Мастер-снайпер

— И так скоро?
— Я пытался продать эту идею кому-нибудь в городе. Покупателей не нашлось.
— Не нашлось. Думаю, и не найдется. Просто потому, что никто не хочет потом отмываться. Да ты, конечно, и сам это видишь. Слишком неубедительно.
Литс приложил все силы, чтобы оставаться милым.
— Причина того, что нет убедительной информации, — вежливо пояснил он, — заключается в том, что я не могу ее раздобыть. Я ничего не могу сделать из-за той славы, которая обо мне ходит.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Кто-то окрестил меня «чокнутым», «психом», — терпеливо, как школьнику, начал объяснять Литс — Я заходил в некоторые другие отделы, надеясь там найти себе поддержку, но внезапно оказался выдворенным на улицу. Все понятно хотя бы уже по тому, как они глядят на меня и перешептываются. Ты за бортом, ты мертвый.
— Уверен, что ты преувеличиваешь, — возразил Тони. Тони не отвел взгляда. Ничто в его облике не указывало на смущение. Он спокойно посмотрел на Литса смешливыми глазами и сказал:
— Не исключаю, что это возможно. И даже вероятно.
— Именно так я и подумал, — кивнул Литс.
— Лично к тебе у меня нет никаких претензий. Я тебя просто обожаю. Ты — мой любимый американец. В отличие от всех остальных, в тебе нет той самовлюбленности. Ты никогда не рассказывал мне истории о своем детстве на ферме в Канзасе и не называл имен своей жены и детей. И все же есть определенные пределы.
— Майор Аутвейт…
— Послушай, вполне подойдет и Тони.
— Майор Аутвейт, я прошу вас дать мне свободу действий.
— Об этом не может быть и речи, — спокойно сказал Тони. В его глазах промелькнуло что-то вроде сочувствия; он был готов открыть Великую Истину, некое элементарное правило, которое толстый янки так и не смог усвоить. — Потому что у тебя есть настоящая работа, которую надо выполнять. Я понимаю, что эту работу даю тебе я И я отвечаю за это. Я исполнительный офицер этой маленькой клоунады под названием ОААКТР, в прямом подчинении которому работает твоя маленькая клоунада, ГОМО. Не каждому на войне выпадает главная работа, капитан Литс. Некоторые — я, ты — должны делать и не слишком важную работу, нудную работу в безопасном кабинете, который находится в пятистах милях от линии фронта.
— Сэр, — вздохнул Литс, — вопрос не в том…
— Я сам скажу тебе, в чем заключается вопрос. Вопрос заключается в зрелости. У тебя было время играть в индейцев, у меня — тоже. Но оно прошло. Мы с тобой клерки, и ты, и я. Навести эту свою симпатичную девушку. Наслаждайся мгновениями. Делай свою работу. Благодари Бога, ступающему триумфу нашего образа жизни. Война почти уже закончилась. Осталось несколько недель, может быть, месяцев. Если только ракета не приземлится тебе на черепушку, ты прошел ее. Навести свою девушку. Ее имя…
— Сьюзен. Но я не буду. Я хочу сказать, не буду с ней встречаться. Никогда.
— Жаль. Но в городе полным-полно девушек. Найди другую.
— Сэр, несколько ваших слов, и…
— Ты сумасшедший глупец. Возвращайся к своим ружьям и чертежам. Забудь про заговоры с убийствами и про наемных убийц. Это Лондон февраля сорок пятого года, а не Чикаго двадцать шестого.
Литс не позволил бы себе проявлять гнев, да и не был уверен, что у него это получится; к тому же он прекрасно знал, что англичане ненавидят сцены. Именно это они больше всего не любили в американцах. А то, что ему было необходимо, он мог получить только от Тони Аутвейта, рано или поздно, тем или иным путем, потому что в этом городе Тони знал, кому надо пошептать на ухо. Если Тони заблокировал его действия, то только Тони и мог выпустить его на свободу.
— Майор Аутвейт, — снова начал Литс весьма убедительным, по его мнению, голосом. — Я просто хочу получить возможность провести дополнительные разведывательные исследования. Мне нужно больше доказательств, чем обычная транспортная накладная вермахта, пусть даже и чертовски странная. Мне нужен доступ к другим источникам, к другим данным. К архивам, к донесениям. К вашим техническим специалистам. К…
— Литс, старина, я очень занят. Мы все, кроме тебя, очень заняты. Вы становитесь невыносимыми, ты и этот твой призрачный маньяк. Ты превращаешься в еврея с собственной сценой, предназначенной для тебя, и только для тебя. Кто тебя для этого выбрал, старик? А? Кто тебя выбрал?
На это у Литса ответа не было. Британский майор свирепо уставился на него, ощетинившись рыжеватыми усами. Глаза у него были холодными, как мертвые стекляшки.
— Иди!
Он высокомерно махнул рукой, Ноэл Коуард [8] в военной форме, и отогнал от себя эту надоедливую мошку — Литса.
Расстроенный Литс обнаружил, что его снова вышвырнули за дверь. Он немного постоял на тротуаре перед штаб-квартирой на Бейкер-стрит, невыразительным местечком под названием Дом Святого Михаила, № 82. Он был просто американцем среди бессмысленной толпы, снующей по тротуарам старого города, жизнерадостной, толкающейся, пустословной, полной флиртующих девушек. День был холодным и серым, типичным для разгара лондонской зимы, но свежая американская плоть, казалось, согревала улицы старого города и наполняла их цветом и движением. Рядом с румяными американцами англичане обычно казались бледными и тощими, но таких что-то вокруг не наблюдалось. Так чей же это город, в конце концов? Литс ощущал себя так, словно затерялся в толпе футбольных болельщиков, уже возвращающихся домой и совершающих нечто вроде своеобразного ритуала. Все казались счастливыми, розовыми, слегка несдержанными. Если ты американец, у которого есть шанс выжить, а в кармане лежат фунты, то Лондон для тебя праздник.
В воздухе чувствовался триумф и предвкушение радости. Близящаяся победа будет не только боевой, но и моральной. Их образ жизни, их цивилизация прошла испытание и доказала свою жизнеспособность. Оглядевшись вокруг, Литс увидел на лицах парней, как они довольны тем, что они американцы, и как довольны, в свою очередь, эти бледные девушки, что ухватили их. Война почти прошла. Теперь она казалась ничтожной и далекой. О ней заставляли вспомнить только экипажи бомбардировщиков, при всей их парадоксальной молодости. Сейчас эти юнцы из Восьмой воздушной армии рассыпались по всему городу, стремясь провести в свое удовольствие один или два дня между полетами. Они легко узнавались в толпе по трем стрелковым шевронам на рукавах летной формы, еще не нуждающиеся в бритье, таскающие с собой путеводители и фотокамеры и громко задающие глупые вопросы. Они слишком молоды, чтобы бояться, подумал Литс.
Его передернуло от холода, и он плотнее застегнул воротник. Не чикагская зима, конечно, но все равно холодно. Обычно влажный лондонский воздух от холода становился суше, и это, похоже, предохраняло ею рану от болезненного нагноения.
Литс прошел по Бейкер-стрит до того места, где она становилась Орчард-стрит (сумасшедшие британские улицы, они без всякого предупреждения вдруг превращаются в следующем квартале в другие улицы, но если ты об этом спросишь, то на тебя посмотрят как на идиота), потом свернул налево, к Оксфорд-стрит, и двинулся к Блумсбери-сквер. Он шел без особой спешки, зная, что в кабинете его не ждет ничего неотложного. Внезапно Литс заметил, что находится всего лишь в одном или двух кварталах от Гросвенор-сквер, ему просто надо пройти по Дюк-стрит, которая ведет туда, где находится штаб-квартира ОСС. У него в голове проскочила мимолетная мысль прийти туда, закатить сцену и потребовать встречи с кем-нибудь из высокого начальства. Говорят, Донована можно убедить в чем угодно, если преподнести это с достаточным энтузиазмом; он мог бы подпихнуть свою идею Дикому Биллу Доновану. Но скорее всего оно натолкнется на аристократичного полковника, который руководит этим заведением, — на начальника лондонского филиала ОСС, первоклассного восточного сноба, или на одного из его бесхребетных и безымянных, подхалимствующих перед британцами помощников, определенно состоящих в заговоре с Тони.