Шелковая вендетта

Обычно это выглядело так.
– Ленор, принеси мне подушку. О, так лучше. Сядь здесь, деточка, хорошо? Пожалуйста, укутай мне ноги пледом, что-то они замерзли. Позвони горничной. Пусть подбросит угля в камин. И принеси мое вышивание. О, дорогая, ты неправильно положила стежок. Ты должна это переделать. Может быть, у тебя получится лучше. Я сама терпеть не могу что-то переделывать. Но ты все-таки займись этим попозже. А сейчас почитай мне...
Я читала ей часами. Частенько она начинала клевать носом, и, думая, что она заснула, я замолкала, но она тут же вскидывала голову и велела продолжать. Ей нравились произведения миссис Генри Вуд. Я хорошо помню «Чэннингов» и «Неприятности миссис Хэллибертон», а также «Ист Линн». Все эти книги я прочитала ей вслух. Она говорила, что у меня более успокаивающий голос, чем у мисс Логан.
И все это время я ни на минуту не забывала, сколь многим мы обязаны этим Сэланжерам, позволившим нам сюда приехать и скрыться от позора, который навлекла на нас моя мать. Все это было очень похоже на романы миссис Генри Вуд, и мне, естественно, нравилось находиться в центре подобной драмы.
Человек, занимающий скромное положение, часто более внимателен и чуток к другим людям. Джулия была слишком высокомерна, и слишком снисходительна для того, чтобы стать мне настоящей подругой, но Касси... Она нуждалась в моей помощи и пробуждала лучшие стороны моей натуры. Мне нравилось командовать, заботиться о ком-то. Я понимала, что мои чувства не были совсем бескорыстными. Мне нравилось ощущение собственной значительности, появляющееся у меня, когда я кому-нибудь оказывала помощь; поэтому я часто помогала Касси делать уроки. Во время прогулок я примеривала свои шаги к ее, в то время как Джулия с мисс Эвертон уходили вперед. На уроках верховой езды я не спускала с нее глаз. Она платила молчаливым обожанием, которое доставляло мне неизмеримое удовольствие.
В доме все приняли как должное тот факт, что я присматриваю за Касси так, как должна была бы присматривать за леди Сэланжер.
В доме был еще один человек, возбуждавший во мне чувство жалости, – «пащенок Минни Уордл», как называла его миссис Диллон. Минни Уордл была во всех смыслах легкомысленной особой, которой пришлось пожинать плоды своего поведения, когда у нее на руках оказался Вилли.
Ребенок явился результатом ее дружбы с торговцем лошадьми, который околачивался в округе до тех пор, пока Минни не забеременела; узнав о ее беременности, он исчез. Минни Уордл думала, что знает, как разрешить эту проблему, и посетила мудрую старушку, которая жила в лесной хижине, примерно в миле от Шелкового дома. Но на этот раз старушке не удалось отличиться – меры, предпринятые ею, не принесли успеха; и когда Вилли родился, то он оказался (опять же цитирую миссис Диллон) «недоумком». Ее светлость проявила милосердие и разрешила девушке остаться вместе с Вилли; но ребенку еще не исполнилось и года, как в один прекрасный день вновь появился торговец лошадьми, и на этот раз вместе с ним исчезла Минни, предоставив другим расплачиваться за ее грехи. Ребенка отправили в конюшни на воспитание к миссис Картер, жене старшего конюха. После безуспешных попыток заиметь собственного ребенка, она была рада принять хотя бы чужого. Но сразу после появления Вилли у нее один за другим пошли дети, и к настоящему моменту их было целых шестеро. Вполне естественно, что она быстро утратила интерес к Вилли, тем более, что он был «немного того».
Бедный Вилли оказался никому не нужен, никому не было до него дела. Я часто думала, что он не так уж глуп, как могло показаться. Он не умел читать и писать, но ведь таких людей множество, а между тем их не считают слабоумными. У него была собачка – дворняжка, которая ходила за ним по пятам и была прозвана миссис Диллон «этой противной псиной». Я была рада, что у мальчика есть хоть одно живое существо, которое любит его и кому он сам мог подарить свою привязанность. С тех пор, как у него появилась собака, он стал гораздо оживленнее. Мальчик любил сидеть с ней у лесного озера, неподалеку от Шелкового дома, и смотреть на воду. Всякий, кто шел по лесу, натыкался на это озеро неожиданно. Сначала среди деревьев появлялась прогалина, а потом вдруг перед вами открывалась водная гладь. Дети вечно торчали там со своими банками, издавая радостные вопли, когда им удавалось поймать головастика. Ивы полоскали в воде свои косы, и вербейник со своими цветами-звездочками соседствовал с растениями, которые мы называли «шапочками»; и повсюду были заросли вездесущего чистеца. Я никогда не уставала удивляться лесным сюрпризам. Можно ехать по лесу и вдруг наткнуться на небольшую деревушку или живую изгородь. Когда-то здесь, должно быть, спилили деревья, собираясь устроить поселение, но по каким-то причинам передумали, а когда это было, никто уже и не помнит.
С течением времени лес изменился, но не сильно. Во времена вторжения норманнов вся территория Эссекса была покрыта дремучими лесами; но теперь здесь попадались и большие дома, и старые деревеньки, и церкви, и женские школы, и даже несколько небольших городов.
Общаться с Вилли было непросто. Если с ним кто-нибудь заговаривал, он вздрагивал как испуганный олень и замирал, будто перед взлетом. Мальчик никому не верил.
Даже странно, как некоторым людям нравится обижать слабых. Может быть, этим они хотят утвердиться сами? Миссис Диллон принадлежала к породе таких людей. Именно она впервые подчеркнула тот факт, что я занимаю более низкое положение на общественной лестнице, чем мои подруги. Теперь с таким же удовольствием старалась привлечь внимание к неполноценности Вилли.
Естественно, ожидалось, что он будет помогать по дому. Он носил воду из колодца, убирал двор, и с этими обязанностями успешно справлялся – они были ему привычны. Но однажды миссис Диллон приказала ему:
– Вилли, сходи в кладовую, принеси мне кувшин со сливами. И посчитай, сколько кувшинов там еще осталось.
Она ждала, что Вилли вернется без слив с обескураженным лицом; тогда можно было бы воззвать к Господу или к кому-нибудь из ангелов (судя по составу присутствующих в эту минуту) и спросить, что же такого она сделала, за что ей выпало в наказание иметь дело с таким идиотом.
Вилли замер в замешательстве. Сосчитать кувшины было выше его сил. Я отправилась с ним в кладовую, дала ему сливы и показала шесть пальцев. Он молча смотрел на меня, и я снова показала шесть пальцев; наконец лицо его осветилось улыбкой.
Он вернулся на кухню. Полагаю, что миссис Диллон была разочарована, когда он принес ей именно то, что она просила.
– Ну, – спросила она, – и сколько там осталось?
Я просунула голову в дверь и за спиной миссис Диллон показала ему шесть пальцев. Вилли сделал то же самое.
– Шесть, – воскликнула миссис Диллон, – так мало. Боже, чем я заслужила такое наказание, почему приходится иметь дело с таким идиотом.
– Все правильно, миссис Диллон, – сказала я, – я заходила туда. Там действительно осталось шесть кувшинов.
– Ох, это ты, Ленор. Как обычно, суешь свой нос не в свое дело.
– Да нет, миссис Диллон, просто я подумала, что вы хотели это знать.
Вскинув голову, я вышла из кухни и прошла мимо маленькой собачки Вилли, которая терпеливо ждала своего хозяина.
При каждом удобном случае я старалась помочь Вилли. Часто я ловила на себе его быстрые взгляды, но он тут же отводил глаза.
Мне было очень жаль этого беднягу. Я решила попробовать учить его, так как он казался мне умнее, чем считали его люди.
Иногда мы говорили о нем с Касси, которую было легко склонить к жалости, и она тоже начала оказывать мелкие услуги, например, как-то она показала ему, какие кочаны капусты нужно сорвать для кухни, когда миссис Диллон послала его на огород с этой целью.
Меня всегда интересовала логика поведения людей, и я удивлялась, почему такая благополучная миссис Диллон так стремилась осложнить жизнь бедняги Вилли, и без того обиженного судьбой. Вилли рос забитым и запуганным. Если бы он смог избавиться от своего страха перед людьми, он сделал бы значительный шаг к нормальной жизни.