Орел приземлился
– Я уже сказал вам, что не имею ни малейшего представления, – произнес он с еще более загнанным видом.
И тут я кое-что вспомнил.
– Вы ведь были здесь в 1943 году, правда? Вы же тогда получили этот приход. Так написано на доске в церкви.
Он взорвался:
– Говорю вам в последний раз, положите плиту на место!
– Нет, – возразил я, – боюсь, что сделать этого не смогу. Странно, но, казалось, он взял себя в руки.
– Очень хорошо, – спокойно сказал священник. – Тогда вы очень меня обяжете, если немедленно удалитесь.
Похоже было, что спорить не о чем, учитывая его настроение, поэтому я подчинился.
– Хорошо, отец, если вы этого желаете.
Я дошел до дорожки, когда он крикнул мне вслед:
– И не возвращайтесь. Если вы вернетесь, я без малейшего колебания вызову местную полицию.
Я вышел через покойницкую, сел в «пежо» и уехал. Его угрозы не беспокоили меня. Я был слишком взволнован, слишком заинтригован. Все в Стадли Констабл казалось таинственным. Это было одно из мест, которое можно найти только в Норфолке, и больше нигде. Деревня, которую вы вдруг нечаянно находите, а потом так и не можете найти снова. И начинаете сомневаться, а существует ли она вообще.
Нельзя сказать, чтобы деревня была очень большой. Церковь, старый дом священника в саду за забором, пятнадцать или шестнадцать разного рода коттеджей, разбросанных вдоль реки, старая мельница с массивным колесом, деревенский паб «Стадли армс».
Я остановился на обочине дороги у реки, закурил и начал обдумывать все, что произошло. Отец Верекер лжет. Он видел этот камень прежде, знал его роль – в этом я был убежден. Если вдуматься, получается довольно забавная история. Я случайно приезжаю в Стадли Констабл в поисках Чарлза Гаскона. Но вместо его следов обнаруживаю куда более интригующее, настоящую тайну. Как же быть с ней? Вот в чем вопрос.
Решение явилось передо мной почти мгновенно в лице могильщика Лейкера Армсби, который вышел из узкого проулка между двумя коттеджами. Он был все еще залеплен грязью, на плечах все еще висел старый мешок. Армсби перешел дорогу и вошел в «Стадли армс». Я вышел из «пежо» и пошел за ним.
Судя по табличке над входом, паб держал некто Джордж Генри Уайльд. Я открыл дверь и оказался в коридоре с каменным полом и обшитыми панелями стенами. Дверь слева была открыта настежь, и оттуда доносился шум голосов и взрыв смеха.
В большой удобной комнате горел огонь в каминном очаге. Стойки не было, стояли несколько лавок с высокими спинками и два деревянных стола. В комнате находились шестеро или семеро посетителей отнюдь не молодого возраста. Я бы сказал, что их средний возраст был лет шестьдесят – обстоятельство, угнетающе часто встречающееся в наши дни в сельской местности. На вид все они были настоящими крестьянами: обветренные от постоянного пребывания на открытом воздухе лица, твидовые кепки, резиновые сапоги. Трое играли в домино, двое следили за игрой, один старик сидел у огня и тихо, как бы для себя, играл на губной гармошке. При моем появлении они подняли головы и оглядели меня с тем серьезным интересом, который тесно связанные между собой люди всегда проявляют к незнакомцам.
– Добрый день, – сказал я.
Трое посетителей приветливо кивнули мне, хотя у одного из них – огромного типа с черной с проседью бородой – вид был далеко не дружелюбный. Лейкер Армсби сидел за столом отдельно перед кружкой эля, усердно скатывая пальцами самокрутку. Он взял ее в рот, я подошел к нему и предложил огня.
– Привет.
Он безразлично посмотрел на меня, но когда узнал, лицо его прояснилось:
– А, это снова вы. Нашли отца Верекера?
Я кивнул.
– Еще выпьете?
– Не откажусь. – Он осушил свою кружку в два приема. – Пинта темного пойдет очень хорошо, Джорджи!
Я обернулся и увидел стоящего позади меня невысокого плотного мужчину в рубашке, без пиджака, по-видимому хозяина – Джорджа Уайльда. Он, похоже, был одного возраста с остальными и выглядел вполне обычно, если бы не одна особая примета. Когда-то ему выстрелили в лицо в упор. В своей жизни я видел достаточно огнестрельных ранений, чтобы, быть в этом уверенным. Пуля сорвала у него кожу с левой щеки, зацепив, видимо, кость. Ему еще повезло.
Он любезно улыбнулся:
– А вы, сэр?
Я сказал, что выпью большую рюмку водки с тоником, на что все фермеры, или кем они там были, с довольным видом посмотрели на меня. Но меня это не особенно обеспокоило, потому что водка – единственное спиртное, которое я могу пить, получая хоть какое-то удовольствие. Самокрутка Лейкера Армсби довольно быстро выкурилась, и я дал ему сигарету, которую он с готовностью принял. Выпивку принесли, и я пододвинул к нему его эль.
– Как давно вы могильщиком при церкви?
– Сорок один год.
Он осушил свою пинту. Я сказал:
– Выпейте еще одну и расскажите мне о Штайнере.
Губная гармошка резко замолкла, разговор замер. Старый Лейкер Армсби глядел на меня поверх кружки с тем же хитрым выражением лица, что и прежде.
– Штайнер? – спросил он. – Ну, Штайнер был...
Джордж Уайльд прервал его, собирая пустые кружки и вытирая стол тряпкой:
– Все, сэр, время, пожалуйста.
Я посмотрел на часы. Было два тридцать. Я запротестовал:
– У вас неверные часы. До закрытия еще полчаса.
Он взял мою рюмку водки и подал мне.
– Это свободное заведение, сэр, и в маленькой спокойной деревушке, вроде нашей, мы обычно поступаем, как хотим, и никого это не касается. Если я говорю, что закрываюсь в два тридцать, значит, в два тридцать. – Он дружелюбно улыбнулся: – На вашем месте я бы выпил, сэр.
В воздухе повисло такое напряжение, что его, казалось, можно было потрогать рукой. Все смотрели на меня, и лица их были жесткими, без выражения, глаза, как камни, а чернобородый великан придвинулся к концу стола и облокотился на него, грозно уставившись на меня.
– Вы слышали, – сказал он тихо, с угрозой в голосе. – А теперь выпейте, как пай-мальчик, и ступайте домой или где вы там живете.
Я не спорил, потому что атмосфера с каждой минутой накалялась. Не торопясь, я выпил водку с тоником, как будто этим что-то доказывая им или себе, и вышел.
Странно, но я не рассердился. Я был захвачен всем этим невероятным делом и конечно же слишком далеко зашел, чтобы отступить. Мне необходимо было получить ответы на ряд вопросов. И вдруг мне стало ясно, как их получить.
Я сел в машину, переехал через мост, выехал из деревни мимо церкви и дома священника в направлении Блэкни. В нескольких сотнях ярдов от церкви я съехал на колею, оставил там машину и вернулся пешком, захватив с собой маленький фотоаппарат, лежавший в отделении для перчаток.
Я не боялся. В конце концов, со мной уже был случай, ставший потом известным, когда меня выдворила из отеля «Европа» в Белфасте и отвезла в аэропорт вооруженная группа, которая предложила ради моего же здоровья сесть в ближайший самолет и никогда не возвращаться. Но я возвращался, и не раз, и даже написал об этом книгу.
Когда я вернулся на кладбище, камень в честь Штайнера и его людей был точно в том же положении, в котором я его оставил. Я еще раз проверил надпись, чтобы убедиться, что не выставляю себя на посмешище, сделал несколько снимков в разных ракурсах, затем поспешил к церкви и вошел в нее.
В нижней своей части колокольня отделялась занавеской. Я зашел за нее. На перекладине аккуратно висели алые и белые стихари хора мальчиков, там же стоял старый, окованный железом сундук, сверху из темноты спускалось несколько веревок от колоколов, а на стене висела доска, которая сообщала всему миру, что 22 июля 1936 г. был великий колокольный перезвон. Я с интересом отметил, что Лейкер Армсби был отмечен как один из шести звонарей, осуществлявших этот перезвон.
Еще интереснее были отверстия в доске, которые в свое время заделали гипсом и закрасили. Отверстия шли дальше по стене и явно были образованы пулеметной очередью, что казалось уж совсем невероятным.