Сокровища
— Чудесненько! И это будет похлеще, чем ихнее Пернамбуко. О, погоди! Ведь отец ездил в Данию!
— Ездил! — подтвердил мальчик. — И даже два раза! Когда это было? Дай подумать… Три года назад во второй раз поехал, значит, первый раз ещё раньше. Что он там делал, не помнишь?
— Ездил на какой-то съезд. Или симпозиум? Не помню. Я считаю, ни съезд, ни симпозиум нельзя считать работой. Давай из этих двух поездок сделаем одну, зато подлиннее, и… это должна быть трудовая деятельность. Опять инспекция?
— Нет, хватит проверок, — решил мальчик. — Пусть в Дании отец занимается сотрудничеством.
— А каким сотрудничеством?
— Пока не знаю, послушаем, что отец расскажет Рафалу, и потом решим, в какой области он сотрудничал с датчанами. И мне кажется, командировку в Данию надо вставить в середину его теперешней работы, очень хорошее впечатление на арабского работодателя произведёт.
— Ну, тогда пока все, остальное заполним после рассказа отца о его трудовой деятельности. Ага, вот ещё что, надо написать, знает ли отец французский.
— Ни словечка не знает, это я тебе скажу сразу. Немного знает английский и немецкий, а французский — ни в зуб ногой.
— Не страшно. Я считаю, раз он едет в страну, где официальный язык в учреждениях французский, значит, хоть сколько-нибудь должен знать. Понятно, мы не можем написать — «Свободно владеет». Надо что-то другое…
— «Читает и переводит со словарём», — предложил Павлик. — Если немного поучится, сможет. А этого для работодателя достаточно.
— Ну и прекрасно! Значит, нам остались только даты, остальное зависит от Рафала.
В этот вечер Рафал напросился на ужин, что никого не удивило. Дело в том, что пани Кристина, желая испытать новоприобретённый кухонный комбайн, приготовила на вечер бисквит с кремом.
Умяв две порции бисквита к большому удовольствию хозяйки, племянник наконец взялся за дело.
— Скажи-ка, дядя, что ты делал после окончания вуза? — обратился он к пану Роману.
— Женился! — буркнул пан Роман.
— Нет, я имею в виду твою работу, — уточнил племянник. — И не думай, что только тебя мурыжу, в Анджея я тоже вцепился. Ведь на будущий год я кончаю лицей, и надо решать, где учиться дальше. Он мне про свою механику все рассказал, теперь ты расскажи о строительном деле. Что ты делал сразу после окончания? С чего начинал?
— С чего же я начинал? — задумался пан Роман. — Понятия не имею, как-то забылось… А нет, вспомнил! Для начала я делал расчёты фундаментов под новые машины, только что к нам поступившие. И жутко боялся рассчитать что-нибудь не так. Мой начальник как раз угодил в больницу, я остался один, не с кем было посоветоваться. Цеха ещё не построили для новых машин, и руководство комбината решило действовать по науке, строить цех по всем правилам. Ну и заложили сначала расчётный фундамент, а потом возвели цех…
Отодвинувшись со своей табуреткой от кухонного стола, Яночка незаметно опустила руки на колени и нагнулась. Павлик, сидящий рядом, напротив, навалился на стол, загораживая сестру, чтобы никто не заметил её блокнота и карандаша.
— А они большие были? — задал он наивный вопрос.
— Что? — не понял отец.
— Ну те твои фундаменты под машины. И цех.
— Фундаменты наверняка очень прочные, рассчитанные на вибрацию. Что же касается цеха — большой был, насколько помню, его кубатура составляла четырнадцать тысяч кубических метров.
— Не мешай! — одёрнул брата Рафал и сам задал дяде вопрос: — Ну и как ты со всем этим справился?
Понемногу пан Хабрович разговорился и с удовольствием предался воспоминаниям, выдвигая на первый план смешные стороны начала своей трудовой деятельности. Рафала же интересовали, оказывается, в первую очередь технические детали. Павлик упорно расспрашивал о размерах всех строительных конструкций, упоминаемых отцом. Яночка тщательно все записывала.
Поздно вечером, оставшись одни, брат с сестрой подвели итоги сделанного. Урожай технических деталей оказался на редкость богатым. Правда, пан Роман не всегда точно помнил, с какими конструкциями имел дело в том или ином году, годы решительно спутались в его памяти, но, поразмыслив, Яночка с Павликом сочли необязательной точную привязку к датам. И без того работа над документом заняла у них целых три дня. Ничего удивительного — описание трудовой деятельности отца пестрело множеством цифр.
Так и сяк мусолили фразу о загранкомандировке в Англию. Окончательный вариант их удовлетворил: «Загранкомандировка в Великобританию на предмет ревизии конкурсной документации промышленного объекта кубатурой в 116 тыс. м3». Эти 116 тысяч кубических метров они взяли с потолка, точно так же поступили и с вопросом о совместном строительстве некоего мифического объекта в Дании.
Наконец документ сотворили.
— А теперь все это требуется перепечатать на машинке и заверить печатями и подписями в отцовском отделе кадров,говорил чрезвычайно довольный Павлик.Ты перепишешь на машинке тёти Моники, когда она на работе, а я возьму на себя кадры. А потом надо будет отдать документы на перевод присяжному переводчику.
— Я узнавала, есть такой на улице Венской, — сказала Яночка. — Я по телефонной книге нашла. Ох, боюсь, он очень дорого берет за перевод. Где раздобыть деньги?
Мальчик пал духом.
— И в самом деле! К тому же все документы должны быть в трех экземплярах.
— Зачем им в трех?
— Понятия не имею, но двоюродный брат Эдика предупредил. Где же нам деньги раздобыть?
— Давай сначала узнаем, сколько это будет стоить, а потом начнём ломать голову. Ты пойдёшь узнавать или я?
— Зачем ходить? Спрошу у двоюродного брата.
Кадры прошли безболезненно, хватило одного посещения, правда, пришлось делать вид, что пришли с отцом и он только на минутку отлучился. А вот с присяжным переводчиком дело оказалось хуже. Настолько худо, что вся операция повисла на волоске. Оказывается, этот живодёр требует за перевод 5800 злотых! Астрономическая сумма во много раз превышала кредитоспособность брата и сестры. За год, возможно, они бы и собрали такую прорву денег, за короткое же время — исключено.
— Я скопила шестьсот злотых, — грустно говорила Яночка. — Эх, жаль много мы потратили на макулатуру.
— А у меня всего четыреста, — так же грустно вторил ей брат. — Значит, всего тысяча, не хватает ещё четырех тысяч восьмисот. Откуда их взять?
— Можно было бы попросить у родных, но ведь обязательно станут допытываться, зачем нам, — рассуждала девочка. — Нет, мы никому не должны говорить о нашей задумке.
Павлик выдвинул предложение:
— Сейчас вон какие хвосты стоят за всяким дефицитом. Мне дружки говорили, можно неплохо заработать, если для кого-нибудь постоять в очереди. Как ты думаешь, тысячу дадут?
— Смотря за чем хвост, можно сразу и пять тысяч заработать. Но это опасно, — сказала осторожная сестра. — Тебя как несовершеннолетнего может задержать милиция, и отцу сообщат на работу. Нет, не подходит.
— А ведь ещё и за фотографии придётся платить, — вспомнил Павлик.
Целых полдня пребывали брат с сестрой в тоске и печали. Так хорошо продуманная операция срывалась из-за финансовых трудностей. Уж чего только они не придумывали! Продать что-то из собственной одежды? Тоже надо подключать взрослых. Выиграть в лотерею? Сомнительно. Где-то подработать физическим трудом? Ничего подходящего не маячило на горизонте. Не красть же в самом деле!
Был уже поздний вечер, когда Павлика осенило.
— Придумал! — крикнул он. — Займём!
— У кого ты столько займёшь? — скептически поинтересовалась сестра.
— У всех! У всего класса! И ты тоже. У нас в классе тридцать лбов, пусть хотя бы по пятьдесят злотых с носа… получается полторы тысячи злотых. У тебя…
— У нас в классе сорок два ученика.
— Пусть сорок, по пятьдесят злотых с каждого — две тысячи. Потом мы постепенно им отдадим.
— Ещё не хватает тысячи трехсот злотых.
— Соберём пустые бутылки со всего дома, сдадим — вот тебе ещё триста злотых. А тысячу я одолжу у одного такого из нашего класса. Отец всегда даёт ему денег, сколько бы тот ни попросил, тысяча злотых для него пустяк.