Ослепление
Конечно, она сможет выручить пару-тройку долларов, если отнесет свои наряды в магазин подержанной одежды, но как же тогда она объяснит их пропажу Мэдди? Ее хозяйка временами бывает весьма забывчива, но, как и всякая женщина, она не сможет не заметить изменения в одежде своей компаньонки.
В конце концов Андреа заложила свои немногочисленные драгоценности – последнее, что оставалось у нее на память об отце и матери, – сняла все до последнего цента со счета в банке и отправилась на встречу с Ральфом, которую он назначил в одном из городских парков, хотя понимала, что вряд ли ее действия смогут повлиять на ситуацию. Боже, до чего он был ей отвратителен! Огромный, патлатый, ужасающе неряшливый. Судя по исходившему от него зловонию, он не мылся и не менял ужасных лохмотьев, прикрывавших его тело, по меньшей мере несколько месяцев. Со своими заплывшими жиром бурыми глазками, покрытым щетиной лицом и сальными патлами, он походил скорее на вставшего на задние ноги огромного борова, чем на человека. Хотя Андреа была склонна считать, что даже свиньи ведут гораздо более чистоплотный – и высокоморальный – образ жизни, чем эта скотина! И уж наверняка свиньи не настолько опасны, как это подобие человека, способное при помощи оружия и угроз унижать и обирать тех, кто имел несчастье родиться более слабым, чем он сам.
Отдав ему все, что имела, Андреа буквально умоляла Ральфа вернуть ей ребенка. Но все ее просьбы и мольбы были тщетны. Бессердечный подонок лишь злорадно расхохотался ей в лицо и посоветовал поскорее заняться делом, а именно сбором денег для выкупа – и чем быстрее, тем лучше.
– И тебе, и маленькому ублюдку будет лучше, если ты поторопишься; его писк начинает действовать мне на нервы.
– Как ты можешь говорить о нем в таком тоне? – поразилась Андреа. – Как только у тебя язык поворачивается? Ведь Стиви – твой собственный сын! Твоя кровь и плоть! А ты превращаешь его еще в предмет торговли!
– А ты, видать, такая же недотрога, навроде Лилли? – с наглой ухмылкой заметил Ральф. – Ну так дай-ка я тебе кой-чего растолкую, милая миссис. Не след тебе драть передо мною свой чистенький носик, как будто все твои богатенькие дружки, среди которых ты отираешься, намного лучше меня. Я-то знаю, что половина из них запросто торгует не только своими детьми, но и своими женами – была бы только возможность да покупатель побогаче. И они проворачивают свои делишки сплошь да рядом. Скажи-ка мне, разве какой-нибудь денежный туз не продает свою дочь, когда пихает ее замуж за старого пердуна-аристократа?
– Это совсем другое дело, – попыталась возражать Андреа, хотя в глубине души не могла не признать жестокой правды, заключавшейся в словах Ральфа.
– А у тебя, красотка, не иначе как размягчение мозгов, – с презрением прорычал Ральф, глядя на нее сверху вниз. – Ты со своей сестрицей – два сапога пара, вот что я скажу. Она так и напрашивалась на то, чтобы ее одурачили, все, видите ли, искала в людях добро. Навроде как высматривала солнце под обложным дождем. Вот и ты ровно такая же дура, какой была она. Ни на грош рассудка.
– Ты бы не очень-то распространялся на эту тему, – отвечала Андреа. – Я знаю, что Лилли иногда бывала чересчур доверчива к людям, и в особенности это сказалось в тот злосчастный день, когда она повстречала тебя. Вот уж никогда не могла понять, что она в тебе нашла. И теперь не могу понять лишь одного: коль скоро ты так низко ее ценил, зачем вообще с ней связался?
– Вот ты куда клонишь, милашка? Этак недолго меня и разозлить, – осклабился он. – Ну да ладно, нынче я добрый, так что, пожалуй, шепну тебе пару слов. – Он наклонился к ней, обдавая ее зловонным дыханием, от которого Андреа замутило. – Мужику бывает плевать, у кого там какие мозги, ежели ему кое-чего надо. А твоя сестрица была на вид хоть куда, покуда не откинула коньки.
– Ах ты презренная тварь! – прошипела Андреа. Мне претит разговаривать с тобой, но я все же напомню тебе, что перед тем, как «откинуть коньки», Лилли родила твоего ребенка!
– Ах-ха, мы успели сорвать у нее под простынями пару розовых бутонов, пока она не осточертела мне. Ну, да это не беда, кругом и без нее полно рыбы, которая так и норовит клюнуть на приманку.
Глаза Ральфа вдруг полыхнули недобрым блеском, скользнув с ее лица вниз, словно раздевая. Этот липкий взгляд заставил Андреа содрогнуться, она почувствовала, что волосы дыбом встают у нее на затылке. Невольно она подалась назад, каждая мышца ее тела напряглась, готовая к немедленному бегству.
– Да не трясись ты так, дурочка, – снова захохотал он. – По мне, ты больно тощая, одни мослы. Не то что Лилли, та была прям пампушка, а не баба. Дык и потом – я ж хочу не тебя, я хочу твои денежки.
– Я уже отдала тебе все, что у меня было, – слова с трудом шли у Андреа из пересохшего горла. – Больше у меня ничего нет.
– Раздобудь, – приказал он резко, злобно сощурив глаза.
– Но я не могу. Ну, пожалуйста, будь разумен. Откуда мне взять эту сумасшедшую сумму?
– А чего ж ты не попросишь эту рехнувшуюся старуху, у которой работаешь, одолжить их тебе? Она, поди, держит под своей старой задницей намного больше, чем я хочу, – и его губы скривились в отвратительной гримасе, напоминавшей улыбку. – Уж лучше я отхвачу этот кусок для себя, пока старуха не перекинулась да не оставила всю свою кубышку для какого-нибудь общества любителей кошек.
– Нет! – решительно возразила Андреа. – Мэдди я не могу об этом просить. Как я объясню ей то, что вдруг мне понадобилось столько денег?
– Пошевели мозгой да наври ей чего-нибудь, – посоветовал Ральф, – только смотри, не вздумай ляпнуть все по правде. Я уж устал повторять, что случится, ежели ты начнешь трепать языком где не надо. Я ведь не такой добренький да сладенький, как некоторые ребятки. Так что поосторожнее. Только попробуй пойти поперек меня, и твой крысенок расплатится за это сполна.
Андреа, чей страх за судьбу Стиви все возрастал, попыталась все же убедить Ральфа, хотя еле стояла на ногах:
– Даже если я придумаю что-нибудь и стану просить у нее деньги, Мэдди не даст мне столько. Она не такая уж бестолковая, как думают про нее те, кто плохо ее знает. Поверь мне, я не смогу таким путем раздобыть деньги.
– Зато ты всегда сможешь стянуть их, – неумолимо возразил Ральф. – У старухи до черта богатеньких друзей, и вы вечно таскаетесь с ней по гостям по их богатеньким домам. Будь спокойна, ты запросто за неделю натащишь мне столько, что тебе хватит расплатиться за пащенка, даже раньше срока. И ежели ты не добудешь достаточно монеты, так у меня есть дружок, который купит у тебя и побрякушки. Ты только упакуй их честь-честью да оставь в «Гарден Отеле» на Гранд-стрит – отдашь портье и скажешь, что это для Джорджа Джонса.
– Я не смогу, уверяю тебя! Меня тут же схватят! Ральф лишь пожал плечами и явно собрался уходить, нимало не смущаясь растерянностью Андреа.
– А вот это уж твои трудности, э? И твоего пащенка. Особенно меня злит то, что он еще слишком мелкий, чтобы отправить его попрошайничать или учиться на карманного вора, чтобы он мог принести хоть малость пользы своему старому папочке. И будь уверена, что непременно так и сделаю. Так что, коли хочешь получить его обратно целеньким и чистеньким, поторопись, а то у меня ведь может терпения не хватить.
– Погоди! – Андреа с отчаянием вцепилась ему в локоть. – Когда я смогу его повидать?
– Когда заплатишь за него.
– Но ведь мне надо убедиться, что со Стиви все в порядке. Что он обеспечен всем необходимым.
– Чего тебе надо, милая леди, так это поскорее тащить мне монету, а то мне надоест с тобой цацкаться.
ГЛАВА 3
Вот так Андреа начала свою воровскую карьеру. Поскольку Мэдди она обожала и ни за что не посягнула бы на ее вещи – при одной только мысли об этом Андреа становилось дурно, – она робко, стараясь заглушить в себе голос совести, принялась красть у хозяйских друзей. Пользуясь всяким удобным случаем, пробиралась в их кабинеты и спальни, собирая те деньги и драгоценности, которые они беспечно оставляли на полках незапертых шкафов, или открытых шкатулок для украшений, или же попросту на туалетных столиках.