Священный цветок
Что было делать? Перед нами лежало водное пространство, но у нас не было лодки, чтобы переправиться на противоположный берег. А что это был за берег? Пещера, где, словно паук в паутине, сидело создание, казавшееся человеком лишь наполовину.
Мы хотели перетащить через лес лодку, в которой переправлялись на Остров Цветка и обратно. Но эту мысль пришлось оставить, так как были бы не в состоянии протащить эту выдолбленную из целого бревна лодку на расстояние более пятидесяти ярдов.
Что же оставалось делать? Переправиться вплавь было невозможно из-за крокодилов. Кроме того, из всех нас умели плавать только я и Стивен. Для постройки же плота у нас не было подходящего материала.
Я позвал Ханса и, оставив всех на кладбище (мы знали, что там они в полной безопасности), мы отправились к берегу, прячась из предосторожности за покрывавшие его камыши и мангиферовый кустарник.
Жаркий день клонился к концу. Небо заволакивалось черными тучами, предвещавшими большую грозу.
Мы смотрели на темную тинистую воду, на крокодилов, дюжинами сидевших у берега, вечно чего-то ожидая, и на противоположную отвесную скалу с черневшим в ней входом в пещеру. Эта скала, вместе с омывавшими ее водами, насколько мог охватить глаз, уходила вдаль. Очевидно, единственный для нас путь лежал через пещеру, так как канал, через который Бабемба достиг большого озера, был теперь непроходимым. Мы искали какое-нибудь у павшее дерево, на котором можно было переправиться на противоположную сторону, или сухой тростник и хворост, из которых можно было бы сделать подобие плота, но ничего не находили.
– Если мы не добудем лодки, нам придется остаться здесь, – сказал я Хансу, сидевшему со мной под прикрытием камышей почти у самой воды.
Он ничего не ответил.
Я задумался и почти бессознательно начал смотреть на некоторого рода трагедию, разыгравшуюся в мире насекомых. Лесной паук очень крупной породы протянул между двумя камышинками огромную паутину величиной с раскрытый дамский зонтик. Среди этой паутины, нижняя часть которой почти касалась воды, сидел он в ожидании добычи, как крокодилы, подстерегавшие кого-то на берегу, как большая обезьяна, подстерегавшая Калуби, как Смерть, подстерегающая Жизнь, как Мотомбо, подстерегавший кто знает кого в своей пещере.
Больше всего этот черный паук с белым пятном на голове походил на Мотомбо…
Потом разыгралась трагедия.
Большая белая ночная бабочка, порхавшая с камышинки на камышинку, запуталась в нижней части паутины, всего лишь дюймах в трех от воды. Паук тотчас же бросился на нее и обхватил несчастную жертву своими длинными ногами, чтобы не дать ей биться.
Потом, спустившись ниже, он начал обволакивать ее паутиной.
Вдруг из тихой поверхности воды высунулась голова очень большой рыбы, которая преспокойно схватила паука и исчезла с ним в глубине, утащив за собою часть паутины и тем самым освободив ночную бабочку. Она упала на кусочек дерева и уплыла на нем.
– Баас видел это? – спросил Ханс, указывая на разорванную паутину.
– Пока баас сидел, задумавшись, я молился покойному отцу бааса, и он послал нам из Огненного Места знамение.
– Какое знамение? – спросил.
– Вот это самое, баас. Паутина – это пещера Мотомбо. Большой паук
– сам Мотомбо. Белая бабочка – это мы, баас, запутавшиеся в паутине.
– Прекрасно Ханс, – сказал я, – но кто эта рыба, проглотившая паука и освободившая бабочку?
– Рыба эта – баас, потихоньку вышедший во мраке из воды и застреливший Мотомбо из маленького ружья, после чего мы, изображенные бабочкой, сядем в лодку и уплывем. Сегодня будет буря, поэтому кто заметит бааса, если он ночью и в бурю переплывет через воду?
– Крокодилы, – сказал я.
– Баас! Во время бури крокодилы обыкновенно ложатся спать, так как они боятся, чтобы молния не убила их за грехи.
Тут я вспомнил, что эти большие пресмыкающиеся исчезают во время непогоды, вероятно потому, что на это время также прячется и их добыча.
Лишь только стемнеет, я переплыву это водное пространство, держа маленькое ружье Интомби над головой, и попытаюсь украсть лодку. Если старый колдун бодрствует, -что ж, я постараюсь справиться с ним. Я понимал всю отчаянность своего предприятия, но другого выхода не было. Если мы не достанем лодку, нам придется оставаться в лесу до тех пор, пока мы не умрем с голода. Если же мы возвратимся на остров Цветка, то там мы скоро подвергнемся нападению и будем убиты Комбой и понго, которые придут разыскивать наши тела.
– Я попробую, Ханс, – сказал я.
– Я так и знал, баас! Я тоже отправился бы туда, но я не умею плавать. Все кончится благополучно, иначе покойный отец бааса не послал бы нам знамения Бабочка преспокойно уплыла на кусочке дерева, и я видел, как она потом распустила крылья и улетела. А рыба – ох, как она смеется со старым жирным пауком в своем желудке!
XVIII. Роковые уколы
Мы возвратились к остальным и нашли их сидящими среди гробов на земле в очень подавленном состоянии духа. И неудивительно: надвигалась ночь, издали доносились раскаты грома, эхом отдававшиеся в лесу, дождь начинал падать крупными каплями.
– Ну, Аллан, на чем вы порешили? – спросил меня брат Джон.
– Я отправлюсь доставать лодку, – ответил я, – чтобы всем нам можно было переправиться через залив. Все посмотрели на меня с удивлением.
– Вы не должны подвергать себя риску, – сказал Стивен, – я моложе вас и умею плавать так же, как и вы. Я пойду вместо вас.
– Да, Стивен, вы умеете плавать, – сказал я, – но вы хуже меня стреляете из ружья, а от этого зависит весь успех нашего предприятия. Слушайте все! Пойду именно я, и, надеюсь, все окончится хорошо. Если же я потерплю неудачу, то от этого дело не ухудшится. Вас три пары: Джон и его супруга, Стивен и мисс Хоуп, Мавово и Ханс. Если я погибну, вы выберете себе нового начальника экспедиции, но пока таковым являюсь я, вы должны мне повиноваться.
Потом заговорил Мавово.
– Мой отец Макумазан – храбрый человек. Если он останется в живых, он исполнит свой долг. Если же он умрет, то он исполнит его еще лучше. На земле – или на том свете, среди духов наших отцов, – его имя навсегда останется великим. Да, его имя станет песней!
Когда брат Джон перевел всем остальным эти слова, показавшиеся мне великолепными, наступило молчание.
– Теперь, – сказал я, – вам всем следует перейти на берег. Там вы будете сравнительно в большей безопасности от молнии, так как там нет высоких деревьев. Во время моего отсутствия вы, леди, должны как можно лучше одеть Ханса в шкуру гориллы. Зашнуруйте ее бечевками из пальмовых волокон, которые мы принесли с собой, и заполните все пустые места в ней и голову сухими листьями. Когда я вернусь с лодкой, нужно, чтобы Ханс был уже одет.
Ханс слегка застонал, но не прекословил. Мы захватили свой багаж и отправились на берег, где укрылись за мангиферовым кустарником и высоким тростником. Потом я снял с себя платье и остался в одной фланелевой рубашке и бумажных исподних, имевших серый цвет и потому почти невидимых ночью.
Теперь я был совсем готов. Ханс передал мне маленькое ружье.
– Оно заряжено, баас, и на полном взводе, – сказал он, – я обмотал замок подкладкой моей шляпы, которая сильно пропитана жиром, так как волосы выделяют жир, особенно в жаркое время. Она не завязана, баас. Надо только слегка встряхнуть ружье, и подкладка отпадет.
– Понимаю, – сказал я, беря ружье левой рукой так, чтобы удержать пальцем у ружейного замка подкладку шляпы Ханса. Потом я простился со всеми.
После длительной вспышки молнии (гроза была в полном разгаре) я быстро направился к воде в сопровождении Ханса, решившего проститься со мной последним.
– Вернись обратно, Ханс, пока свет молнии не обнаружил тебя, – тихо сказал я, спускаясь с корней мангиферы в тинистую воду. – Скажи им, чтобы они, если можно, сохранили сухими мою куртку и панталоны.
– До свидания, баас, – сказал он, и я услышал его всхлипывания. – Пусть бодрость не покидает бааса всех баасов! Интомби выручит нас, как некогда выручило нас на Холме Убийства, ибо оно знает, в чьих оно руках!