Сокровище души

Где она сейчас? В Миннеаполисе или нашла убежище в другом месте? Зачем позвонила? Хотя Грейс не сказала ни слова, Перриш не сомневался, что это была она.
Скоро он узнает, если не о ее местонахождении, то хотя бы о том, откуда она звонила. В полицию обращаться не стоит, Конрад сам займется поисками и теперь уже не позволит малышке Сент-Джон ускользнуть от него.
Почему ей захотелось узнать, находится ли он в своем офисе? Сойер тихо засмеялся. Планирует нечто вроде мести? Зайдет в кабинет и приставит к его затылку пистолет? Она же знает, как охраняется здание.
Возможно, он разрешит ее впустить, позволит ей проникнуть сюда, прямо к нему в руки.
Он даже останется подольше на работе: офис опустеет, малышка Грейс тогда почувствует себя более уверенно. Он может переключить внимание охраны на что-нибудь другое, но так, чтобы Грейс не насторожилась, а сам будет ждать около двери. Она не успеет ни приготовиться к обороне, ни выстрелить.
Возможно, он не станет искать более удобное место, чтобы овладеть ею, просто завалит на стол, распластает на блестящей поверхности, начнет успокаивать ее, шептать всякие слова, целовать восхитительный рот. Она будет лежать под ним покорная, беспомощная. Теперь он знал, что одного раза недостаточно. Ему хотелось войти в этот необыкновенный рот, хотелось услышать, как она выкрикнет его имя в пароксизме наслаждения.
Потом он убьет ее. Такая жалость, но другого выхода нет.
— Она звонила из автомата в «Макдоналдсе» на Роузвилл, — доложил Конрад. — Никто не обратил на нее внимания, но других звонков в аналогичное время не было.
— Роузвилл. — Перриш отметил место. Пригород, совсем недалеко от деловой части города. — Ты оставил там своих людей на случай, если она вернется?
— Да.
Конрад немедленно позаботился обо всех деталях. Люди, как правило, рабы своих привычек, которым не изменяют месяцами и годами. Правда, Грейс — особа непредсказуемая, но если останется в городе, то рано или поздно все же появится в том «Макдоналдсе». Не сегодня, так завтра, через несколько дней, на следующей неделе. А он человек терпеливый, он подождет.
— Значит, она вернулась, — пробормотал Сойер. — Никогда бы не подумал. Как ты считаешь, она попытается меня убить?
— Да, — без колебаний ответил Конрад. ? Других логических причин для ее возвращения в Миннеаполис нет. Слишком велика опасность.
— Возможно, мы разрешим ей попытаться, — улыбнулся Перриш. — Пропусти ее, Конрад. Мы будем готовы.
 
Глава 13
«Ниал, ты опять снился мне прошлой ночью. На этот раз ты не сражался, не занимался любовью, а просто сидел у огня и чистил свой меч. Ты выглядел мрачным, как будто горевал, что придется сразить еще многих людей. О чем ты думал? Что делает тебя таким одиноким? Размышлял о своих друзьях-тамплиерах или о том, что тебя ожесточает? Разве ты можешь быть вероотступником, если твой брат — король?»
Пальцы Грейс замерли на клавиатуре, и она снова недоуменно уставилась на текст. Одно дело видеть его во сне, но обращаться к нему… Она словно пытается установить с ним связь, как будто надеется, что Ниал прочтет ее слова и ответит. Конечно, стресс последних месяцев повлиял на нее, однако не до такой же степени. Ведь она хотела просто подытожить записи в своем электронном журнале, а мозг каким-то образом вернул ее все к тому же. Глядя на экран и не убирая рук с клавиатуры, Грейс продолжала думать о Ниале, который, несмотря на иллюзорность образа, был для нее живее всего остального в жизни. Он казался таким реальным, словно находился рядом, просто стоял за дверью.
Мысли о нем помогали ей жить, сохранить остатки энергии, испытывать хоть какие-то чувства. Она могла разговаривать с ним, как уже никогда не будет способна говорить ни с кем из живущих. Пропасть между «раньше»и «теперь» слишком глубока, слишком мало осталось от той робкой, погруженной в книги, неопытной женщины, какой она была несколько месяцев назад. Теперь та женщина столь же нереальна, как и Ниал. Она стала другой.
И теперь Грейс одна. Не одинока, это совсем другое. У нее нет тоски по обществу, благожелательным собеседникам, по болтовне и смеху. Она чувствовала себя астронавтом, оторвавшимся от родного корабля и летящим неизвестно куда в безграничном пространстве, не поддающемся осознанию. На краткий миг возникла дружба с Хармони Джонсон, но поддерживать отношения было слишком опасно для Хармони, и после возвращения в Миннеаполис Грейс уже шесть месяцев ни с кем по-настоящему не разговаривала. Она просыпалась одна, работала в изоляции, если не физической, то психической, и возвращалась к себе, чтобы в одиночестве заснуть.
Одна. Какое пугающее своей заброшенностью и пустотой слово.
В ее снах Ниал тоже был один. Хотя он мог сидеть в окружении многих людей, это не сказывалось на его внутреннем состоянии, ибо в нем ощущалось нечто недоступное для других, о существовании чего никто даже не догадывался. Золотые отблески пламени подчеркивали резкие черты лица, оттеняли глазницы и высокие скулы. Ловкими движениями он чистил оружие, длинные пальцы скользили по лезвию, ища зазубрины, которые влияли на остроту меча.
Один раз Ниал поднял голову и сидел так некоторое время, словно к чему-то прислушиваясь, темные глаза были прищурены. Он стал похожим на хищника, осторожного, недоверчивого, однако, не обнаружив угрозы, постепенно расслабился. Но у Грейс создалось впечатление, что он никогда не теряет бдительности. Ниал был истинным хранителем.
Ей хотелось коснуться его плеча, молча посидеть с ним у огня, чтобы передать ему часть своего тепла, убедить своим присутствием, что он не один… и, возможно, самой почувствовать общность с ним. Тем не менее Грейс ограничилась ролью наблюдателя, не способного подойти ближе, и в конце концов проснулась, так и не коснувшись его.
«Если бы я была с тобой…»
Начав предложение, Грейс остановилась. Этого она печатать не собиралась, пальцы лишь двигались по клавиатуре, а слова возникли будто сами по себе. Внезапно испугавшись, она закрыла файл журнала, руки у нее дрожали. «Прекрати думать о нем как о живом человеке», — приказала она себе. Это уже превращается в манию. Сначала концентрация на Ниале казалась вполне обоснованной, помогала ей сохранить рассудок, но теперь, видимо, дает обратный эффект. Прочитав ее записи, любой психиатр решит, что она утратила связь с реальностью, и его нельзя будет винить.
Но для нее реальность — это видеть убитыми мужа и брата, кружить под холодным дождем по улицам, голодать и мерзнуть, спать на заброшенном складе и опасаться нападения. Реальность — это застывать от ужаса, услышав в трубке голос Перриша. Что ей остается, кроме того чтобы искать утешения в снах?
Грейс взглянула на стопу документов и бумаг с записями.
— Я должна работать, — пробормотала она, и собственный голос показался ей успокаивающе нормальным.
Работа спасала ее все прошедшие восемь месяцев, спасет и в оставшиеся несколько дней, хотя проклятый гэльский почти доконал ее. Еще неделя или две, и хроники о рыцарях-тамплиерах и хранителе, Черном Ниале, будут закончены. А когда она перестанет изнурять себя каждый вечер переводами, то прекратятся и сны о нем.
Однако без Ниала, без этой искры, которая заставляет ее чувствовать себя живой, пусть хотя бы во сне, все померкнет окончательно. Не будет переводов, ибо ей уже не получить работу ни в каком другом археологическом фонде, даже под чужим именем. Не будет интригующих загадок, поскольку никакая работа не увлекала ее так, как хроники о Ниале и тамплиерах.
Не будет ничего, кроме мести. Жажда мести клокотала у нее внутри, но Грейс знала, что потом ее ждет лишь унылое, серое небытие, если она, конечно, выживет. Остаток жизни она проведет в бегах, без надежды на будущее, не познает радости иметь от Форда детей, не состарится вместе с ним, не будет нянчить внуков, не станет свидетелем любви и женитьбы Брайена.
Лучше уж сойти с ума.
Грейс придвинула к себе документы, открыла гэльско-английский словарь, приготовила карандаш и почти мгновенно углубилась в работу, охваченная предчувствием чего-то крайне важного.