Отель

Время от времени появлялись новые клиенты — с вечерних поездов и самолетов; нескольких из них размещали сейчас в номерах находившиеся под командованием Чэндлера мальчики-посыльные; правда, «мальчики» — это только так говорилось, потому что среди них не было ни одного моложе сорока лет, а два-три седеющих ветерана служили в отеле уже более четверти века. Херби Чэндлер, имевший право сам нанимать и увольнять свой штат, предпочитал пожилых людей. Если человеку трудно ворочать чемоданы и он иной раз покряхтит, ему наверняка дадут на чай больше, чем юнцу, расправляющемуся с тяжелыми кофрами так, словно это детские игрушки. Один из таких стариков, на самом-то деле сильный и крепкий как буйвол, имел обыкновение вдруг ставить чемоданы на пол — прижмет руку к сердцу, покачает головой, потом снова поднимет их и тащит дальше. Совестливые постояльцы, уверенные в том, что старика вот-вот хватит инфаркт, редко давали за такой спектакль меньше доллара. Они, конечно, не знали, что десять процентов перейдет потом в карман Херби Чэндлера, плюс два доллара — ежедневная мзда, которую он взимал с каждого посыльного, если тот хотел удержаться на месте.
Эта своеобразная пошлина вызывала немало сетований у подчиненных старшего посыльного, и они за его спиной возмущались, хотя проворный посыльный все равно мог за неделю положить себе в карман полторы сотни долларов, особенно когда отель был полон. Но Херби Чэндлер в такие дни, как сегодня, оставался на своем посту допоздна. Никому не доверяя, он желал сам знать, какую получит мзду, — он обладал удивительным умением оценить клиента и прикинуть, сколько тот наверху даст на чай. Бывали случаи, когда посыльные пытались утаить от Херби подлинный размер выручки. За этим неизбежно следовали безжалостные репрессии: непокорного под каким-либо благовидным предлогом на месяц отстраняли от работы, и он быстро приходил в чувство.
Была и еще одна причина, побудившая Херби Чэндлера задержаться сегодня вечером в отеле и объяснявшая его беспокойство, которое после телефонного разговора с Питером Макдермоттом возрастало с каждой минутой. Макдермотт велел выяснить, что происходит на одиннадцатом этаже. Но Херби Чэндлеру не было надобности выяснять, так как в общем-то он знал, что там происходит. А знал он потому, что приложил к этому руку.
Часа три тому назад двое юнцов весьма недвусмысленно изложили ему свою просьбу. Он слушал их с почтительным видом — ведь отцы их, известные в городе бизнесмены, и сами часто бывали в отеле.
— Послушай, Херби, — сказал один из ребят, — сегодня здесь наши студенты устраивают танцы. Надоело до чертиков! А нам бы хотелось поразвлечься иначе.
Заранее зная ответ, Херби спросил:
— Как — иначе?
— Мы сняли номер. — Мальчишка слегка покраснел. — Нам бы пару девчонок.
Штука рискованная, подумал Херби. У обоих еще молоко на губах не обсохло, да к тому же они не совсем трезвые.
— Извините, джентльмены, — начал было он, но второй юнец грубо прервал его:
— Нечего нам вкручивать мозги, мы-то знаем, у тебя всегда есть девочки, которые прибегут по первому же звонку.
Херби обнажил в подобии улыбки свои острые, как у хорька, зубы.
— Представить себе не могу, откуда вы это взяли, мистер Диксон.
Юнец, начавший разговор, стал настаивать:
— Мы ведь заплатим, Херби, ты же понимаешь.
Старший посыльный заколебался, раздираемый сомнениями и алчностью. В последнее время его побочные доходы сильно поубавились. А может, риск не так уж и велик.
Тот, которого звали Диксон, вдруг сказал:
— Да чего тут долго болтать. Сколько?
Херби взглянул на ребят, вспомнил об их папашах и тут же удвоил обычную в таких случаях цену:
— Сто долларов.
На какой-то момент воцарилось молчание. Потом Диксон решительно заявил:
— Договорились. — И добавил, обратившись к своему приятелю: — Слушай, мы ведь уже заплатили за выпивку. А если тебе не хватит, чтоб внести свою долю, я тебе одолжу.
— Но ведь…
— Только деньги вперед, джентльмены. — Херби облизнул тонкие губы кончиком языка. — И еще одно: прошу вас без шума, а то посыпятся жалобы, и нам всем несдобровать.
Никакого шума не будет, заверили его юнцы, но вот теперь уже ясно, что получилось все наоборот, его опасения подтвердились, и Херби чувствовал себя весьма неуютно.
Примерно час тому назад приехали девицы. Они, как обычно, прошли через главный вход, и только несколько человек из обслуживающего персонала знали, что они здесь не живут. Если бы все прошло гладко, обе девицы уже исчезли бы так же незаметно, как и появились.
Жалоба о том, что на одиннадцатом этаже устроена оргия, да еще переданная самим Макдермоттом, означала, что там произошло что-то серьезное. Но что? Херби стало совсем не по себе, когда он вспомнил фразу об уже оплаченной выпивке.
В вестибюле было жарко и влажно, хотя кондиционеры работали вовсю. Херби вытащил шелковый платок и вытер вспотевший лоб. Проклиная себя за безрассудство, он никак не мог решить, ехать ему наверх или ни во что не вмешиваться.
Питер Макдермотт поднялся на лифте до девятого этажа, а Кристина и сопровождавший ее посыльный должны были ехать дальше — на четырнадцатый. Дверцы лифта уже открылись, но Питер замешкался.
— Если там что-нибудь серьезное, пошлите за мной.
— В крайнем случае — закричу.
Прежде чем дверцы лифта сомкнулись, отделяя их друг от друга, взгляды их встретились. Еще с минуту Питер постоял в задумчивости, всматриваясь в то место, где только что была кабина лифта, потом пружинистым, широким шагом направился по устланному ковром коридору к так называемым «президентским апартаментам».
В этом самом большом, со вкусом обставленном номере — служащие обычно называли его «номером для знати» — за время существования «Сент-Грегори» побывало немало именитых гостей, вплоть до президентов и членов королевских семей. Большинству из них Новый Орлеан нравился потому, что после первой торжественной встречи городские власти считали необходимым предоставить гостей самим себе и даже закрывали глаза на некоторые их вольности. Несколько менее влиятельными, чем главы государств, но в своем роде не менее выдающимися были и теперешние обитатели этих апартаментов — герцог и герцогиня Кройдонские со своей свитой, состоявшей из секретаря, горничной герцогини и пяти бедлингтон-терьеров.
У дверей, с обеих сторон обитых кожей с вытисненными на ней золотыми лилиями, Питер Макдермотт остановился и нажал на перламутровую кнопку; он услышал приглушенный звонок внутри покоев и вслед за тем уже менее приглушенный хор залившихся лаем собак. Дожидаясь, пока откроются двери, он припоминал то, что слышал и знал о герцогской чете.
Герцог Кройдонский, потомок старинного рода, сумел приспособиться к духу времени. За последние десять лет с помощью герцогини, двоюродной сестры королевы, игравшей к тому же немалую роль в обществе, он получил звание посла и весьма успешно выполнял разные сложные поручения правительства Великобритании. Тем не менее в последнее время пошли слухи, будто карьера герцога достигла критической точки, по-видимому, из-за того, что уж слишком он приспособился к духу времени, особенно по части крепких напитков и интереса к чужим женам. Однако были и другие сведения, по которым выходило, что тучи над головой герцога не столь угрожающи и носят лишь временный характер и что герцогиня крепко держит вожжи в руках. Сторонники этой второй версии предсказывали, что герцог Кройдонский скоро может стать английским послом в Вашингтоне.
Чей-то голос тихо произнес позади Питера:
— Извините, мистер Макдермотт, можно мне с вами поговорить?
Быстро обернувшись, Питер узнал Сала Натчеза, пожилого официанта, который обслуживал гостей в номерах. Он тихо подошел с другого конца коридора, худой, мертвенно-бледный, в белой куртке, отделанной красным с золотом — фирменными цветами отеля. Волосы его были гладко прилизаны и начесаны вперед, образуя старомодный хохолок. Выцветшие глаза слезились, вены на худых руках, которые он нервно потирал, выступали, как канаты.