Джек Ричер, или 61 час

 
Глава 05
 
Петерсон вывел Ричера на улицу, где царил жуткий холод, и спросил, хочет ли он есть. Тот ответил, что смертельно проголодался. Тогда Петерсон поехал в один из ресторанов сети, расположенный рядом с заправочной станцией на главной дороге, ведущей к автостраде. У него был самый обычный полицейский «Форд Краун Виктория» с зимними шинами на передних колесах и цепями на задних. Внутри пахло печкой, резиной, гамбургерами и греющимися приборами. Снаружи снег почти прекратился.
– Слишком холодно для снега, – объяснил Петерсон, и Ричер ему поверил.
Ночное небо частично расчистилось от туч, и на землю опрокинулась огромная чаша ледяного арктического воздуха, который тут же пробрался под слишком легкую одежду Ричера; он снова замерз, и его начало трясти, хотя идти от машины до ресторана было совсем недалеко.
– Мне показалось, что ожидается серьезная буря, – сказал он.
– Ожидается две серьезные бури, – ответил ему Петерсон. – И они толкают перед собой холодный воздух.
– И скоро они сюда доберутся?
– Довольно скоро.
– И тогда станет теплее?
– Немного. Достаточно, чтобы снова пошел снег.
– Хорошо. По мне так лучше снег, чем холод.
– Думаешь, сейчас холодно? – спросил Петерсон.
– Ну, уж точно не тепло.
– Это ерунда.
– Я знаю, – сказал Ричер. – Я был зимой в Корее. Там было холоднее, чем здесь.
– Но?
– Армия выдавала нормальную одежду.
– И что?
– По крайней мере, в Корее было интересно, – заявил Ричер, и Петерсон явно обиделся.
В ресторане не оказалось ни одного посетителя, и у Ричера сложилось впечатление, что они собираются закрываться. Но они с Петерсоном все равно туда вошли и уселись за столик для двоих, пластмассовый квадрат размером тридцать на тридцать дюймов, который сразу стал слишком маленьким.
– Болтон очень даже интересный город, – сказал Петерсон.
– Труп?
– Да, – ответил Петерсон, помолчал мгновение и спросил: – Какой труп?
– Поздно, – улыбнувшись, сказал Ричер.
– Только не говори мне, что тебе рассказал про него шеф Холланд.
– Нет, конечно. Но я довольно много времени провел в его кабинете.
– Один?
– Он не оставлял меня ни на минуту.
– Но позволил посмотреть на снимки?
– Он изо всех сил старался, чтобы я их не увидел. Но ваша уборщица отлично вымыла окно.
– Ты их все видел?
– Ну, я не очень понял, мертв тот парень или же без сознания.
– Поэтому ты и развел меня по поводу службы в Корее.
– Я люблю понимать, что происходит. У меня страсть к знаниям.
К ним подошла официантка, уставшая женщина лет сорока в тапочках и форменной рубашке цвета хаки с завязанным узлом галстуком. Петерсон заказал тушеное мясо, Ричер решил последовать его примеру, но попросил принести потом еще кофе.
– Как долго ты прослужил в армии? – спросил Петерсон.
– Тринадцать лет.
– И был военным копом?
Ричер кивнул.
– Прошел медицинскую подготовку?
– Ты поговорил с пассажирами автобуса.
– И с водителем.
– Ты меня проверял.
– Естественно. Очень тщательно. Как ты думаешь, что еще я мог делать столько времени?
– И ты хочешь, чтобы я провел ночь в твоем доме.
– А у тебя есть местечко получше?
– Там ты сможешь за мной присмотреть.
– Ну, это ты сказал.
– Почему?
– Есть причины.
– Не хочешь сообщить, какие?
– Потому что у тебя страсть к знаниям?
– Наверное.
– Сейчас я могу тебе сказать только, что мы хотим знать, кто приезжает и уезжает из нашего города.
Петерсон замолчал, а через минуту официантка принесла их заказ – огромные тарелки, доверху наполненные пюре и мясом с соусом. Кофе сварили час назад, и он не отличался особым вкусом, зато был крепким.
– Чем именно ты занимался в военной полиции? – спросил Петерсон.
– Что приказывали, тем и занимался, – ответил Ричер.
– Серьезные преступления приходилось расследовать?
– Пару раз.
– Убийства?
– От попыток до серийных.
– Насколько хорошую медицинскую подготовку ты получил?
– Беспокоишься по поводу здешней еды?
– У меня тоже страсть к знаниям.
– На самом деле я прошел весьма поверхностную подготовку. Просто я пытался успокоить стариков и помочь.
– Они хорошо о тебе отзывались.
– Не верь им, они меня не знают.
Петерсон ничего не ответил.
– Где нашли мертвого парня? – спросил Ричер. – В том месте, где полицейская машина закрывает выезд из боковой улицы?
– Нет. Там не то. Труп находился в другом месте.
– И убили его не на той улице.
– Откуда ты знаешь?
– На снегу нет крови. Если нанести кому-то смертельный удар по голове, скальп неминуемо пострадает и будет очень много крови. Там была бы лужа в целый ярд диаметром.
Петерсон молчал целую минуту, потом спросил:
– Ты где живешь?
Трудный вопрос. Впрочем, не для Ричера. Как раз для него ответ не составлял никакой проблемы. Он не жил нигде, и так было всегда. Ричер родился в семье действующего военного офицера, в берлинском госпитале, и с того самого дня, как его вынесли оттуда завернутым в одеяло, болтался по всему миру, переезжая с одной военной базы на другую, его всегда окружали только дешевые вещи, заказанные по почте, а потом он сам поступил на службу и продолжал жить по тем же правилам.
Самым долгим периодом стабильности стала его жизнь в военном училище в Вест-Пойнте, но ему не нравились ни Вест-Пойнт, ни стабильность. Уволившись из армии, он продолжал путешествовать по стране, потому что ничего другого не умел, а еще это оказалось привычкой, с которой ему не удалось справиться.
С другой стороны, он не слишком сильно старался.
– Я кочевник, – ответил он.
– У кочевников имеются животные, – возразил Петерсон. – И они перемещаются с места на место в поисках пастбищ. Это определение.
– Ну ладно, я кочевник без животных.
– Ты бродяга.
– Возможно.
– У тебя нет багажа.
– И что? Ты за меня беспокоишься?
– Это необычное поведение, копы такого не любят.
– С чего ты взял, что путешествовать по стране необычнее, чем проводить каждый день в одном и том же месте?
Петерсон замер на мгновение, а потом сказал:
– У каждого человека есть вещи.
– Мне они не нужны. Если путешествовать налегке, можно очень далеко забраться.
Петерсон промолчал.
– Как бы там ни было, я не представляю для тебя никакого интереса, – продолжал Ричер. – Я знать не знал о существовании вашего Болтона. И если бы водитель автобуса не повернул руль слишком резко, я бы уже находился у Горы Рашмор.
Петерсон кивнул, неохотно соглашаясь с его словами.
– С этим не поспоришь, – сказал он.
Было без пяти минут десять вечера.
Осталось пятьдесят четыре часа.
В тысяче семистах милях к югу, в окруженном оградой особняке, который находился в ста милях от Мехико, Платон тоже ел – стейк, доставленный прямо из Аргентины. По местному времени было почти одиннадцать часов. Поздний ужин. Платон был в хлопковых штанах, белой рубашке, застегнутой на все пуговицы, и черных кожаных мокасинах – все из молодежной коллекции «Брукс бразерс». Одежда и туфли сидели на нем прекрасно, только выглядел он в них довольно странно. Их производили для толстых американских мальчишек из среднего класса, а Платон был старым, смуглым и приземистым, да еще с бритым черепом, по форме похожим на пулю.
Для него было важно покупать готовую одежду, которая идеально бы ему подходила, потому что о шитье на заказ не могло быть и речи. Он представлял себе, как портной развернет сантиметр, измерит его, потом замолчит, а в следующее мгновение искусственно нейтральным голосом начнет выкрикивать совсем маленькие цифры. Перешивать готовую одежду он тоже не собирался. Необходимость выносить посещения нервных портних, а потом потихоньку выбрасывать лишние обрезки ткани действовала на него удручающе.