Джек Ричер, или 61 час

Она была сделана из прочного куска дерева и выкрашена такой же красной краской, как и стены, и открылась в тот момент, когда Петерсон и Ричер подошли к ней. На пороге стояла женщина, окутанная теплым воздухом и залитая мягким светом, льющимся у нее из-за спины. Примерно ровесница Петерсона, выше среднего роста, стройная, со светлыми волосами, убранными в конский хвост, в черных брюках и шерстяном вязаном свитере со сложным рисунком.
Видимо, жена Петерсона, решил Ричер.
Все трое замерли на пороге в безмолвной пантомиме вежливости. Петерсону не терпелось поскорее убраться с холода, его жена старалась не выстудить дом, а Ричеру не хотелось врываться внутрь без приглашения. Секунду поколебавшись, женщина открыла дверь пошире, Петерсон подтолкнул Ричера вперед, и тот вошел в прихожую с гладко отполированным дощатым полом, низким потолком и оклеенными обоями стенами. Слева находилась гостиная, справа – столовая. Прямо впереди, в задней части дома, располагалась кухня. Где-то на полную мощь работал обогреватель, Ричер чувствовал запах разогретого металла с легкой примесью дыма.
Петерсон представил их друг другу, при этом он говорил очень тихо, и Ричер сделал вывод, что где-то наверху спят дети. Жену Петерсона звали Ким, и оказалось, что ей все известно про несчастный случай с автобусом и необходимость разместить пострадавших в аварии пассажиров. Она извиняющимся голосом сказала, что приготовила Ричеру постель в рабочем кабинете, словно имела в виду, что настоящая спальня была бы намного лучше.
– Я мог бы лечь и на полу, мэм, – ответил Ричер. – И прошу меня простить за доставленные неудобства.
– Никаких проблем, – заверила его она.
– Я рассчитываю завтра утром уехать из города.
– Не думаю, что у вас получится. Ночью ожидается сильный снегопад.
– Ну, тогда днем.
– Боюсь, автострада будет закрыта. Ведь так, Эндрю?
– Скорее всего, – подтвердил Петерсон.
– Вы можете оставаться у нас, сколько потребуется, – добавила его жена.
– Это очень любезно с вашей стороны, мэм, – сказал Ричер. – Спасибо.
– Вы оставили вещи в машине?
– У него нет вещей, – пояснил Петерсон. – Он утверждает, что они ему не нужны.
Ким никак не отреагировала на его слова, но на ее лице появилось озадаченное выражение, как будто она столкнулась с проблемой переработки полученной информации. Затем она посмотрела на куртку, рубашку и штаны Ричера.
– Утром я схожу в магазин, – доложил Джек. – Я так всегда делаю. Покупаю новые вещи каждые несколько дней.
– Вместо того чтобы стирать?
– Да.
– Почему?
– Потому что это логично.
– Вам потребуется теплая куртка.
– Судя по всему.
– Не нужно покупать. Слишком дорого, учитывая, что она вам понадобится всего на несколько дней. У нас есть лишняя. Мой отец примерно одного с вами размера, и он держит здесь куртку на то время, что приезжает к нам в гости. А еще шапку и перчатки.
Ким отвернулась, открыла дверь кладовки, потянулась внутрь и сняла с вешалки плечики с огромной паркой коричневого цвета, простеганной по всей длине, старой и поношенной, с более темными пятнами в тех местах, где с нее сняли значки и заплаты. На рукавах остались следы от нашивок.
– Коп в отставке? – спросил Ричер.
– Дорожный патруль, – ответила Ким Петерсон. – Им разрешают оставить одежду, если они снимут с нее все знаки отличия.
На куртке имелся отделанный мехом капюшон; в одном кармане Ричер обнаружил меховую шапку, в другом – перчатки.
– Примерьте, – сказала Ким.
Выяснилось, что ее отец был вовсе не одного размера с Ричером, а крупнее, и куртка оказалась на целый размер велика Джеку. Впрочем, слишком большая одежда всегда лучше слишком маленькой. Ричер застегнул ее, посмотрел на те места, где раньше были нашивки, и улыбнулся, неожиданно почувствовав себя готовым к боевым действиям. Ему всегда нравились сержанты, они отлично делали свое дело.
Куртка пахла шариками от моли, а шапка из коричневого нейлона и кроличьего меха – волосами другого мужчины.
– Спасибо, вы очень добры, – поблагодарил Ричер и снял куртку, которую Ким у него забрала и повесила на крючок, вбитый в стену в прихожей, рядом с полицейской паркой Петерсона.
После этого они дружно отправились на кухню, которая шла справа налево почти по всей ширине дома. В ней не было ничего особенного – обычная кухня с видавшим виды столом и шестью стульями; чуть дальше – что-то вроде маленькой гостиной со старым диваном, двумя креслами и телевизором. В дальнем конце комнаты Ричер разглядел дровяную печь, ревевшую, точно локомотив, и закрытую дверь рядом с ней.
– Это и есть кабинет, вы можете пройти прямо туда, – сказала Ким.
Ричер понял – ему объяснили, что пора спать, – поэтому повернулся, чтобы еще раз поблагодарить хозяйку, но обнаружил Петерсона, который шел за ним.
– Он хочет с вами поговорить, – пояснила Ким. – Я это знаю, потому что он не сказал мне ни одного слова.
Человек, которому приказали убить свидетеля и адвоката, принялся чистить пистолет, выданный ему для этого задания, – «Глок 17», не старый и не новый, в хорошем состоянии и неплохо проявивший себя в деле. Он разобрал его, протер, смазал и снова собрал. Бока рукояти были выпуклыми, и в микроскопических щелях собралась грязь. Он убрал ее при помощи ушной палочки, смоченной в растворе. Имя изготовителя стояло в нижней части рукояти – невероятно сложное и довольно-таки дилетантское изображение буквы G, внутри которой поместилось все слово. Ее вполне можно было принять за обычную выпуклость и легко не заметить. На первый взгляд казалось, что пистолет называется «Лок». Все буквы были сильно испачканы. Мужчина снова намочил палочку в растворе, и через минуту они стали чистыми.
Кабинет Петерсона оказался маленьким темным квадратным пространством, принадлежащим мужчине. Он находился в задней части дома и имел две внешние стены и два окна, дверь, ведущую в гостиную, и, судя по всему, маленькую ванную комнату. Шторы из толстого клетчатого материала были раздвинуты. Остальное пространство стен занимали шкафы, купленные на распродажах, и старый дубовый стол со стоящим на нем маленьким холодильником. На нем пристроился древний будильник с двумя металлическими колокольчиками, который невероятно громко тикал. Низкое кожаное кресло, по виду скандинавское, и двухместный диван, превращенный в узкую постель, дополняли обстановку.
Ричер сел на нее, Петерсон достал из холодильника две бутылки пива, снял крышки, бросил в мусорную корзину и, протянув одну Ричеру, уселся в кресло.
– У нас тут сложилась довольная непростая ситуация, – заговорил он.
– Я понял, – ответил Джек.
– Сколько тебе известно?
– Мне известно, что вы ходите вокруг компании байкеров, которые балуются метамфетаминами. Мне показалось, что вы их боитесь.
– Мы их не боимся.
– Тогда почему вы с ними так нежничаете?
– Об этом мы тоже поговорим. Что еще тебе известно?
– Что у вас довольно большой полицейский участок.
– Хорошо.
– А это означает, что у вас серьезное полицейское управление.
– Шестьдесят человек.
– И вы все были заняты весь день и весь вечер, причем настолько, что шеф полиции и его заместитель после работы, точнее, в десять вечера, приняли сообщение какого-то жителя города и тут же на него отреагировали. А это означает, что остальные ваши парни блокируют дороги. Получается, что Болтон практически полностью отрезан от остального мира.
– Потому что?
– Потому что вы беспокоитесь по поводу того, кто может к вам заявиться.
Петерсон сделал большой глоток из своей бутылки и спросил:
– Автобусная авария была настоящей?
– Я не тот, кого вы ждете, – ответил Ричер.
– Мы это знаем. Ты не управлял автобусом. Но, может быть, наш парень – водитель автобуса?
Ричер покачал головой:
– Вне всякого сомнения, это слишком сложно. Многое могло пойти не так, тысяча вариантов.