Иметь и не иметь

– Вы же хотели все сделать сами, – ответил я. Я был зол как черт.
– Очень они большие, – сказал Джонсон. – Это уже не удовольствие, а мученье.
– Да, – сказал я. – Такая рыба могла бы убить вас.
– Но ведь ловят же их.
– Ловит тот, кто умеет. Но вы не думайте, всякому приходится мучиться.
– Я видел фотографию девушки, которая поймала такую.
– Как же, – сказал я. – Только не живьем. Рыба проглотила наживку, и у нее вырвался желудок, тогда она всплыла на поверхность и издохла. А я говорю про ловлю волоком, когда крючок только зацепляет за губу.
– Ну, – сказал Джонсон, – уж очень они большие. Раз это не весело, зачем это делать?
– Вот именно, мистер Джонсон, – сказал Эдди. – Раз это не весело, зачем это делать? Слушайте, мистер Джонсон, вы попали не в бровь, а прямо в глаз. Раз это не весело – зачем это делать?
Мне все еще мерещилась эта рыба и было здорово досадно из-за снасти, и я их не слушал. Я велел негру повернуть на Морро. Я ничего не говорил им, и они мирно сидели, Эдди на одном стуле, с бутылкой пива в руках, а Джонсон на другом.
– Капитан, – сказал он немного спустя, – не приготовите ли вы мне хайболл? [хайболл – название коктейля]
Я приготовил, не говоря ни слова, а потом налил себе чистого. Я думал о том, как вот этот самый Джонсон третью неделю ездит на рыбную ловлю, подцепил наконец рыбу, за которую настоящий рыбак отдал бы год жизни, упустил ее, упустил мою снасть, разыграл дурака, а теперь сидит как ни в чем не бывало и распивает коктейли с пьянчугой-матросом.
Когда мы причалили и негр остановился в ожидании, я спросил:
– Ну, как завтра?
– Едва ли, – сказал Джонсон. – С меня, пожалуй, такой ловли хватит.
– Хотите сейчас расплатиться с негром?
– Сколько я ему должен?
– Доллар. Можете прибавить на чай, если хотите.
И Джонсон дал негру доллар и две кубинских монетки по двадцать центов.
– Это за что? – спросил меня негр, показывая монеты.
– На чай, – сказал я ему. – Ты больше не нужен. Это он тебе подарил.
– Завтра не приходить?
– Нет.
Негр берет клубок бечевки, которой он привязывал наживку, берет свои темные очки, надевает свою соломенную шляпу и уходит, не прощаясь. Этот негр всегда был невысокого мнения обо всех нас.
– Когда вы думаете рассчитаться, мистер Джонсон? – спросил я его.
– Завтра утром я пойду в банк, – сказал Джонсон. – Мы можем рассчитаться после обеда.
– Вы знаете, сколько всего дней?
– Пятнадцать.
– Нет. С сегодняшним шестнадцать, и по одному дню на переезд, туда и обратно, значит, восемнадцать. Потом еще сегодня удочка, и катушка, и леса.
– Снасть – это уже ваш риск.
– Нет, сэр. Ведь вы ее упустили.
– Я каждый день плачу за прокат. Это ваш риск.
– Нет, сэр, – сказал я. – Если б это рыба сломала удочку и не по вашей вине, тогда другое дело. Но вы сами по своей неловкости упустили всю снасть.
– Рыба вырвала у меня удочку.
– Потому что вы не держали ее в гнезде и завинтили тормоз.
– Вы не имеете права взыскивать за это деньги.
– Если вы наняли автомобиль и разбили его о скалу, по-вашему, вы не должны платить за него?
– Если я сам в нем ехал – нет, – сказал Джонсон.
– Вот это ловко, мистер Джонсон, – сказал Эдди. – Понимаешь, капитан, а? Если б он в нем ехал, он бы убился насмерть. Вот ему и не пришлось бы платить. Ловко придумано.
Я не обратил на пьянчугу никакого внимания.
– Вы мне должны двести девяносто пять долларов за удочку, катушку и лесу, – сказал я Джонсону.
– Нет, это неправильно, – сказал он. – Но если уж вы так считаете, давайте поделим убыток пополам.
– Мне не купить новой снасти меньше чем за триста шестьдесят. Лесу я вам в счет не ставлю. Такая рыба, как эта, могла смотать всю лесу, и вашей вины бы тут не было. Случись здесь кто-нибудь, кроме этого пьянчуги, вам бы подтвердили, что я с вас лишнего не спрашиваю. Конечно, может показаться, будто это деньги немалые, но ведь когда я покупал снасть, это тоже были немалые деньги. На такую рыбу нечего и выходить, если не с самой лучшей снастью, какая только есть в продаже.
– Мистер Джонсон, он говорит, что я пьянчуга. Может, оно и так. Но я должен сказать – он прав. Он прав и рассуждает справедливо, – сказал ему Эдди.
– Не будем спорить, – сказал наконец Джонсон. – Я заплачу, хоть я и не согласен с вами. Значит, восемнадцать дней по тридцать пять долларов и еще двести девяносто пять.
– Сотню вы мне дали, – сказал я ему. – Я дам вам список всех своих покупок и вычту, что там еще осталось из еды. Из того, что вы покупали на дорогу туда и обратно.
– Это справедливо, – сказал Джонсон.
– Слушайте, мистер Джонсон, – сказал Эдди. – Если б вы знали, как тут всегда дерут с иностранцев, вы бы сами сказали, что это больше чем справедливо. Знаете, что я вам скажу? Это просто удивительно. Капитан поступает с вами так, как будто вы его родная мамаша.
– Завтра я схожу в банк и после обеда приду сюда. А с послезавтрашним пароходом я уеду.
– Вы можете вернуться с нами на лодке и сэкономить плату за проезд.
– Нет, – сказал он. – Пароходом я сэкономлю время.
– Ладно, – сказал я. – Может, выпьем?
– Отлично, – сказал Джонсон. – Значит, никто не в обиде?
– Никто, сэр, – ответил я. И вот мы уселись втроем на корме и вместе выпили по хайболлу.
На следующий день я все утро провозился с лодкой, менял масло, приводил в порядок то, другое. В полдень я отправился в город и закусил в китайском ресторанчике, где за сорок центов можно прилично позавтракать, а потом купил кое-какие подарки жене и нашим трем девочкам. Духи там, веера, три высоких испанских гребня. Покончив с этим, я завернул к Доновану, и выпил пива, и поболтал с хозяином, и потом пошел обратно на пристань Сан-Франциско, и по дороге еще два-три раза завернул выпить пива. В баре «Кунард» я угостил пивом Фрэнки и вернулся на лодку в самом лучшем расположении духа. Когда я вернулся на лодку, у меня оставалось ровно сорок центов. Фрэнки тоже пришел со мной, и пока мы сидели и дожидались Джонсона, мы с Фрэнки распили еще по бутылке холодного из ящика со льдом.
Эдди не показывался всю ночь и весь день, но я знал, что рано или поздно он явится, – как только ему перестанут давать в долг. Донован сказал мне, что накануне вечером они с Джонсоном заходили к нему ненадолго, и Эдди угощал в долг. Мы ждали, и я начал удивляться, почему это Джонсон не показывается. Я просил на пристани передать ему, если он придет раньше меня, чтобы он шел к лодке и там дожидался, но оказалось, что он не приходил. Я решил, что он вчера загулял и, должно быть, встал сегодня не раньше двенадцати. Банки открыты до половины четвертого. Мы видели, как ушел рейсовый самолет, и к половине шестого все мое хорошее настроение испарилось, и мне стало здорово не по себе.
В шесть часов я послал Фрэнки в отель узнать, там ли Джонсон. Я все еще думал, может, он загулял или, может, так раскис после вчерашнего, что не в силах встать и выйти из отеля. Я все ждал и ждал, пока уже совсем не стемнело. Но мне было здорово не по себе, потому что он мне остался должен восемьсот двадцать пять долларов.
Фрэнки не было около получаса. Наконец я его увидел, он шел очень быстро и тряс головой.
– Улетел на самолете, – сказал он.
Так. Нечего сказать. Консульство было уже закрыто. У меня оставалось сорок центов, и все равно самолет теперь уже был в Майами. Я не мог даже дать телеграмму. Ай да мистер Джонсон, нечего сказать. Что ж, я сам виноват. Нужно быть умнее.
– Ладно, – сказал я Фрэнки. – Во всяком случае, можно выпить бутылку холодного. Это мистер Джонсон покупал. – В ящике оставалось еще три бутылки «Тропического».
Фрэнки был огорчен не меньше меня. Уж не знаю почему, но так казалось. Он все хлопал меня по спине и тряс головой.
Значит, так. Я нищий. Я потерял пятьсот тридцать долларов фрахта, а снасти мне такой не купить и за триста пятьдесят. Вот порадуются бездельники, которые вечно слоняются вокруг пристани, подумал я.