Камень огня
— Человеку твоей профессии следует научиться большему терпению, — упрекнул юношу Херрак, папироса подпрыгивала на нижней губе. Он взвесил цепь в левой руке, а правой смахнул пепел с выпирающего живота. Сосредоточенно сдвинув несуществующие брови, толстяк медленно выдохнул дым вместе со смешком. — Однако ты сумел достать ее. Его милость не обрадуется пропаже.
— Забудь о его милости, — буркнул Аарон, — и давай ближе к делу.
Юноша украл цепь сразу после ухода из Сада Знати. Чтобы добраться до посоха, нужно попасть в Королевский сад, но только у Херрака можно раздобыть средства для этого, и цену назначает он. Толстяк уже не нуждался в богатстве, он хотел другого — чего-то запретного, уникального, чтобы схоронить его в крысином гнезде своего дома и чтобы ничьи глаза никогда больше этого не увидели. Аарону еще не приходилось иметь дела с Херраком, но он знал: это единственный человек в Ишии, у кого есть то, что понадобится ему сегодня ночью.
«А если цепи с медальоном не хватит?» Юноша отбросил эту мысль. Их не может не хватить. Он не успеет за остаток ночи найти что-то еще и похитить изумруд. Охрана в доме его милости отняла у Аарона слишком много драгоценного времени.
— Амулеты, мой друг, стоят дорого, — пробормотал себе под нос толстяк. Он еще раз взвесил цепь и улыбнулся, утопив глаза в складках щек. — Но думаю, она окупит тот, что ты просишь. Один только гнев его милости, вызванный пропажей, окупил бы его. Почти, — поспешно уточнил он, чтобы у юноши не возникло никчемных идей. — Да, она окупит твой амулет.
— И кошку.
Заплывшие жиром глазки Херрака азартно заблестели. Толстяк любил получать сокровища, но не меньше этого ему нравилось торговаться, давать и брать, обманывать ради выгоды, прибегать к волшебной силе слов.
— Так ты торгуешься со мной? — произнес он первую фразу ритуала.
Аарон сжал губы, и демонские крылья бровей опустились над глазами.
— Нет, один амулет бесполезен. Я покупаю оба — или сделки не будет. Я могу вернуть цепь обратно так же легко, как взял ее.
В комнате повисла тишина. Только ночная бабочка легко билась крыльями о стекло лампы. Херрак не верил своим ушам. Ультиматум? Этот воришка только что предъявил ему ультиматум?
— Решай, — стоял на своем Аарон, — у меня мало времени.
Херраку не понравились не столько слова, сколько тон юноши. Он погладил пальцами медальон.
— И кошку, — махнул рукой толстяк.
Он стащил деревянный ящичек с опасно пошатнувшейся груды хлама, открыл его и вынул крошечный, скрученный обрезок серебра.
— Это не остановит чародеев, они могут напасть, но проведет тебя через защитные заклятия.
Наклонившись из тени, Аарон выхватил у него амулет.
— И кошку.
Пухлый палец указал на другой ящичек. Амулет и сложенные крюки исчезли в обширной штанине, и юноша торопливо кивнул Херраку.
— Не стоит благодарности, — сухо ответил толстяк тому месту, где только что стоял Аарон.
Он погладил цепь и представил себе лицо его милости, когда тот проснется и обнаружит пропажу. Ходили слухи, будто главный мировой судья, ложась спать, вешает свою цепь — символ должности — на кроватный столбик; это единственное время, когда он ее снимает. Достойная кража, ничего не скажешь!
Выплюнув мокрый конец папиросы, толстяк повесил цепь на шею. Она определенно стоила того, что он за нее отдал. Жаль только, он не увидит лица молодого вора, когда ослабленный крюк отломится и этот нахал рухнет на землю.
— Ничего, — утешил себя толстяк, — если он выживет после падения, я с удовольствием послушаю рассказы о его казни.
Каменная кариатида, за которую держался Аарон, начала согреваться его телом, и из них двоих она выглядела более живой. Сзади лежала Ишия — тихая, как всегда. Впереди, до самого края вулкана, протянулся
дворец, как бы в противовес громаде храма на дальней стороне, освещенного огнем из кратера. Стена вокруг дворца была не больше семи футов высотой — скорее символ, чем настоящая преграда. Над ней, невидимые и легко забываемые, тянулись защитные заклятия придворных чародеев.
Аарон изучал истории всех воров, пытавшихся проникнуть во дворец, как работник изучает свое ремесло. Всегда случалось одно из двух. Или купленный ими амулет подводил, и тогда их уничтожали заклятия, или животные, стерегущие сад по ночам, раздирали их на куски. Конечно, ходили легенды о счастливчиках, которым удалось благополучно вынести столько сокровищ, что их хватило бы на целый дворец. Но правда заключалась в изуродованных телах, безжизненно висевших на воротах в рассветный час, — жуткое предупреждение тем, кто желает попытать счастья.
В отношении заклятий, конечно, придется положиться на амулет Херрака. Юноше не нравилось зависеть от чьей-то власти, но выбора не было. Если он хочет достать изумруд, то должен перелезть через стену. Что касается животных, Аарон предпочитал рисковать с их двуногими собратьями, ибо их чувствами легче манипулировать.
Блуждающий ветерок донес из города запах печеной рыбы и абрикосов. У Аарона заныло в желудке. Вор не помнил, когда в последний раз ел. Времени хватит для еды, когда он получит изумруд.
«Не беспокойся, парень. Ты все равно слишком тощий». В первую очередь он слишком хорошо тренированный — его руки невольно сжались вокруг каменной шеи кариатиды. Голос памяти стал громче с тех пор, как Аарон ушел от толстяка.
«Замолчи, старуха, — приказал он голосу. — Я делаю это ради тебя»»
Он посмотрел на караульный пост, расположенный как раз напротив его кариатиды, украшавшей крышу одноэтажной пристройки к дому герцога Лоуренского. Согласно Королевскому указу ни одно жилище не имело права смотреть на дворец, но герцог был честолюбив и попытался обойти указ: он не стал прорезать окон в стене своей пристройки, выходившей на эту сторону, однако устроил на плоской крыше садовую террасу с прекрасным видом на дворец. Герцог не пережил своей первой вечеринки в садике. Его наследники были не столь честолюбивы и жили дольше. За три поколения только чайки, а теперь и Аарон ходили по этой террасе.
Стражница тем временем подавила зевоту и слегка подвинула арбалет на сгибе локтя.
Скоро.
Он начал разминать мышцы, готовясь к бегу до стены.
Наконец раздались тяжелые хлопки сандалий по булыжнику. Вор слегка наклонился вперед, серебро глаз заблестело меж сузившихся век.
Пора.
Когда стражница вышла, чтобы встретить смену, Аарон пришел в движение. Безмолвной тенью он соскользнул по вычурной каменной резьбе Глупости Герцога, пробежал по булыжнику и прыгнул на дворцовую стену. Мягкие башмаки легко нашли опору на необработанном камне; оттолкнувшись, Аарон перелетел во дворик и бесшумно приземлился на носки. На все ушло меньше минуты — стражники еще даже не успели смениться, — и это была единственная минута, когда они не смотрели на стену.
Юноша прислушался, не грянет ли тревога, но уловил лишь гудение крови в ушах.
Присев в тени, он снял кожаные завязки из-под коленей и сменил башмаки на сандалии. Потом свернул свою маленькую котомку таким образом, чтобы спрятать лямки, и осторожно пробрался вдоль стены дворика к крытой аллее, идущей от ворот, ступая по небольшому углублению, протоптанному в мраморе множеством ног, Аарон дошел до открытой арки, которая вела в главный двор, проверил, что делает внутренний стражник, и смело шагнул на свет.
— Половина удачи, — сказал он однажды Фахарре, — состоит в умении держаться уверенно. Как будто ты имеешь все права делать то, что ты делаешь.
— А другая половина, — фыркнула Фахарра, — иметь больше наглости, чем Девять Наверху.
Демонские крылья взлетели в откровенном изумлении.
— Все Девять? — спросил он и был вознагражден смехом старухи.
Вор был в темно-зеленой ливрее, прихваченной из дома главного судьи вместе с цепью. Эта ливрея так же хорошо смешивалась с тенями, как его обычная черная одежда, но — что еще лучше — она скрывала Аарона и на свету. Даже в этот ночной час между главным судьей и дворцом частенько ходили курьеры.