Отбросы

Убедившись в том, что в кинотеатр вроде бы никто не заходил с момента его закрытия, Рэндол направился к выходу, к ожидавшей его «панде».
— Ни черта! — сказал он, опуская фонарь в карман сумки.
Всюду было одно и то же: ни малейших следов беглеца и в тех местах, которые проверял Рэндол, и там, где побывали его сотрудники. Инспектор приказал выходить на связь каждый час, но к полудню никаких известий о Харви так и не поступило. Вряд ли он прятался в самом Игзэме: Хиггинс мягко влился в общий поток. Рэндол тем временем наблюдал за людьми, толпившимися на улицах. Кто-то спешил с покупками, кто-то разговаривал. Дети с мамашами, стайки курящих подростков... Инспектор сделал глубокий вдох и подумало том, что все эти люди, мирно занятые своими повседневными делами, сказали бы, узнай, что в их город направляется сумасшедший маньяк. Если это и в самом деле так. Но Рэндол никогда не принимал на веру слова людей, тем более мнение тюремного психиатра и такого ублюдочного выскочки, как этот Джордж Стоукс.
Инспектор вынул и заполнил бланк уже второго рапорта и стал размышлять над тем, что он вместе со своими полицейскими оказался вовлеченным в большую охоту за химерами.
Пол Харви проспал почти до часу дня глубоким сном без сновидений. От забытья очнулся сразу же и немедленно вскочил на ноги. Ощутив горечь во рту, сплюнул, потянулся, громко хрустнув суставами рук, наклонился и поднял серп, зажав его в огромном кулаке. Со своей верхотуры он хорошо видел дом. В желудке заурчало, и он громко рыгнул. Наверняка в доме найдется еда.
Как бы там ни было, он решил сходить на разведку.
 
Глава 11
Гарольд Пирс работал уже самостоятельно и, свободный от бдительной, хотя и полезной опеки Гривса, чувствовал себя все более уверенно. Сейчас он мыл пол, весело мурлыча себе под нос какую-то мелодию.
Он еще напевал эту маловыразительную песенку, когда рядом с ним открылся лифт и из него вышел Брайан Кэйтон. Одет он был в такую же, как и у Гривса, одежду санитара, на лацкане куртки блестел голубой значок с его именем. Молодой человек лет тридцати, Кэйтон являлся обладателем роскошной рыжей шевелюры и целой россыпи веснушек на лице и шее. Пирсу и прежде не раз приходилось с ним сталкиваться.
— Гарольд, вы не сделаете мне одолжение?
Пирс отложил тряпку.
— Какое? — спросил он и улыбнулся, отметив, что Кэйтон старается не смотреть на него: этот санитар был одним из немногих коллег, кто еще не привык к его изувеченному лицу.
— Есть кое-какая работенка в этой чертовой патологии, — сообщил Кэйтон. — Я помогу вам, если не будет срочной операции в девять, на которой я должен присутствовать. Так что, если можете, спуститесь в патологию.
Улыбка исчезла с лица Гарольда, и он судорожно сглотнул.
— Какого рода работа? — осторожно поинтересовался он.
— Точно не знаю, — ответил Кэйтон, отступая в лифт и нажимая кнопку с цифрой "9".
Двери захлопнулись, и лифт загудел, поднимаясь вверх.
Гарольд долго стоял, уставившись в пол и рассматривая свое искаженное отражение на его влажной поверхности. Затем, оставив ведро и тряпку посреди холла, направился к ступенькам, ведущим в подвал.
* * *
По дороге к первой патологии Гарольд почувствовал, что уже весь покрылся потом. Он робко постучал и застыл в ожидании, прислушиваясь к звуку шагов, приближавшихся к двери изнутри.
В дверном проеме появился мужчина средних лет в белом пластиковом переднике. Он посмотрел на Гарольда поверх толстых очков, смахивая со лба прядь волос. От его беглого взгляда не ускользнуло увечное лицо санитара и тот факт, что он нервничает.
— Подождите здесь, — попросил мужчина, безуспешно пытаясь изобразить на лице улыбку.
Гарольд заглянул в полуоткрытую дверь и увидел рядом с ней стол со стальным покрытием и лежавшим на нем телом, над которым трудился еще один мужчина в белом халате. Тут же стояли весы, и Гарольду было видно, как мужчина взял со стола какой-то кроваво-красный кусок и положил на чашку весов, поглядывая на показания стрелки шкалы. Мужчина ткнул в нее окровавленным пальцем и назвал вес с точностью до одного грамма. Потом что-то сказал про печень, и его коллега записал данные в блокнот. Кровавый сгусток переместился на стоявшую рядом каталку: из него продолжала сочиться полузапекшаяся кровь. Гарольд попятился и отвернулся. В желудке у него все переворачивалось.
— Ну вот...
Голос заставил Пирса вздрогнуть. Он обернулся и увидел мужчину в очках, который стоял в дверном проеме и опирался на каталку, покрытую белой простыней.
— Э... образцы, от которых нужно избавиться, — сказал он и подтолкнул каталку к Гарольду.
Тот крепко ухватился за ее поручни и повез каталку к котельной, услышав, как позади закрылась дверь лаборатории. Одно из колес скрипнуло, и этот звук прозвучал диссонансом в ритмичной барабанной дроби шагов Гарольда, гулко раздававшихся в тиши холодного коридора. По дороге он с опаской поглядывал на то, что вез. Ему был знаком этот насыщенный резкий запах химикалий, заставлявший слезиться глаза. Гарольд попытался судорожно сглотнуть, но обнаружил, что горло пересохло, а язык неповоротлив, будто кусок вяленого мяса. Он какое-то время постоял у двери котельной, затем открыл ее. Знакомый поток теплого воздуха обволакивал его. Генератор все так же непрестанно гудел, пока Пирс провозил мимо коляску и захлопывал дверь. Горя непреодолимым желанием узнать наконец, что же находится под простыней, Пирс резким движением сдернул ее.
И застонал, словно от боли. Его единственный глаз не видел уже ничего, кроме зародыша, лежавшего на подносе. Гарольд долго не мог оторвать от него взгляда и чувствовал, как по щеке струились слезы. Он не мог определить возраст зародыша, но видел, что этот был крупнее того, которого в первый день сжег Гривс. Его глаза были прикрыты пленкой. На голове, такой же вздутой и мягкой на вид, виднелся теперь едва заметный пушок. Зародышевый пушок покрывал и все тельце. Гарольд не удержался и трясущейся рукой коснулся шелковистого покрова. Но тело было холодным, и в то же время таким податливым, что он тотчас отдернул руку. Рядом под носом, лежали щипцы, поблескивая в холодном белом свете флюоресцентных ламп.
Гарольд подтолкнул каталку ближе к топке и, надев рукавицы, стал открывать дверцу с помощью гаечного ключа, как это делал Гривс. Волна жара вырвалась наружу и обдала санитара своим обжигающим дыханием. Под напором этой стремительной атаки он отступил назад и, надевая тонкие резиновые перчатки, смотрел то на зародыша, то на щипцы. Печь призывно завывала. Гарольд глубоко вдохнул спертый воздух и, выпрямившись, уставился на зев топки. В его глазах, обжигая сетчатку, отражались бело-желтые языки пламени. Он не может и не будет класть зародыша в эту голодную пасть!.. Возбужденный, Пирс вновь взглянул на недоноска и вздрогнул.
— Гордон, — мягко прошептал он. В голове у него запульсировала кровь, глаз и ноздри щипало от испарений едкой жидкости, в которой лежал зародыш. Пирс оглядел окружающие его предметы, генератор и стоявшие в углу каталки с наваленными на них кучами смердящего белья. Было еще что-то, чего он не заметил в первый раз — большой пластиковый контейнер для мусора, возвышавшийся за кипами вонючих простыней. Гарольд поспешно направился к нему и поднял крышку. Страшная вонь чуть не сбила его с ног, вызвав рвотные позывы. Он заглянул внутрь и увидел, что там полно использованной одежды, часть которой заскорузла от крови, другая же еще оставалась просто влажной. Контейнер изобиловал марлевыми тампонами, пропитанными какой-то желтой жидкостью, бинтами с частицами налипшей на них кожи. Гарольд отшатнулся, и в голове его вдруг родилась идея. Он направился к каталке и с трогательной заботой, будто поднимая спящего ребенка, взял зародыша обеими руками. Из пуповины на одежду Гарольда хлюпнула жидкость, но он, не обратив на это никакого внимания, понес выкидыша к мусорному контейнеру. Аккуратно положив свою ношу на пол, Пирс принялся копаться в гниющих кусках ткани. Освободив место, он поднял зародыша с пола и опустил его в приготовленное углубление, прикрыв сверху марлей и тампонами. Стряхнув с перчаток гной, Гарольд быстро водрузил на место крышку контейнера. Едва он успел сделать это, как дверь котельной отворилась, и в комнату вошел Уинстон Гривс.