщик снова поклонился. Над вырезом его жилета все еще виднелись следы последней, порки. Он ждал очередной, это знание сквозило в его голосе.
«Вот, — подумал Дарвиш с внезапным приливом сочувствия, — единственный человек в Ишии, с которым я бы не поменялся местами».
— Тебе нечем заняться?
— Есть, ваше высочество.
Благодарный, одевальщик поспешил прочь. Возможно, лорд-канцлер прикажет выпороть его позже, когда услышит отчет, подумал Дарвиш, глядя ему вслед. Жаль! Однако он не собирается пить нежеланное вино, чтобы предотвратить это.
Старый лорд, конечно, усмотрит интриги и козни в таком решении, но что тут удивительного? Ведь ему мерещатся интриги и козни в чем угодно. Вернее, во всем.
Аарон сидел скрестив ноги на своем тюфяке. Он отставил пустую тарелку и потянулся за большим кубком воды, который, по настоянию Кариды, выпивал с каждой едой. Черные шелковые штаны оттеняли бледность кожи и сильнее подчеркивали рельефные круги шрамов.
Когда вошел Дарвиш, юноша поднял голову и, увидев, что принц все еще не одет, быстро отвел взгляд. Но что толку? За дни своего лечения он видел Дарвиша слишком часто, чтобы стереть из памяти это зрелище. Кровь прилила к лицу вора и застучала в висках. «Мужчины не должны смотреть друг на друга, — говорили ему в детстве священники. — Это первый шаг к костру». Юноша поерзал, чтобы шрамы натянулись и вызвали боль, отвлекающую его от этих мыслей.
В былые времена Аарон защитился бы гневом, но гнев остался там, за дворцом, вместе с прежней жизнью. Теперь у него нет ничего, кроме смерти, если принц решит подарить ему смерть.
Дарвиш знал, что его нагота беспокоит вора, поэтому при любой возможности ходил раздетым. Любая реакция лучше, чем никакой вообще, а это была единственная реакция, которую он видел. Когда краска стыда покинула лицо Аарона, Дарвиш сжал зубы и подошел с мазью.
Если б он знал, когда нес этого вора из Камеры Четвертого, что несет камень, который будет сидеть, взирая на него из-за стен, более толстых, чем стены вокруг дворца, то оставил бы его с близнецами. Нет, возможно, не оставил бы, но зачем Дарвишу человек, признающий его еще меньше, чем отец? Его излишества ничего не значили для Аарона — отец-то хоть испытывал отвращение.
Он, Дарвиш, ничего не значит для Аарона.
«Я спас тебе жизнь, — захотелось крикнуть ему. — Я ничего не получу взамен?» По-видимому, нет.
Рядом с вором принц во многих отношениях чувствовал странную неловкость. Он считал себя знатоком в пустом существовании изо дня в день, но чужеземец дал ему сто очков вперед. И делал это без вина.
Одно слово — и вор больше не будет его волновать. Дарвиш знал, что никогда не сможет произнести это слово. Хотя бы из-за отца, чтобы доказать тому, что он ошибся.
«Его жизнь — в твоих руках. Когда он тебе надоест, он умрет».
— Целительница занята. — Дарвиш сел на корточки у тюфяка и опустил два пальца в горшочек.
Аарон напрягся, ожидая прикосновения принца. Мазь легла на неровные края между новой кожей и старой, но ее успокаивающее воздействие терялось в ощущении сильных коричневых пальцев, размазывавших ее. Его сердце билось в ритме их движений. Из-под опущенных век он увидел беспокойство на лице Дарвиша и удивился — как удивился бы и сам принц, если б увидел его.
Удивление пробило трещину в окружающем Аарона камне, и вопрос криком вырвался наружу.
— Чего ты от меня хочешь, Дарвиш?
На мгновение испуганные голубые глаза встретились со столь же испуганными серебряными, а вопрос повис в воздухе. Затем серебряные вновь заледенели, а голубые ответили на вопрос.
— Чего я от тебя хочу? — тихо повторил принц. В этот миг он увидел одиночество, сравнимое с его собственным, узнал его по сотням тысяч отражений в сотнях тысяч зеркал. Это одиночество остановило бойкий ответ, и оно же остановило плотоядный взгляд.
Чего ты от меня хочешь?
Подобно кругам на воде, другие вопросы пошли из этого первого.
Почему ты спас мне жизнь?
Почему ты заботишься обо мне?
Что-то…
Принц вспомнил боль на лице Аарона в ту первую ночь на балконе. Боль, не имевшую ничего общего с травмами, из-за которых он сорвался. Возможно, благодаря ясной голове, без обычной винной завесы, Дарвиш неожиданно вспомнил свои мысли в тот момент. «Вот человек, который знает. Он бы понял, что я чувствую».
Принц снова посмотрел на вора и понял, чего хочет.
Чего ты от меня хочешь?
«Я хочу, чтобы ты был моим другом».
Но Дарвиш не собирался произносить эти слова. Хоть он и купил жизнь Аарона и заплатил ею за эту дружбу. Принц не мог так рисковать. Он попросил ту единственную вещь, которую обязательно получит.
— Ничего. — Дарвиш заткнул пробкой горшочек, его бесстрастный голос противоречил яростному движению. — Я ничего от тебя не хочу.
Вор кивнул, его пальцы так крепко сплелись, что побелели костяшки.
— Это я могу тебе дать, — с облегчением прошептал он. Уголок его рта дернулся, и, сам того не желая, Аарон улыбнулся. Неправильный ответ разбил бы его на мелкие кусочки. Юноша чувствовал, как близко подошел к этому, но все еще был цел.
Дарвиш уставился на вора. «Он улыбается?» Его рот медленно растянулся в такой же улыбке и, разделенная, эта минута все длилась и…
— Ваше высочество?
Принц обернулся на тихий голос Охама, и лицо Аарона снова потеряло всякое выражение, но связь между ними, тонкая и непризнанная, осталась.
— Ваше высочество, его возвышеннейшее величество приказывает вам явиться в малый тронный зал. Немедленно. Он требует также, чтобы вы привели с собой вора.
Когда он тебе надоест, он умрет.
Это был бы не первый раз, когда его возвышеннейшее величество менял свое решение.
— Ну, Аарон, — сказал Дарвиш с фальшивой искренностью, обычно приберегаемой для светских сборищ и для придворных, которым особенно благоволил король, — кажется, мы вовремя поговорили.
Отбросив волосы назад, он встал, пересек комнату и обеими руками поднял кубок. Руками, дрожавшими совсем немного. Малиновые струйки потекли по подбородку на грудь. Тяжело дыша, принц бросил пустой сосуд на кровать и ухмыльнулся, его глаза подозрительно блестели.
— Думаю, мне лучше одеться.
«Ты отдал мне его жизнь, отец. — Дарвиш сжал кулаки. — Я буду сражаться с тобой, если ты попробуешь его отнять».
Напряжение заполняло малый тронный зал, напряжение столь осязаемое, что вор едва не поднял руку, чтобы отбросить его от лица. Как зарево молний перед летней грозой, оно исходило от четырех человек, ждущих их, и у юноши даже волосы на затылке зашевелились.
Пока они шли по залу, — только хлопанье их сандалий нарушало грозовую тишину, — Аарон по многолетней привычке осмотрел двери, окна и стражников. Дело трудное, но выполнимое и стоило риска из-за одних только золотых подставок под лампами. Наконец он обратил внимание на людей.
Трон в малом зале был из розового дерева, с причудливой резьбой и отполирован до блеска. Король, однако, возвышался на нем неподвижным обсидианом, и его лицо в рамке седой шевелюры и бороды было мрачнее ночи. Стоявший справа наследный принц тоже смотрел с гневом, как они подходят, но к его гневу примешивалось напряженное размышление. Бритоголовая жрица пребывала в ужасе, а вот что выражало лицо лорд-канцлера, — Аарон сразу узнал старика и вспомнил пьяные бредни принца, оказавшиеся довольно точными, — он не мог определить.
Держась на шаг позади Дарвиша, Аарон увидел, как тот грациозно опустился на колено, и сделал то же самое, однако не столь утонченно — этому препятствовала полузалеченная грудь. Когда вор вставал, его бедра задрожали, но он стиснул зубы и сделал вид, что не лежал пластом последние три девятидневки. Он поднял голову и встретил злобный взгляд лорд-канцлера.