Последнее сражение. Воспоминания немецкого летчика-истребителя. 1943-1945

Следующий день прошел так же, как предыдущий. Наша собственная активность нулевая, в то время как противник поддерживал свою на высоком уровне. Не только днем, но и ночью. Едва солнце заходило и сумерки превращались в ночь, над дорогами, использовавшимися для движения наших колонн снабжения, начинали покачиваться «рождественские елки» [138].
Теперь появлялись двухмоторные бомбардировщики – старые «Веллингтоны». Они кружились вокруг, готовые сбросить свои бомбы на любую подходящую цель.
Воздух был заполнен их бесконечным гулом. Время от времени шум двигателей слышался поблизости от места нашего постоя. Вилла была хорошо защищена в подковообразной лощине, и опасности почти не было. Мы продолжали спать. В то же время конвои на дорогах замирали. Грузовики скапливались, пережидая разрушительный дождь из бомб, сыплющихся из ночных птиц. Те фактически не сталкивались с огнем зениток, поскольку вспышки могли выдать месторасположение батарей. Пушки молчали, да и в любом случае было бесполезно палить в темноту, учитывая нехватку снарядов и длину дорог, ведущих к фронту. Дни шли, а линия фронта оставалась неизменной. Каждые тридцать минут с неизменной регулярностью группа «Тандерболтов» наносила удар по Априлии и ее окрестностям. Водонапорная башня все еще стояла, и в результате текст информационных сводок был неизменно одним и тем же: «С обеих сторон слабая воздушная активность».
В один из дней, увидев мельком несколько «Мессершмиттов» из своей собственной группы, я вызвал их по радио, радуясь, что могу услышать знакомые голоса. Они кружились наверху. Приклеившись глазами к перископу, я обследовал небо.
– Внимание, внимание. Говорит «Пума-8». Истребительное прикрытие над судами только что рассеялось. «Мустанги». Внимание. «Мустанги». Говорит «Пума-8». «Мустанги» атакуют с южного направления… «Мустанги» атакуют с юга.
Я был взвинчен. Разве парни не видели «Мустанги», пикирующие на них? Я повторил свое предупреждение:
– «Мустанги» атакуют с юга.
Раздался голос самого Старика:
– Сколько их там?
Затем голос Зиги:
– Твое здоровье, Хенн.
– Твое здоровье, Зиги.
«Мессершмитты» выполнили вираж и над самой землей понеслись вдаль.
Какой позор. Я в изумлении сорвал свои наушники.
Шестьдесят против шестнадцати. Они ничего не могли поделать. Они потерпели поражение еще до сражения. Хватило лишь времени, чтобы обменяться несколькими словами со Стариком, а вылет был уже отменен.
Наши истребители-бомбардировщики выполняли ежедневно в среднем по два вылета, если полетные условия были особенно благоприятными. В очень редких случаях они совершали четыре вылета. Моя группа выделяла на их сопровождение четыре или шесть «Мессершмиттов». Вот как это происходило. Быстрое пикирование, маневр уклонения от зенитного огня и полет на максимальной скорости на бреющей высоте. К моменту прибытия «Тандерболтов» и «Лайтнингов» бомбардировщики и истребители были в безопасности. И с тактической и с моральной точки зрения эффект от подобной тактики «бей-и-беги» был незначительным.
Однажды оберст вызвал меня к телефону:
– Хенн, вы должны любой ценой помешать этим самолетам-корректировщикам артиллерийского огня. Они шарят повсюду и руководят огнем своей артиллерии по нашим позициям. Наши потери очень тяжелые, а легкие зенитки не могут достать их на высоте, на которой они летают. По вашей информации мы начнем поднимать пары истребителей и посмотрим, как они преуспеют.
Какая блестящая идея! Вокруг бродили сотни «Тандерболтов» и «Мустангов», а я должен был послать на бреющей высоте пару истребителей против нарушителя, которого прикрывали и истребители, и зенитная артиллерия. Я мог предвидеть результат.
Часом позже я доложил по телефону:
– Сектор «Цезарь – Курфюрст». Самолет-корректировщик.
– Хорошо. Пара в пути, – ответил оберст.
Вскоре я в наушниках смог услышать этих двух парней. Я назвал свой позывной и начал направлять их.
– Говорит «Пума-8». Двигайтесь к Албанским холмам в направлении Веллетри. Снижайтесь. Я вижу вас. Цель будет справа от вас. Сохраняйте курс 270 градусов. Вы видите цель?
– Нет.
Я следил за двумя «Мессершмиттами» в свой перископ, в то время как самолет-корректировщик кружил наверху.
– Десять градусов вправо, курс 280 градусов. Вы видите цель?
– «Виктор». Мы заходим.
Пять минут спустя над моим наблюдательным постом промчался единственный «Мессершмитт».
– Мой приятель сбит легкими зенитками. Я обстрелял янки. Результат не знаю. Возвращаюсь на аэродром.
Самолет-корректировщик исчез, но через четверть часа над тем же самым местом кружился другой самолет, и артиллерийский обстрел, ведшийся из соснового леса около Неттуно, продолжился. Этого было достаточно, чтобы заставить вас рвать на себе волосы. Я позвонил оберсту:
– Самолет-корректировщик, вероятно, сбит, но одно точно – зенитками сбит и один из двух «Мессершмиттов». Место корректировщика занял другой самолет. Вы посылаете новую пару?
– Нет, – проворчал оберст. – Для одного дня достаточно потерь.
Наконец настал большой день, 17 февраля 1944 г. На линии фронта, повсюду вокруг Априлии небольшими группами были сконцентрированы танковые дивизии, ожидавшие сигнал к наступлению. Штаб отдал кодовый сигнал «Виктория». Войска находились в готовности. Приблизительно в четыре часа утра фронт взорвался. Первоначальный фактор внезапности сработал, и в ранних сумерках вперед по дороге к Неттуно перед штурмовыми подразделениями покатились наши «Пантеры». Они продвигались стремительно и достигли окраины соснового леса, где находились позиции большей части артиллерии союзников. Союзники создали мощное заграждение из противотанковых пушек. Наши танки развернулись, вспахивая поля и луга. Активность в воздухе была сравнительно небольшой. Наконец наступающие части оказались в пяти – восьми километрах от Неттуно. Однако наступление постепенно замедлялось. Земля была пропитана водой, и гусеницы танков вязли в грязи. Один за другим наши танки были выведены из строя вражеской артиллерией, и пехота окопалась на своих передовых позициях.
Контрнаступление началось не на земле, а в воздухе. Бомбардировщики атаковали, уничтожая дождем бомб и передовые части, и резервы, огневые позиции и колонны с боеприпасами и снаряжением. Передний край оставался неподвижным, в то время как тыл подвергался ковровым бомбардировкам. Систематически, квадратный метр за квадратным метром, все разносилось на части потоком железа и стали. Резервные танки уничтожались прежде, чем они успевали вступить в бой. Сосновый лес был уничтожен, а линия фронта скрыта облаками пыли. На подступах к Неттуно вражеская артиллерия вела беглый огонь. Окраина леса представляла собой стену огня, и залпы из невидимых пушек неслись с обеих сторон. Наконец на сцене появились истребители-бомбардировщики, в то время как «Крепости» продолжали свои ковровые бомбардировки. Район Априлии был превращен в преддверие ада.
Я бросил докладывать об обстановке. Это было абсолютно бесполезно. Кроме того, штабные офицеры, в своих траншеях выше моего наблюдательного пункта, должны были лишь открыть глаза, чтобы увидеть то, что происходило.
Рейд Неттуно представлял собой гигантский котел. Боевые корабли, стоявшие на якорях поодиночке в нескольких кабельтовых под прикрытием дымовой завесы, вели интенсивный огонь.
Сжавшись в своей траншее вместе с обер-фельдфебелем, я не смог сдержать крик: «Теперь пришла наша очередь понести заслуженное наказание!»
355-мм снаряды сыпались дождем вниз, поднимая гейзеры земли, грязи и столбы дыма повсюду вокруг нас. Мы легли на дно траншеи, прижавшись к одной стенке. В довершение бомбардировщики, которые пока концентрировали свои усилия на Априлии, внезапно взяли курс на наш сектор. Соединение приблизительно из ста «Либерейторов» прилетело к Рока-ди-Папа. На склоне, на полпути между моим наблюдательным пунктом и блиндажами штабных офицеров, имелся склад боеприпасов, скрытый в маленьком лесу. Можно было не сомневаться, что целью новой ковровой бомбардировки был он. С открытыми створками бомболюков бомбардировщики проревели над моей траншеей и сбросили свой груз. Они были менее чем в 500 метрах. Вместо того чтобы поразить склад, бомбы упали на нас.