Орел приземлился

Все, кто был в комнате, последовали его примеру. Штайнер стоял, как бы погрузившись в себя, а затем кивнул:
– Быть по сему. Я правильно расслышал, что кто-то говорил о виски «Белая лошадь»?
Все бросились к бару, а Альтманн заиграл песенку «Мы идем на Англию». Кто-то бросил в него пилотку, а Штайнер сказал:
– Брось играть эту старую ерунду. Давай послушаем то, что стоит слушать.
Дверь отворилась, и вошла Ильзе Нойхофф:
– Можно мне теперь войти?
Вся группа взревела. В мгновение Ильзе подняли и посадили на стойку.
– Песню! – потребовали все хором.
– Ладно, – смеясь, сказала она. – Что вам спеть?
Штайнер успел сказать раньше всех резким, твердым голосом:
– Все пошло вверх тормашками.
Наступила внезапная тишина. Ильзе посмотрела на Штайнера, и лицо ее побледнело.
– Вы уверены?
– Очень подходяще, – сказал он. – Поверьте мне.
Ханс Альтманн заиграл, вложив в первые аккорды всю душу, а Ильзе медленно прошлась взад и вперёд по стойке, уперев руки в боки. Она пела странную меланхоличную песню, известную всем, кто участвовал в Зимней кампании:
– Что мы здесь делаем? Для чего это все? Все пошло вверх тормашками.
На глазах у нее были слезы. Она широко развела руки, как будто хотела всех обнять. И вдруг все запели, медленно, низкими голосами, глядя на нее. Штайнер, Риттер, все, даже Радл.
Девлин растерянно переводил взгляд с одного лица на другое, затем повернулся, открыл дверь и выбежал из бара.
– Я сошел с ума или они? – прошептал он.
* * *
Терраса была затемнена. Радл и Штайнер вышли выкурить сигару после обеда, а больше для того, чтобы оказаться наедине. Сквозь толстые шторы на стеклянных дверях они слышали голос Девлина и веселый смех Ильзе Нойхофф и ее мужа.
– Человек с большим шармом, – сказал Штайнер.
Радл кивнул:
– У него есть и другие качества. Очень многие, подобные ему, много лет назад с благодарностью покинули бы Ирландию. После того как я вас оставил сегодня днем, у вас была взаимообогащающая беседа, как я понимаю.
– Думаю, было бы правильнее сказать, что мы понимаем друг друга, – сказал Штайнер. – Вместе мы очень внимательно посмотрели карту. Огромной помощью будет посылка вперед Девлина, поверьте мне.
– Что еще мне следует знать?
– Да, молодой Вернер Бригель бывал в тех местах.
– Бригель? – спросил Радл. – Кто это?
– Унтер-офицер. Двадцать один год. Три года службы. Родом из местечка на Балтийском море, которое называется Барт. Говорит, что береговая полоса там сильно похожа на Норфолк. Огромные безлюдные песчаные пляжи и масса птиц.
– Птиц? – переспросил Радл.
Штайнер улыбнулся в темноте:
– Я не сказал вам, что птицы – это страсть в жизни молодого Вернера. Однажды под Ленинградом нас от нападения партизан спасла огромная стая скворцов, которую они вспугнули. Мы с Вернером оказались в простреливаемом месте и лежали, уткнувшись лицом в грязь. Полчаса он рассказывал мне во всех подробностях, как скворцы перелетают на зиму в Англию.
– Захватывающе, – с иронией заметил Радл.
– Можете смеяться, но для нас мерзкие тридцать минут прошли довольно быстро. Кстати, именно эта страсть заставила его поехать с отцом в Северный Норфолк в 1937 г. Там, по-видимому, все побережье славится птицами.
– Ну, ладно, – сказал Радл. – Каждый сходит с ума по-своему. А как насчет вопроса, кто говорит по-английски? Вы с этим разобрались?
– Лейтенант Нойманн, унтер-офицер Альтманн и юный Бригель говорят по-английски хорошо, но, конечно, с акцентом. Брандт и Клугл на ломаном языке. Достаточно, чтобы столковаться. Между прочим, подростком Брандт работал матросом на грузовых судах на линии Гамбург – Гулль.
Радл кивнул:
– Могло быть и хуже. Скажите, а Нойхофф вообще не расспрашивал вас?
– Нет, но ясно, что ему очень любопытно. А бедная Ильзе просто вне себя от беспокойства. Мне придется убедить ее не поднимать разговора обо всем этом с Риббентропом в непродуманной попытке спасти меня, сама не зная от чего.
– Хорошо, – сказал Радл. – Вы сидите тихо и ждите. Через неделю – дней десять вы получите приказ о передислокации. Все будет зависеть от того, как скоро я найду подходящую базу в Голландии. Как вы знаете, Девлин, по всей вероятности, отправится примерно через неделю. А теперь, думаю, нам надо вернуться в дом.
Штайнер дотронулся до его руки:
– А мой отец?
Радл сказал:
– Было бы нечестно с моей стороны заставить вас верить, что у меня в этом вопросе есть хоть какое-нибудь влияние. Дело ведет лично Гиммлер. Все, что я могу сделать – а сделаю я это обязательно, – это рассказать ему, как охотно вы идете на эту операцию.
– И вы честно думаете, что этого будет достаточно?
– А вы?
Смех Штайнера был совсем невеселым.
– У него нет такого понятия, как честь.
Замечание это звучало на удивление старомодно, и Радл был заинтригован.
– А у вас? – спросил он. – У вас есть?
– Возможно, и нет. Возможно, это слишком громкое слово, чтобы выразить то, что я имею в виду. Просто – держать данное слово, не бросать друзей в беде. Все это вместе и составляет честь?
– Не знаю, друг мой, – ответил Радл. – Могу с уверенностью сказать только одно – вы слишком хороши для мира рейхсфюрера, поверьте. – Он обнял Штайнера за плечи. – А теперь нам действительно лучше вернуться.
* * *
Ильзе, полковник Нойхофф и Девлин сидели за круглым столиком у камина, и она раскладывала пасьянс.
– Ну-ну, удивите меня, – сказал Девлин.
– Вы хотите сказать, что не верите в бога, мистер Девлин? – спросила Ильзе.
– Такой приличный католик, как я? Гордый продукт всего самого лучшего, что могли вложить иезуиты, фрау Нойхофф? – Он усмехнулся. – Что вы теперь скажете?
– Что вы в высшей степени суеверный человек, мистер Девлин. – Улыбка сползла с ее лица. – Видите ли, – продолжала Ильзе, – у меня очень высокая чувствительность. Карты не важны. Они просто орудие.
– Тогда продолжайте.
– Очень хорошо, ваше будущее на одной карте. Седьмой по счету.
Она быстро отсчитала карты и перевернула седьмую. Это был скелет с косой, и карта лежала вверх ногами.
– Веселенькая карта, верно? – Девлин старался, чтобы его голос звучал беспечно, но это ему явно не удавалось.
– Да, смерть, – сказала она, – но вверх ногами она значит совсем не то, что вы воображаете. – Она полминуты глядела на карту, затем быстро сказала: – Вы проживете долго, мистер Девлин. Вскоре у вас будет длительный период бездействия, даже застоя, а в последние годы жизни – революция, возможно, убийство, – Ильзе спокойно посмотрела на него. – Это вас удовлетворяет?
– Долгая жизнь – да, – весело ответил Девлин. – А насчет остального – рискну.
– Можно и мне принять участие, фрау Нойхофф? – спросил Радл.
– Если хотите.
Она сосчитала карты. На этот раз седьмой была перевернутая звезда. Ильзе долго смотрела на нее:
– У вас плохо со здоровьем, господин полковник.
– Правда, – согласился Радл.
Она подняла голову и просто сказала:
– Думаю, вы знаете, что здесь?
– Спасибо, думаю, знаю. – Радл спокойно улыбнулся.
Возникло небольшое замешательство, как будто внезапно пробежал холодок, и Штайнер сказал:
– Ладно, Ильзе, а мне?
Она было потянулась к картам, чтобы их собрать.
– Нет, не сейчас, Курт, думаю, на один вечер достаточно.
– Чепуха, – сказал он. – Я настаиваю. – Он собрал карты. – Вот, передаю вам колоду левой рукой, правильно?
С явным нежеланием она взяла колоду, посмотрела на Штайнера с немой просьбой, затем начала отсчет. Быстро перевернула седьмую карту, взглянула на нее и положила обратно в колоду.
– Вам и в картах везет, похоже, Курт. Вам выпала сила. Значительное состояние, триумф в жизненных передрягах, неожиданный успех. – Ильзе широко улыбнулась: – А теперь, извините, джентльмены, я пойду займусь кофе, – и вышла из комнаты.