Рискуя и любя

— А как же сигнализация? Я точно помню, что включила сигнализацию.
— А я ее обошел. При помощи обычного карманного ножичка и шести дюймов проволоки. Выпей кофе.
— Нет уж, благодарю. — Ниема была в ярости: ей хотелось вылить кофе ему на голову. Она всегда считала, что ее дом — ее крепость, а теперь по его милости больше не чувствовала себя в безопасности даже здесь. — А тебе известно, сколько я заплатила за сигнализацию?
— Согласен, дороговато. Заведи-ка лучше собаку. — Он поднялся со стула. — Раз ты не хочешь пить кофе, давай пробежимся.
Полчаса спустя она бежала с ним рядом, не отставая ни на шаг. Говорить во время бега не так-то просто, да они и не пытались. Им пришлось бежать вдоль по улице к парку, находящемуся в полумиле от ее дома, затем по дорожке, освещенной редкими фонарями. Ниема пребывала в самом мрачном расположении духа и втайне надеялась, что на них кто-нибудь нападет, но в округе было тихо.
Под ногами шуршал гравий, утренний воздух был прохладным и чистым. Ниема дышала легко, ноги ее отталкивались от земли пружинящими движениями. Ей нравилось ощущать, как ее мускулы то напрягаются, то расслабляются; она постепенно успокоилась и полностью сосредоточилась на беге.
Ее спутник бежал все так же ровно и бодро, как и полчаса назад. Похоже, это не стоило ему никаких усилий; дыхание его было размеренным и спокойным. Ниема вспомнила, что так же бегал и Даллас, — такое впечатление, что он мог бежать бесконечно в том же темпе.
— Ты бегаешь, как выпускник «BUD/S», — промолвила она, с досадой замечая, что начала задыхаться.
— Неудивительно, — откликнулся он. — В противном случае я мог бы сказать, что зря тренировался полгода.
Она остановилась и изумленно спросила:
— Так ты окончил курсы «BUD/S»?
— Я прожил их, а не просто окончил, — поправил он.
— Там вы и познакомились с Далласом?
— Нет, я был на несколько классов впереди. Но он… узнал кое-какие приемы во время нашей первой совместной работы.
— Ты значился на курсах под своим настоящим именем?
— Нет. И мне не давали никаких поблажек. Меня согласились взять только после того, как я прошел тесты на выносливость, и затем мне приходилось сдавать все экзамены.
— А каковы были требования к кандидатам?
— Проплыть пятьсот ярдов брассом или кролем за двенадцать с половиной минут, затем десятиминутный отдых, сорок два отжимания за две минуты. После двухминутного перерыва пятьдесят приседаний за две минуты. Снова двухминутный отдых, затем восемь подтягиваний на перекладине. После десятиминутного отдыха надо было пробежать полторы мили в полном армейском снаряжении за одиннадцать с половиной минут. И это только минимальные требования. Кандидат должен быть в хорошей форме, иначе ему не справиться с нагрузкой.
Он произнес это спокойно, ни разу не переведя дух. Она невольно прониклась к нему восхищением.
— А зачем тебе это понадобилось?
Они молча пробежали около пятидесяти ярдов и только потом он ответил:
— Чем лучше я подготовлен, тем больше у меня шансов выжить. Мне надо было выполнить работу, требовавшую исключительной выносливости.
— А сколько тебе было лет в то время? — Если учесть, что он на несколько классов опережал Далласа, по всей вероятности, он начал работать в разведке в довольно юном возрасте.
— Двадцать один год.
Двадцать один год. Такой молодой — и уже такой целеустремленный! Сам поступил на курсы «BUD/S», при том что лишь пять процентов курсантов полностью завершают программу тренировок. Теперь она поняла, почему у него с Далласом было так много общего.
— А сколько нам еще бежать?
— Мы можем остановиться по первому твоему требованию. Ты в отличной форме, у меня нет причин для беспокойства.
Ниема стала постепенно замедлять бег. — Нам что, придется спасаться бегством? Он пошел шагом и коротко обронил через плечо:
— Кто знает.
Вот тут-то она поняла, что окончательно спятила, поскольку ей было совсем не страшно.
 
Глава 8
— А откуда ты знаешь, что я бегаю по утрам? — спросила она, когда они вернулись домой. После пробежки настроение ее улучшилось; раннее утро — ее любимое время суток. Небо окрасилось в жемчужно-розовые цвета, защебетали в ветвях проснувшиеся птицы. Ниема чувствовала себя слегка утомленной, но полной энергии, как всегда после утренней пробежки.
— Я же говорил, Фрэнк все эти годы вел за тобой наблюдение.
— Вот черт!
Он расхохотался. Она бросила на него сердитый взгляд, доставая из кармана ключи от дома.
— Что это тебя так насмешило?
— То, как ты ругаешься. Внешне ты ни дать ни взять — сама мадонна…
— Что?! — Ниема уставилась на него в замешательстве.
— Ну, ангелочек. У тебя и вправду ангельское личико. — Усмехнувшись, он провел пальцем по ее щеке, затем ловко протиснулся мимо нее в дверь и вошел в дом первым, держа в руке невесть откуда взявшийся пистолет. — Такое впечатление, что ты не понимаешь значения бранных слов. — Говоря так, он проворно осмотрел дом.
Изумленно вытаращив глаза, она следовала за ним из комнаты в комнату.
— Если тебя это так шокирует, я постараюсь больше не произносить «черт»и «проклятие». Но не пытайся сменить тему. Стало быть, мистер Виней установил за мной слежку? Значит, за мной велось пристальное наблюдение. С какой целью? Ответь мне!
— Наблюдение велось совсем недолго: требовалось установить твой ежедневный распорядок. А сейчас за тобой присматривают время от времени, чтобы убедиться, что у тебя все в порядке, и отметить возможные перемены.
— Но скажи, зачем вы потратили на такую ерунду драгоценное время сотрудников ЦРУ? — крикнула она ему вдогонку, пока он проверял спальни.
— А никто и не тратил их время. Фрэнк нанял частного детектива.
Если до сих пор Ниема испытывала легкое раздражение, то сейчас она пришла в ярость. Распахнув дверь в спальню, она выпалила:
— Так вы платили частному агентству, чтобы те следили за мной? Господи, Такер, да ты мог бы просто позвонить мне домой!
Джон шел навстречу ей по темному коридору. Поскольку он был одет во все черное, то почти терялся во мраке; светлым пятном выделялись только его лицо и руки. «Наверное, потому, что он двигается бесшумно, — отрешенно подумала она. — Он неуловимый, как тень; его можно лишь увидеть, но никак не услышать».
— Джон, — произнес он.
— Что?
— Ты назвала меня Такер. А меня зовут Джон.
Он остановился перед ней так близко, что она чувствовала жар и запах его разгоряченного бегом тела. Она сделала шаг назад и, вскинув голову, посмотрела ему в лицо.
— Я еще не привыкла к твоему новому имени. Ты был для меня Такером все эти пять лет, хотя мы с тобой и не встречались. И вот не прошло и суток, как ты уже Медина.
— Не Медина. Джон. Зови меня по имени. Странно, он так упорно настаивает на этом, стоя перед ней и сверля ее суровым взглядом.
— Ну хорошо, Джон так Джон. Но я могу и сбиться, когда ты мне осточертеешь, что в среднем будет происходить каждый час.
Он ухмыльнулся, оттого ли, что так часто се раздражает, или потому, что она сказала «осточертеешь». С какой стати он вообразил себе, что она святая невинность? Если он будет смеяться каждый раз, когда она скажет что-нибудь не совсем приличное, то у нее разовьется комплекс неполноценности.
Она ткнула его пальчиком в грудь (что было равносильно попытке проткнуть стальную пластину) и произнесла:
— Когда мы окажемся во Франции, у тебя все равно будет другое имя, так стоит ли мне привыкать к этому? А что, если я ненароком ошибусь и назову тебя Такер?
— Я постараюсь не пристрелить тебя за это.
— Так ты не скажешь мне свое новое имя? — изумленно переспросила она.
— Пока нет.
Ниема протиснулась мимо него в комнату.
— Я пойду приму душ. Будь любезен, захлопни за собой дверь, когда будешь уходить.
Моясь под душем, она кипела от злости. И почему он отказался сообщить ей свое имя прикрытия? Должно быть, ему нравится играть в секретность. Впрочем, для него это стало образом жизни, и он делает это не нарочно… нет, нарочно, черт его дери! Он все обдумывает, каждый свой поступок — она поняла это еще в Иране.