Пафнутий

– А бобры в три счета разгрызут его на мелкие кусочки! – добавил Ремигий.
– Лесничего разгрызут?! – ужаснулась Клементина. – Такого хорошего человека? Да знаете ли вы, что он всю зиму кормил нас! Я сама из рук у него ела!
– Да не лесничего! – взорвался Ремигий. – Вот глупая баба!
– Сами же сказали – не можете с ним справиться, – обиделась Клементина.
– Справиться мы не можем со стволом. А из-за него лесничий болен, – пояснил Пафнутий. – Да ты сама посмотри.
Клементина смело подошла к неподвижно лежащему лесничему и тоже тщательно обнюхала его.
– О, он очень тяжело болен! – открыла она Америку.
– А то мы не знаем! – опять вспыхнул Ремигий, которого выводила из себя не только несообразительная косуля, но и очень раздражал мокрый хвост, краса и гордость всякого уважающего себя лиса. – Вот и надо поскорее освободить его от этого проклятого ствола. А мы пробовали и убедились – сами его не можем убрать. Бобры же в три счета разгрызут это свинство на кусочки. Мы собирались послать за ними твоего Кикуся, но лучше, если отправится не постреленок, а взрослая, солидная особа. Кикуся они могут просто не послушать.
– Ну, знаете! – обиделся Кикусь, считавший себя героем.
Пафнутий попытался загладить бестактность лиса.
– Не обижайся, твоя мама справится с этим лучше. К тому же она будет очень волноваться за тебя. Клементина, неужели ты хочешь, чтобы лесничий умер от голода и болезней?
– Ты забыл – и от холода! – дополнила куница сверху.
– От холода? – удивился медведь, которому в его теплой шубе никогда не было холодно.
– Ну да, от холода! – подтвердила куница. – Я видела, он весь просто дрожит от холода!
– Не может быть! – не поверил Пафнутий.
Тут Ремигий даже подпрыгнул от раздражения.
– Ну конечно же, от холода! Не будь у тебя такой шубы, знал бы, что такое холод! Люди холод очень плохо переносят, им ничего не стоит умереть от холода, уж это мне доподлинно известно. Клементина, чего ты еще ждешь?
Клементина отбросила все сомнения. Лесничего она очень любила, прекрасно понимала, что всю долгую зиму они горя не знали только благодаря его заботе. Сколько раз видела, как он разносит по лесу специально запасенное для них сено. Поэтому без возражений повернулась и умчалась в лес, молнией мелькнув среди деревьев.
А Пафнутию нужно было осознать неожиданную для него новость.
– Так ты сказал – может умереть от холода? – все еще недоверчиво допытывался он у Ремигия. – И шубы у него нет?
– Нет, нет! Сам посмотри! – выходил из себя Ремигий.
Будучи медведем обстоятельным, Пафнутий подошел к человеку и посмотрел. А потом, ни слова не говоря, неуклюже перелез через свалившийся ствол дерева и лег рядом с лесничим, тесно прижавшись к нему. Густой медвежий мех окутал человека, неся живительное тепло.
Куница со своей высокой ветки видела это и не удержалась от очередного критического замечания:
– Неплохо, неплохо, но ты, Пафнутий, согреешь только одну сторону человека. Не хватает еще одного медведя, лег бы с другой стороны. Вот только в нашем лесу больше медведей нет.
– Тут бы и волки подошли, – тихонько пробурчал Пафнутий, боясь побеспокоить больного лесничего.
Все еще переживающий незаслуженную обиду Кикусь ощутил прилив мужества и, обиженно фыркнув напоследок, молча кинулся в лесную чащу. Пусть поймут, наконец, кто в лесу настоящий герой!
Куница на дереве продолжала вскрывать недостатки в спасательной работе и выискивать все новые трудности. Такая уж у нее была критическая натура. Войдя во вкус, она даже принялась предсказывать будущее. Разумеется, в черных красках.
– Не знаю, сколько он выдержит без пищи, – зловеще изрекла она. – Не знаю, доживет ли до утра.
– Да замолчи ты! – прикрикнул на вещунью лис. – И без тебя тошно.
Куница не унималась:
– Волки еще, может, к вечеру и прибегут. Волки быстро бегают. А вот бобры когда еще прибудут! Эти недотепы ведь и ходить-то толком не умеют…
– Вот сейчас стяну тебя за хвост и задам трепку, чтобы зря не болтала! – прикрикнул на куницу Ремигий. – Бобры умнее тебя, сообразят, что быстрее всего добраться до нас водным путем. Вот и доберутся по речке до озера, а оттуда не так уж и далеко.
– И все равно будут не раньше утра, не раньше утра! – стояла на своем куница. – А ты уверен, что лесничий продержится до утра?
– Не уверен, – вынужден был признаться Ремигий. – В таком случае надо бы его покормить. Вот ты этим и займись вместо того, чтобы всем настроение портить.
– Мне заняться? – удивилась куница. – Это твое дело.
– Разумеется, как что конкретное – так к Ремигию бегут. А твое дело только критиковать.
– Да ведь никто лучше тебя: не знает, чем кормить человека, – возразила куница. – Даже для себя добываешь у них пропитание.
Тут уж Ремигию пришлось признать, что куница права. Вслух он, конечно, не сознался в этом, но будучи зверем умным, не мог не согласиться с куницей – уж он-то хорошо знал, что едят люди. Нет в лесу другого зверя, который так, как он, хорошо знал привычки и повадки людей. Вот и сейчас мог бы, к примеру, сбегать и украсть из курятника яйцо. Очень подходящая пища для больного лесничего!
Не пускаясь в дискуссию с куницей, Ремигий махнул мокрым хвостом и скрылся в лесной чаще, как это только что сделали Клементина и ее сын Кикусь.
Из всех грозящих лесничему опасностей для кабанов самой понятной была голодная смерть. Они сами придавали очень большое значение проблеме питания, нередко на себе испытывали последствия голода, и поэтому их очень встревожило зловещее предсказание куницы.
– В эту пору пищи в лесу уже достаточно, – пробормотал Евдоким и спросил оказавшегося рядом Барнабу: – Как думаешь, ему бы понравилась жирная дохлая мышь?
– Спрашиваешь! А у меня тут припасен потрясающий побег тростника, – молвил ему в ответ Барнаба. – Сочный, мягонький, прямо из болота!
– Можно ему принести рыбу, – негромко отозвался Пафнутий. – Если кто-нибудь из вас сбегает на озеро к Марианне… – И все вопросительно посмотрели на куницу. Ведь это она предрекала лесничему голодную смерть.
Куница растерялась. Если честно – она понятия не имела о том, что едят люди. Как и о том, сколько лесничий сможет прожить без пищи. А свои катастрофические прогнозы высказывала просто из любви нагнетать страх и сеять панику. А звери приняли за чистую монету ее замечание и вот теперь хотели знать ее мнение. Не ответить им – значит, уронить свой авторитет, а такого куница никак не могла допустить.
И она нашла выход.
– Лучше всего принести ему все это, а он уж сам выберет, что ему по вкусу.
Вот что ответила куница, и все с ней согласились. Но прежде чем звери бросились за пищей для лесничего, из дупла на том дереве, где сидела куница, послышался голосок белки:
– Я точно знаю, что люди любят орехи. У меня немного осталось, и я могла бы спуститься и дать ему орешек, тем более что лис убежал. Но тебя, куница, я тоже боюсь. И если пообещаешь…
– Напрасно боишься, – ответила куница. – разумеется, я тебя не трону, при всех обещаю. Ситуация создалась критическая, так что спокойно спускайся со своим орехом и покорми лесничего.
Робкая белочка, держа в лапках орех, высунулась из дупла, но все еще боялась спуститься. Ничего удивительного – ведь она привыкла к тому, что куница была ее очень опасным врагом.
Тут опять послышался негромкий голос Пафнутия:
– И пусть кто-нибудь немедленно сбегает к Марианне за рыбой.
Куница вспомнила, что обещала Марианне вскоре появиться со свежими новостями, да за всеми хлопотами о лесничем забыла об обещании. Самое время его исполнить, а заодно выполнить и просьбу Пафнутия.
– Я сбегаю, – вызвалась куница и, подняв голову к белкиному дуплу, сказала: – Не бойся, вылезай смело, я убегаю. Но скоро вернусь!
И в мгновение ока куница исчезла с ветки. Звери даже не заметили, куда же она подевалась.