Черный мотылек
– У нее такой печальный вид, – робко сказала вдова.
– А тут ты ошиблась! У нее веселый нрав и добрее ее в целом мире не найдешь. Господь ее благослови! Но не стану спорить, она бывает и несчастной. Еще как бывает! Может все глаза повыплакать из-за какого-нибудь дохлого щенка. Но обычно она веселая.
– Боюсь, в моем доме ей будет совсем скучно, – с сожалением заметила миссис Томпсон. – Когда бы Джордж, мой милый сынок, был дома и мог ее занять…
– Милочка, пожалуйста, не бери в голову! Уверяю тебя, Диана будет даже рада спокойной жизни после того, как провела зиму в семье подруги.
Что бы Диана ни думала о спокойствии, по крайней мере, она не жаловалась и довольно легко приспособилась к новому окружению.
По утрам они все вместе доходили до помещения Ассамблеи, и мисс Бетти пила воды в старом павильоне с источником, степенно прохаживаясь по нему в обществе подруги и племянницы. У мадам Томпсон в Бате почти не было знакомых, если не считать нескольких дам ее возраста и привычек: в людные аристократические места они не ходили. Так что Диане пришлось удовлетвориться компанией двух пожилых дам, которые увлеченно сплетничали, – но она находила их разговоры на редкость скучными.
С тайной тоской она наблюдала за светской жизнью. Знаменитый красавчик Нэш рисовался перед дамами, отвешивая галантные поклоны. Он всегда был безупречно одет и, несмотря на стремительно приближавшиеся старость и тучность, оставался безраздельным властителем Бата. Она видела роскошных, ярко разукрашенных дам в чудовищных кринолинах и со столь причудливо завитыми и напудренными прическами, что они были просто смешны, когда семенили рядом со своими кавалерами. Она видела стареющих щеголей в кафтанах, подбитых ватой, скрывающей тщедушные плечи, с заштукатуренными морщинами. Она видела молодых повес, приехавших поправить здоровье, аристократов и простых сельских дворян – все они проходили перед ее глазами.
Кое-кто из молодых сердцеедов пытался на нее глазеть, но она ответила таким возмущенным взглядом ясных глаз, что ей больше не осмеливались досаждать, да и мало кто обычно обращал внимания на неизвестную и просто одетую девушку.
Тут-то на сцене и появился его милость герцог Эндоверский.
Он привлек внимание Дианы, как только вошел в павильон: черный мотылек среди пестрых бабочек. Одним взглядом обведя собравшихся, он сразу заметил ее. Каким-то образом (потом она так и не смогла вспомнить, как именно) он представился тетке и завоевал ее расположение своим любезным обращением и светскостью. Мадам Томпсон, никогда не бывавшая в Ассамблее, не могла признать Дьявола Бельмануара в простом мистере Эверарде, представившемся им.
Как он признался сестре, Диана осталась холодна. В герцоге было что-то отталкивающее, несмотря на гипнотические свойства его личности. Он не ошибся, сказав, что Диана его боится; она нервничала, страх родил любопытство. Заинтригованная, она уже ждала его ежедневного появления в павильоне со смесью волнения и тревоги. Она часто наблюдала, как он идет по комнате, кланяясь направо и налево с присущей ему дерзостью, и ликовала, зная, что он направляется прямо к ней и что размалеванные красотки, строившие ему глазки и приглашавшие подойти к ним, не могут изменить этого направления. Она наслаждалась ощущением власти и улыбалась мистеру Эверарду, подавая руку для поцелуя, и благосклонно разрешая сесть рядом с собой. Он указывал ей всех городских знаменитостей и рассказывал о каждом тщательно подобранные и еще более тщательно отредактированные истории. Обнаружив, что мистер Эверард интересный и достаточно безобидный собеседник, она несколько раскрылась, позволив ему разглядеть свою причудливую натуру, в которой смех соседствовал со слезами.
Его милость герцог Эндоверский увидел достаточно, чтобы угадать нетронутые глубины ее души, и стал вести себя как влюбленный. Диана инстинктивно отпрянула, воздвигнув между ними стену сдержанности. Ее встревожили не слова герцога, а его манера: было что-то неуловимое в его мурлыкающем, отчего-то пугающем голосе, что заставляло ее сердце тревожно колотиться, а виски – болеть. Сначала она тяготилась утренними прогулками, а потом стала их избегать. То у нее разболелась голова, то сбилась нога, то ей хотелось закончить сложную вышивку… Наконец тетка, прекрасно знавшая, насколько Диана не любит рукоделье и как редко болеет, открыто спросила, почему она больше не хочет идти гулять.
В это время они находились в комнате Дианы: девушка сидела перед зеркалом, расчесывая волосы на ночь. Услышав прямой вопрос тетки, она замешкалась, сделав вид, что запутала гребешок в волосах и теперь поглощена его высвобождением. Облако волнистых волос почти скрыло лицо, но мисс Бетти заметила, как дрожат ее пальцы, и повторила вопрос. И Диана призналась во всем: мистер Эверард несносен, его ухаживания противны, его присутствие отвратительно мистрис Ди. Она боится его, боится его гадких зеленых глаз и тихого голоса. Она жалеет, что приехала в Бат, а еще сильнее – что встретилась с ним. Он смотрит на нее так, словно… словно… Ах, она просто его ненавидит!
Мисс Бетти ужаснулась.
– Не может быть! Я-то думала, он – приятный джентльмен, а он тем временем досаждает моей бедняжке Ди, негодник! Знаю я таких, милочка, и скажу ему все, что по этому поводу думаю!
– Ах, нет, нет! – взмолилась Диана. – Не надо, тетушка! Он не сказал ничего, на что я могла бы обидеться… дело только в его манере держаться и… и так смотреть на меня! Право, право, не надо!
– Успокойся, девочка. Конечно, я ничего не скажу. Но меня страшно разозлило, что моя бедная овечка так из-за него страдает. Я просто готова глаза ему выцарапать! Да, милочка, готова! Слава Богу, на следующей неделе мы уезжаем!
– Да, – вздохнула Диана, – и я очень рада, хотя мадам Томпсон такая милая! Но все-таки не по себе, когда рядом нет мужчины.
– Ты совершенно права, душенька. Нам следовало настоять, чтобы твой отец остался с нами, – а мы позволили ему вернуться к его затхлым старым томам. Обещаю тебе, в другой раз я так не сглуплю. Но мы можем больше не ходить в Ассамблею.
– Я могу не ходить, – мягко поправила ее Диана, – но вы с мадам Томпсон, конечно, будете ходить туда и дальше.
– Сказать по правде, милочка, – призналась мисс Бетти, – я буду рада предлогу остаться дома. Конечно, это нехорошо с моей стороны, но Эстер так изменилась, пока мы не виделись. Она вечно толкует о проповедях и благотворительности.
Заплетая роскошные волосы в длинную косу, Диана заразительно расхохоталась.
– Ах, тетечка, – правда, скучно? А я все удивлялась, как это вы терпите? Она так серьезна, бедняжка!
– Ну, – терпимо заметила мисс Бетти, – Эстер Томпсон приходилось в жизни нелегко, очень нелегко. И у меня серьезные сомнения относительно этого ее Джорджа. Никчемный юнец, судя по всему. Может, нехорошо так говорить, но до чего же я буду рада снова оказаться дома!
Она встала и взяла свечу.
– Право же, в Бате совсем не так весело, как обещали.
Диана проводила ее до двери.
– Совсем не весело, если не имеешь друзей. Но в прошлом году, когда с нами были мои кузены и папа снял на сезон дом на Северном променаде, все было очень приятно. Жаль, что с нами были не вы, а эта противная тетка Дженнифер!
Она тепло поцеловала тетку и посветила ей, пока та шла по коридору в свою комнату. Потом вернулась к себе и закрыла дверь, устало зевнув.
Примерно в это же время его милость герцог Эн-доверский входил в уже переполненную комнату для карт в доме милорда Эйвона на Катарин-Плейс, и был встречен фамильярными возгласами.
– Ого, Бельмануар!
– Где же дама, Дьявол?
Он хладнокровно прошел в круг света огромной люстры и встал под ней. Бриллиантовый орден на его груди горел и мигал, как живой. Бриллианты в галстуке и перстнях искрились при каждом движении, так что казалось, будто он припудрен радужными камнями. Как обычно, герцог был в черном, но среди присутствующих не удалось бы найти более роскошного и внушительного наряда, чем его соболиный атлас, густо расшитый серебром, и сверкающий жилет. Серебряное кружево окружало его шею и пышными манжетами падало на кисти рук. Вопреки моде, предписывавшей лишь черный бант в волосах, на нем были серебряные ленты, резко выделявшиеся на фоне ненапудренных волос.