2/3 успеха
— Покойника?
— Угу. Вроде бы знакомится и разузнает, был ли покойник филателистом, не осталось ли после него марок. Но Збиня только намекнул, прямо ничего не сказал. Вот и нужен алжирский брелок. Мне сдаётся, что с родственниками умерших Зютек может знакомиться вовсе не из-за марок. Может, парень хочет просто подработать, а у тех всегда найдётся работа, всегда из квартир выносят какие-то вещи, так вот, может, для уборки и выноса тяжестей? Ты как думаешь? Потому он и выискивает адреса недавно умерших людей, торопится, чтобы без него не выбросили.
Яночка кивнула, соглашаясь с братом.
— Очень может быть. Или по дешёвке скупает вещи, возможно старые книги. Или макулатуру собирает. Но кажется мне, что только делает вид, будто старьё покупает, а на самом деле его интересуют марки! И все равно дурак, ни о старьё, ни о марках никто не станет с ним говорить, пока не похоронит покойника.
— Я вот ещё о чем подумал, — неуверенно начал Павлик. — Збиня сказал, что Зютек ради марок пойдёт на все, я и подумал, может, он проверяет, вдруг квартира пустая, тогда он… того…
— Думаешь, заберётся и марки свистнет? Сомнительно.
— Очень свободно! Збиня сказал — он бы не удивился.
— А как он может узнать, что квартира стоит пустая?
— Откуда мне знать? Наверное, по-разному. И в дверь звонит, и по телефону, и соседей расспрашивает, и по вечерам смотрит, не горит ли свет в окнах.
— А телефон у него есть?
— У кого?
— У Зютека.
— Нет.
— В таком случае надо узнать, есть ли телефон у Файксата, — сказала догадливая Яночка. — Если есть, тогда ясно, зачем прямо с почты Зютек мчится к нему. Раз у них шайка, он звонит от Файксата.
— Знаешь, очень может быть! Или сам Файксат звонит. Он может звонить и ночью, и на рассвете.
— А при чем тут Бонифаций? — вдруг вспомнила Яночка. — Збиня ничего о нем не говорил?
— Какой ещё Бонифаций?
— Ну как же, ты сам мне говорил — Файксат велел Зютеку не забывать о Бонифации.
— А, вспомнил. Нет, ни о каком Бонифации Збиня не упоминал. Может, Медянко зовут Бонифацием? Надо спросить дедушку.
И мальчик бросился к двери. Сестра удержала его:
— Нет, погоди. Нечего дедушку беспокоить из-за одного Медянки. Кроме Медянки надо иметь за душой ещё кое-что. И действовать дипломатично.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну как ты не понимаешь? Ведь мы столкнулись явно с подозрительной историей, и, если этот самый Медянко тип подозрительный, дедушка нам ничего не скажет. Вспомни все его рассуждения о том, что надо оберегать детские души от морального разложения.
— Ещё бы! — перебил Павлик. — Сколько раз заливал!
— Ну вот, значит, надо найти к дедушке подход, — продолжала рассудительная сестра. — Вот с этим пойдём! — махнула она на чемодан с письмами. — Я кое-какие просмотрела, по-моему, там есть чрезвычайно ценные экземпляры. Вот с ними мы и пойдём к дедушке, а Медянко всплывёт q» l собой, попутно.
Настало время заняться чемоданом вплотную. Павлик извлёк его из-под стола и откинул оторванную фанерную крышку. Чемодан был битком набит письмами в конвертах с марками. На некоторых конвертах остались следы от перевязывавшей их некогда верёвки или ленточки. Видимо, письма были в своё время рассортированы по пачкам и перевязаны и только недавно их все свалили в этот старый чемодан.
Мальчик взял лежащий сверху конверт, внимательно осмотрел его и вскрикнул:
— С ума сойти! Гляди!
— А что я тебе говорю? — отозвалась сестра. — На это письмо я с самого начала наткнулась. Дедушка наверняка скажет — «чрезвычайно ценный экземпляр». И в хорошем состоянии. Вот только не знаю, как лучше поступить, — оставить его на конверте или вырезать с кусочком конверта. Ведь я же обещала той женщине письма сжечь.
— Письма, но не конверты! — возразил брат.
— О конвертах я не спросила.
— Вот и хорошо! Надо же, первый раз вижу эти марки не в кляссере, а на обычном письме. Я побежал за каталогом.
Осторожно положив конверт на стол, мальчик выбежал из комнаты, а Яночка взяла конверт и принялась любоваться марками. Их было три, портреты Траугутта, Костюшко и Домбровского, первая послевоенная серия, первая серия Народной Польши. Кроме того, на конверте стоял штамп «Заказное письмо» и штемпель с датой. Письмо было отправлено 9 ноября 1944 года из Люблина в Красник. Эти марки были им с Павликом хорошо знакомы, они неоднократно рассматривали их в каталоге. Есть эти марки и в дедушкиной коллекции, но о том, чтобы обнаружить их на обычном конверте, нельзя было и мечтать. Сокровище невероятное!
— Дедушка сказал, что в сорок четвёртом году заказное письмо стоило злотый пятьдесят грошей, — сообщил вернувшийся с каталогом Павлик. — А этот налепил на злотый семьдесят. Богач какой-то!
— Надеюсь, у тебя хватило ума не сказать дедушке, что мы нашли чемодан с марками? — насторожилась Яночка. — Ведь мы же договорились, скажем потом, когда разберём, и вместе с Медянко.
— За кого ты меня принимаешь? — обиделся брат. — О чемодане я ему ничего не сказал, просто из любознательности поинтересовался, сколько стоило отправить заказное письмо в сорок четвёртом году. А ты сразу… Гляди, а это! Спятить можно, выбросить такое богатство! Ты говорила, та баба собиралась выбросить письма в мусорный бак?
— Хуже, она собиралась сначала их сжечь! — с возмущением отозвалась сестра. — Хорошо, печки у неё под рукой не оказалось.
— Ненормальная! Ну так что, вырезаем?
— Простые вырезаем, а если интересные надпечатки и штемпели, оставляем вместе с конвертами.
И дети принялись за работу. Сидя на полу в комнате Павлика, они методично просматривали конверт за конвертом, опорожняя чемодан. Чемодан сразу же по прибытии был отнесён в комнату Павлика, а не Яночкину. Сделано это было с умыслом. Дело в том, что в комнате девочки поддерживался относительный порядок, у мальчишки же царил полный хаос. Пани Кристина пыталась было наводить в ней порядок, но когда оказывалось, что выброшенный ею хлам как раз и представлял самую большую ценность для сына, мама оставила попытки прибраться в комнате Павлика и махнула на неё рукой. Поскольку выбрасывать что-либо ей было категорически запрещено, значит, поддерживать чистоту было невозможно, и пани Кристина просто избегала заглядывать в комнату сына, чтобы лишний раз не расстраиваться. Тут старый чемодан оказался как бы в своей стихии, а в комнате Яночки он бы непременно бросался в глаза.
Самые интересные марки попались на самых первых конвертах. Больше таких ценных экземпляров не попадалось, но и не очень ценные представляли немалый интерес для коллекционеров. Правда, большинство марок были стандартными, напечатанными массовыми тиражами. Конверты с ними сваливали в большую кучу. Попалось несколько иностранных марок, их сложили отдельно, чтобы проверить потом — не хотелось снова бежать к дедушке за помощью.
— Если я сейчас потребую у него все каталоги, он сразу догадается, что у нас что-то есть, — вслух рассуждал Павлик, — и наш номер с Медянко не пройдёт.
На самом дне обнаружился небольшой кляссер, битком набитый марками. На первый взгляд, они не представляли особой ценности. Это были в основном иностранные марки, небрежно засунутые в прозрачные карманчики кляссера, иногда по несколько штук сразу. Большинство из них были американские, австрийские, французские, некоторые из экзотических стран. Все гашёные, отклеенные от конвертов. С ними надо разбираться отдельно, с лупой. Этими марками решили заняться позже.
— Я ещё могу понять, когда выбрасывают ненужные письма, — рассуждал оскорблённый в лучших своих чувствах Павлик. — Но выбросить на помойку кляссер! Это уже никак в голове не укладывается.
— Может, кляссера она не видела, — пыталась оправдать незнакомую женщину Яночка. — Или вообще не слышала о них. Жаль, мы не знаем, где она живёт, может, у неё ещё есть письма?
— А разве не у той помойки? — удивился Павлик.
— Нет, в доме недалеко от помойки жила её покойная тётя, — пояснила Яночка, — а сама она живёт где-то далеко. Она ещё жаловалась.