Сокровища
И взяв из ослабевших рук отца большой серый конверт, мальчик аккуратно вложил в него вынутую отцом бумагу, продемонстрировал родителю остальные, ещё раз повторил, в каком порядке с ними знакомиться, и передал конверт матери, которая немедля затолкала его в боковой карман большой дорожной сумки отца. Пан Роман, неспособный уже ни на какие протесты, лишь молча смотрел, как конверт скрылся в кармане.
— Мама, с чего ты вдруг вспомнила про сыромятные бараньи шкуры? — удивлённо поинтересовалась тётя Моника.
Бабушка с достоинством пояснила:
— Алжир, моё дитя, это страна овец. А на свежесодранных бараньих шкурах любят сидеть микробы желтухи. Я специально узнавала.
Последней из посетителей была пани Кавалькевич. Она пришла уже после ужина с тормозными колодками для передачи мужу. Пани Кавалькевич оказалась большой, толстой, энергичной женщиной, жизнерадостной и исполненной оптимизма.
— Да что вы так переживаете? — удивилась она при виде чуть живого пана Романа. — Уж такие дубины справлялись, так что выкиньте из головы.
А когда пан Роман заикаясь начал излагать ей свои сомнения и опасения, пани Кавалькевич лишь пренебрежительно махнула рукой и добродушно заявила:
— Дорогой мой, Алжир — это страна для мужчин! Мужик там всего добьётся, он может делать что пожелает, ходить куда пожелает. А вот для бабы там хода нет! Вот если бы вы были женщиной, тогда могли бы переживать, а так? И вы ещё жалуетесь?!
Несколько успокоенный тем, что он все-таки не женщина, пан Роман на следующее утро — туманное и зябкое — отбыл в свой первый заграничный вояж. Для Яночки с Павликом потянулись дни нетерпеливого ожидания…
— Ну и ну! — выкрикивал Павлик, пытаясь скрыть невольное восхищение прозорливостью сестры. — Надо же, как ты угадала!
Яночка не сочла нужным обсуждать эту тему, лишь коротенькой минутой молчания почтив свои заслуги, которые во всем блеске выявились уже во время чтения первого письма отца, присланного из загранкомандировки.
Письмо пришло через две недели после отъезда отца, было довольно толстым и заканчивалось строками, исполненными глубочайшего драматизма. Письмо зачитывалось вслух пани Кристиной, а собравшаяся в полном составе родня слушала затаив дыхание.
Вот заключительные драматические строки:
«Так случилось, что с собственными документами — автобиографией и описанием трудовой деятельности я ознакомился только здесь, на месте, и уже после собеседования с шефом. Чудо, просто чудо! Прочти их раньше, я бы повернул назад и бежал, куда глаза глядят, невзирая на последствия! Ноги бы моей не было в Африке! Представляете, оказывается, меня приняли на эту работу исключительно в силу моих заслуг и опыта, приобретённого на ответственной работе в Дании и Англии!!!» Прервав чтение, мама с ужасом взглянула на своих предприимчивых детей.
— Вы что написали в отцовских характеристиках? — строго спросила она. Дочь хладнокровно ответила:
— Видишь же, именно то, что надо.
Павлик пришёл на выручку сестре.
— Не отвлекайся, читай дальше, не обращай внимания на мелочи!
Родные дружным хором поддержали мальчика. Всех интересовало как там, в Африке, и никому не интересны были какие-то документы. Пани Кристина принялась с выражением читать:
— «С парома мне удалось съехать одному из первых, помог земляк, уже в десятый раз возвращающийся в Алжир. Благодаря этому ещё засветло я мог отправиться в путь. У трапа меня встретил представитель Полсервиса, вручил деньги и помог проехать через город, одному мне бы не выбраться. С парома Алжир показался мне страшно живописным, но когда я в него въехал на своей машине, мне стало не до живописности, так что на этот счёт ничего сказать не могу. Города я просто не видел, глядел под колёса, судорожно вцепившись в баранку. Думал, легче будет, когда выеду из города, но тут начался подъем в гору, и я сразу понял, почему мне советовали ехать только в светлое время дня. Впрочем, это трудно описать, сами увидите, когда приедете…» — Ну знаете! — возмутился Рафал, в волнении слушавший описание экзотических стран. А его мать, тётя Моника, добавила:
— Если все письмо будет таким, мы все потребуем, чтобы Роман прислал нам приглашение, чтобы самим увидеть!
Пани Кристина продолжила чтение:
— «Уже смеркалось, когда я подъезжал к Тиарету, и при въезде в городок опять встретил земляков, которые и помогли мне разыскать мой домик. Оказывается, это прелестный четырехкомнатный домик рядом с домом пана Кавалькевича, который поджидал меня с ключами. Первым делом он проводил меня к источнику, из которого все берут питьевую воду. Та, что течёт из крана, для питья непригодна. Очень трудно тут жить без знания языка, что-то мой французский не очень понимают, но сегодня первый раз мне удалось купить бутылку вина без тыканья в неё пальцем, так что кое-какие успехи в языке налицо. Но лучше пока тыкать. Вместе с вином я просил запаковать мне десяток яиц, а продавцы только покатывались со смеху. Потом оказалось, я требовал десяток глаз…» Семейство потребовало пояснений, и пани Кристине пришлось прервать чтение для выяснения лингвистического недоразумения. Когда все поняли разницу между «les yeux» и «les oeils», она стала читать дальше.
Дальше описывались бюрократические мытарства пана Романа, бесчисленные хождения по учреждениям для оформления необходимых документов, общая безалаберность арабов, их вечное безмятежное «букра» (завтра). Оказывается, не все арабские чиновники владеют французским, так что дело тормозило также отсутствие переводчика с арабского, которого (переводчика) тут буквально разрывают на части.
И вообще, о местных чиновниках у пана Романа выработалось не наилучшее мнение. Похоже, это были люди безответственные и крайне необязательные. Так, например, посёлок для иностранных специалистов, где проживали и поляки, должен быть окружён изгородью со всех сторон и эту изгородь обязались поставить общими силами комбинат и городской муниципалитет. Комбинат свою половину работ честно выполнил, городские же власти и пальцем не пошевелили, и теперь каждый домик в посёлке окружён загородкой только с двух сторон. «Странные люди, эти арабы. Не проще ли было окружить с двух сторон весь посёлок?» — удивлялся пан Роман.
Тут внезапно письмо прерывалось. Конец пан Роман дописывал часа через два, причём почерк у него как-то изменился.
«Только что было землетрясение. Ничего особенного не произошло, ничего не случилось страшного, с нами все в порядке, но мне пришлось принять меры по поднятию духа. Сейчас начнут действовать, поэтому об остальном напишу в следующем письме, недели через две».
— Езус-Мария! — страшным голосом воскликнула бабушка.
— Землетрясение! — в восторге воскликнул Павлик. — А что начнёт действовать? Какие меры?
— Да хлебнул малость для храбрости! — небрежно бросила тётя Моника. Спохватившись, что высказалась непедагогично, поправилась: — Принял успокаивающее средство. Мама, ну что ты паникуешь? Видишь же, что письмо дописано уже ПОСЛЕ землетрясения! Через две недели получим следующее письмо.
Оставшись одни, брат с сестрой стали обмениваться впечатлениями.
— И в самом деле, нужно было скрывать от отца бумаги, — признал Павлик. — Представляю, каких дров бы наломал отец, узнай о них раньше времени! Вся наша работа пошла бы коту под хвост.
— Если ты думаешь, что теперь нет работы, то глубоко ошибаешься, — заметила сестра. — Нам нельзя расслабляться.
Павлик сразу приуныл.
— Опять вкалывать? А что теперь мы должны делать?
— Для начала узнать, как перевозят собак на самолётах. И вообще готовиться к поездке в Алжир.
Перевозка собак оказалась очень сложным делом. Хотя Хабр был привит и все справки имелись, хотя ни одна страна в мире ничего не имела против того, чтобы он туда прилетел, тем не менее возникли непреодолимые сложности. И вызваны они были совершенно идиотскими правилами Польской авиакомпании ЛЁТ. Дело в том, что, согласно этим правилам, собаки должны перевозиться непременно в клетках! И эти клетки помещают в особом отсеке, отдельно от пассажиров.