Отель
— Я тоже сожалею. Видимо, это произошло потому, что вас перевели в другой номер.
Главный инженер подсоединил свободный конец резиновой трубки к зеленому баллону.
— Начнем с пяти минут, — сказал доктор Аксбридж. — Пять минут — кислород, пять минут — отдых.
Совместными усилиями они соорудили некое подобие маски у лица больного. Ровное шипение показало, что кислород пошел.
Доктор посмотрел на часы и спросил:
— За здешним врачом послали?
Кристина пояснила насчет доктора Ааронса.
Доктор Аксбридж одобрительно кивнул.
— Значит, он возьмется за лечение, как только приедет. Я ведь из Иллинойса, и разрешения практиковать в Луизиане у меня нет. — Он наклонился к Альберту Уэллсу. — Ну как, легче?
Старик утвердительно наклонил голову под маской из пластикового мешка.
В коридоре послышались решительные шаги, и на пороге появился Питер Макдермотт. Его высокая фигура заполнила собою весь дверной проем.
— Мне передали вашу просьбу, — сказал он Кристине. И, взглядом указав на кровать, спросил: — Обойдется?
— Надеюсь, хотя мне кажется, что мы в долгу перед мистером Уэллсом.
Поманив Питера, она вышла с ним в коридор и, со слов посыльного, рассказала ему, как старику поменяли номер. Видя, что Питер насупился, она добавила:
— Если он останется в отеле, надо перевести его в другую комнату, и, думается, мы без особых трудностей сумеем вызвать к нему медицинскую сестру.
Питер кивнул. Напротив, в комнате горничных, был внутренний телефон. Питер снял трубку и вызвал портье.
— Я на четырнадцатом этаже, — сказал он ответившему клерку. — Есть здесь свободная комната?
Наступила долгая пауза. Портье, дежуривший этой ночью, был одним из давних служащих отеля, из тех, кого нанимал на работу еще сам Уоррен Трент. Он выполнял свои обязанности, ни с кем не советуясь, и мало кто пытался оспорить его решения. Макдермотту он уже дважды давал понять, что не потерпит помыканий со стороны всяких пришлых, особенно если они моложе его, да к тому же прибыли с Севера.
— Ну, так как же, — снова спросил Питер, — есть свободная комната на этаже или нет?
— Тысяча четыреста десятый свободен, — ответил наконец клерк, старательно подражая выговору плантаторов-южан, — но я уже размещаю в нем только что приехавшего джентльмена. — И добавил: — Вы, видимо, еще не знаете, что отель почти полон.
Номер 1410 Питер отлично знал. Это была большая, просторная комната, окнами выходившая на авеню Сент-Чарльз.
— Если я займу тысячу четыреста десятый, — вполне резонно спросил он, — сможете вы предложить что-либо еще тому джентльмену?
— Нет, мистер Макдермотт. У меня остался лишь небольшой «люкс» на пятом этаже, а этот джентльмен не хочет платить так дорого.
— В таком случае пусть он сегодня переночует в «люксе», а заплатит, как за обычную комнату, — отрезал Питер. — Утром переселите его. А пока я занимаю тысяча четыреста десятый — перевожу туда Уэллса из тысяча четыреста тридцать девятого. Пожалуйста, сейчас же направьте сюда посыльного с ключом.
— Одну минуту, мистер Макдермотт. — Если раньше голос клерка звучал безразлично, то теперь в нем появилась откровенная наглость. — Мистер Трент всегда придерживался той точки зрения, что…
— Сейчас речь идет о моей точке зрения, — оборвал его Питер. — И еще одно: перед уходом с дежурства оставьте записку сменщику и сообщите ему, чтобы утром он представил мне объяснение, почему мистер Уэллс был переведен в тысяча четыреста тридцать девятый номер. Можете, кстати, добавить: пусть поищет причину повесомее.
Он положил трубку и подмигнул Кристине.
— Вы, должно быть, просто лишились рассудка, — сказала герцогиня Кройдонская. — Окончательно и бесповоротно. — Разговор этот происходил в гостиной президентских апартаментов, куда герцогиня вернулась после того, как выпроводила Питера Макдермотта и плотно закрыла за ним дверь.
Герцог заерзал в своем кресле — он всегда чувствовал себя неуютно, когда жена отчитывала его.
— Да, чертовски нескладно получилось, дорогая. Телевизор был включен. Я ничего не слышал. Думал, что этот малый уже убрался, восвояси. — Он сделал большой глоток виски с содовой из стакана, который нетвердо держал в руке, и жалобно добавил: — Кроме того, я дьявольски расстроен всем случившимся.
— Нескладно получилось! Расстроен! — В голосе герцогини зазвучали необычные для нее истерические нотки. — Вы говорите так, будто это какая-то игра. Будто все, что случилось сегодня вечером, не может повлечь за собой краха…
— Я вовсе так не думаю. Знаю, что это очень серьезно. Чертовски серьезно! — съежившись в глубоком кожаном кресле, он казался жалким и маленьким — ни дать ни взять мышонок в котелке набекрень, которого так любят изображать английские карикатуристы.
— Я сделала все возможное, — с укором продолжала герцогиня, — все, на что была способна, чтобы после вашего неслыханного безрассудства создать видимость, будто мы оба преспокойно сидели весь вечер в отеле. Я даже придумала небольшую прогулку перед ужином на случай, если кто-либо заметил, как мы входили в отель. И вдруг вы с совершенно идиотским видом вваливаетесь и во всеуслышанье объявляете, что забыли сигареты в машине.
— Это же слышал всего один человек. Этот управляющий. Он и внимания не обратил.
— Нет, обратил. Я поняла это по выражению его лица. — Герцогиня прилагала немалые усилия, чтобы сохранить самообладание. — Вы хоть немного понимаете, в какую историю вы попали?
— Я уже сказал, что все понимаю. — Герцог допил виски и тупо уставился на пустой стакан. — И мне чертовски стыдно. Но если б вы меня не уговорили… Если б я не был навеселе…
— Вы были просто пьяны! Вы были пьяны, когда я обнаружила вас, и до сих пор не протрезвели.
Герцог потряс головой, словно хотел сбросить одурь.
— Нет, теперь я уже трезв. — Настал его черед ожесточиться. — Вам, конечно, необходимо было меня разыскивать. Сунуть нос, куда не следовало. Вы не могли не вмешаться…
— Не в этом дело. Сейчас важно другое.
Он повторил:
— Это вы уговорили меня…
— Так ведь не было же другого выхода! Не было! А так — хоть какой-то есть шанс…
— Не уверен. Если полиция займется этим делом…
— Сначала нужно, чтобы заподозрили. Вот почему я и подняла весь этот скандал с официантом и гну свою линию. Хоть это и не алиби, но все же… У них уже засело в мозгу, что вечером мы были в отеле… вернее, засело бы, если бы не встряли вы со своими сигаретами. Я просто готова расплакаться.
— Вот это было бы интересно! — воскликнул герцог. — А то ведь я до сих пор считал, что в вас нет ничего от женщины. — Он выпрямился в кресле и сразу как бы сбросил все свое смирение. Словно хамелеон, он иной раз так менялся, что трудно было понять, какой же он в действительности.
Герцогиня вспыхнула — румянец еще сильнее подчеркнул ее безупречную красоту.
— Доказательств, по-моему, не требуется.
— Возможно. — Герцог встал, подошел к небольшому столику в углу комнаты, налил в стакан изрядное количество виски и плеснул немного содовой. — И все же, — не оборачиваясь, добавил он, — должен вам заметить, что именно это лежит в основе всех наших неприятностей.
— Ничего подобного. Все дело в ваших привычках, а не во мне. Это же было сущим безумием — поехать в отвратительный игорный притон, да еще с женщиной…
— Вы ведь уже высказались по этому поводу, — устало отмахнулся герцог. — Исчерпывающе. По дороге в отель. До того, как все случилось.
— Не уверена, что мои слова дошли до вашего сознания.
— Ваши слова, моя дорогая, способны пробить самые тупые мозги. Я всю жизнь пытаюсь сделать так, чтоб они меня не задевали. Но пока безуспешно. — Герцог отхлебнул из стакана. — Почему вы вышли за меня замуж?
— Очевидно, потому, что среди людей, окружавших меня, вы казались мне тем, кто стремится что-то делать. Ведь говорят же, будто аристократия неспособна к действию. А вы производили впечатление человека, опровергавшего это мнение.