Сочинитель убийств
– Врасплох? Нет, я был просто удивлен, ведь моя жена говорила, что едет к матери.
Инспектор Хилл откинулся на своем стуле и посмотрел на Сиднея. Сидней сделал то же самое и скрестил руки на груди. Он представил себе Алекса, возбужденного, с выпученными глазами, взахлеб расписывающего все, что он знает о Сиднее, инспектору Скотланд-Ярда. Образ его представился Сиднею на удивление четким, но, к сожалению, немым, как в телевизоре с выключенным звуком.
– А мистер Полк-Фарадейс рассказал вам о «Лэше», о телесериале, который мы сочиняем с ним на пару?
– Нет, – ответил инспектор Хилл.
– Вот как? А ведь дело-то именно в нем. На телевидение уже приняли шесть серий сценария, и мистер Полк-Фарадейс на днях предложил мне поделить гонорар: сорок процентов мне, шестьдесят – ему вместо пятидесяти процентов каждому, как предусмотрено в контракте. Я думаю, мистер Полк-Фарадейс вообразил себе, он ведь тоже писатель, что чем больше подозрений наведет на меня, тем легче ему будет меня устранить. Я-то думал, инспектор Брокуэй сказал вам об этом.
Сидней покосился на мистера Брокуэя.
– Нет, он ничего не сказал, И мистер Полк-Фарадейс тоже.
Конечно, я понимаю теперь, что именно вам не нравится в поведении мистера Полк-Фарадейса, но… признаете ли вы в общем, что его заявления соответствуют истине?
Сидней поерзал на стуле.
– Они сильно преувеличены… Это были шутки, а Алекс, кажется, изобразил их как серьезные заявления с моей стороны.
Инспектор Хилл улыбнулся снова и потер подбородок.
– Я, признаться, весьма ценю писательское воображение, – заметил он. – Вот только что я ознакомился с вашей тетрадкой… в ней вы, я позволю себе предположить, излагали идеи, а не реальные факты.
Идеи… факты… Сидней провел ладонью по лбу.
– Рассказ об убийстве там вымышлен с начала до конца. Можно сказать, что тетрадка содержит лишь одни идеи, и это отнюдь, не дневник, где изложены факты.
– Но, признайтесь, что вовсе небезопасно в вашем положении писать подобные вещи.
– Я ни минуты не предполагал, что кто-нибудь, кроме меня, прочтет мои записи. Поэтому и носил тетрадку всегда при себе. Я лишь случайно вынул ее тогда вместе с бумажником.
Сидней подумал тут же, что это могла быть фрейдистски истолкованная оплошность убийцы. Он облизнул губы, ему захотелось пить.
– Допустим, что вы говорите правду, но все же, мы должны будем оставить тетрадку у себя, пока все не прояснится, – сказал инспектор Хилл. – Все осложняется тем, что вы говорили все это еще и мистеру Полк-Фарадейсу… Кстати, вы больше никому об этом не говорили?
– Нет. В таком духе шутим только мы с Алексом.
– И все-таки странно, что ваша жена уехала так надолго. Раньше она так долго не отсутствовала, если не ошибаюсь?..
Кажется, они ждали, что он где-то не выдержит и совершит оплошность, отвечая на один из подобных вопросов.
– Нет, вы не ошибаетесь, – отвечал Сидней.
«Вы, вы убили ее», почти буквально читал Сидней в спокойных глазах инспектора Хилла. Полицейский, это было ясно видно, вновь и вновь перебирал в голове все подозрения против него, изложенные миссис Снизам… А Алисия тем временем спала с Эдвардом Тилбери.
– Если вы думаете, что я убил ее, почему вы не найдете ее? На земле или под землей? – в тон инспектору спокойно проговорил он.
– Мы ищем, ищем. Это ведь совсем не просто, как вы могли уже заметить.
– Вы ищете, а я тем временем подвергаюсь нападкам какого-то там Полк-Фарадейса. Для меня это тоже нелегко, инспектор.
– Газеты, по крайней мере, ничего не пишут об этих нападках. Это не наши методы. (Инспектор Хилл бросил взгляд на своего коллегу, который внимательно и молча слушал их беседу.) С другой стороны, вы ведь сами делаете все, чтобы вызвать против себя подозрения, я имею в виду не только тетрадь. Кстати, мистер и миссис Снизам не подозревают о ее существовании. А бинокль? Ваша соседка, миссис Лилибэнкс, сообщила инспектору Брокуэю, что вы показались ей очень смущенным, когда увидели у нее бинокль, и услышали, что она видела вас в то утро с ковром на плече.
– Но ведь вы уже нашли ковер.
– Отвечайте, пожалуйста, на мой вопрос, мистер Бартлеби. Почему вы смутились, узнав, что миссис Лилибэнкс видела вас в бинокль?
– Потому что знал, что она при этом подумала.
– Это так? – строго спросил инспектор. – А почему, по-вашему, миссис Лилибэнкс должна была подумать именно так?
– Вначале я так не думал, но поскольку моя жена не написала миссис Лилибэнкс, хотя та, кажется, ждала от нее письма, я стал догадываться, о чем она думает.
– Гм, – пожал плечами инспектор Хилл и посмотрел на инспектора Брокуэя, который продолжал хранить молчание.
Мистер Хилл поднялся со стула.
– У меня больше нет к вам вопросов, мистер Бартлеби, разве что один… вам не приходилось лечиться от психических расстройств?
– Нет.
– И у вас не было депрессий?
– Нет.
Сидней тоже поднялся. Вероятно, это Алекс уверял их, что он не в своем уме… Старина Алекс…
– Я бы хотел заехать к вам домой на минутку, если вы не против, – добавил инспектор Хилл.
Сидней сказал, что он не против.
– Мы бы могли поехать на моей машине, мистер Хилл, – предложил инспектор Брокуэй и спросил Сиднея: – Вы собираетесь ехать домой прямо сейчас?
Сидней хотел еще заглянуть в библиотеку, но ответил, что едет домой.
Сидней вел машину, как обычно, неторопливо, и спустя всего несколько минут после его приезда домой, появились и оба полицейских.
Они вошли в гостиную, и инспектор Хилл тут же взглядом профессионала окинул комнату и смерил высоту лестницы, чтобы оценить последствия возможного падения. Лестница была покрыта густым ковром, который наверняка сильно смягчил бы это падение. Они поднялись на второй этаж, и Сидней показал им комнату, служившую Алисии мастерской. Хотя Сидней и делал в этой комнате уборку не реже, чем во всех остальных, он отметил, что палитра Алисии уже начинала покрываться пылью. Они заглянули также и в его кабинет, и в спальню. Затем спустились и вышли во двор. Инспектор Брокуэй показал коллеге дом миссис Лилибэнкс, и они решили подойти посмотреть его поближе, а Сидней вернулся к себе.
Взглянув из окна кабинета, Сидней заметил, как лондонский инспектор ходит по саду и внимательно глядит себе под ноги, а затем подошел к гаражу, открыл двери и на несколько минут исчез внутри. Полицейские еще очень долго обсуждали что-то, стоя в саду, так что Сиднею наскучило смотреть на них, и он сел за стол. С утренней почтой он получил счет от молочника, и теперь, достав свою чековую книжку, подписал чек на один фунт три шиллинга и девять пенсов, чтобы завтра утром положить его в пустую молочную бутылку.
Услышав, что его гости вернулись, войдя через заднюю дверь, Сидней спустился к ним. Инспектор Хилл вежливо обратился к нему:
– Спасибо, мистер Бартлеби, за то, что позволили нам все осмотреть. Могу я узнать ваши планы насчет этого дома? Вы собираетесь его продавать?
– Нет, – ответил Сидней.
– А вам не одиноко здесь?
– Немного одиноко, но одиночество не пугает меня. Во всяком случае, меньше, чем других.
Он досадовал на самого себя за свой любезный тон с человеком, который поверил во весь этот бред Алекса.
Полицейские уехали.
Вечером Сидней отправился в Ронси Нолл купить «Ивнинг стандард». В лавке он застал миссис Хаукинз, но решил не обращать внимание ни на нее, ни на кого другого из местных обывателей и не тащиться еще за шесть километров только ради того, чтобы избежать созерцания их поджатых губ. Миссис Хаукинз удалилась в глубь лавки, и, стоя там среди полок с конфетами, бросала многозначительные взгляды на двух посетителей, которые находились между ней и Сиднеем. Но люди эти были слишком поглощены выбором сладостей. Пришел мистер Такер, и Сидней, достав четыре пенса, взял газету и вдруг с удивлением увидел прямо на первой странице большую фотографию, изображавшую его самого. Это была его старая фотография, на которой его сняли в белой рубашке с открытым воротом, ее Алисия сшила в доме своих родителей, вскоре после их приезда в Англию. Без сомнения, именно Снизамы передали фотографию полиции.