Подкидыш
– Теперь со мной все в порядке, госпожа, – сказала Габи, когда Роберт встал сбоку от Элеоноры. – Простите меня, хозяин, за то, что я причинила вам столько хлопот.
– Не беспокойся об этом, – уговаривала её Элеонора. – Лучше скажи, как ты сейчас себя чувствуешь?
– Хорошо. Это все эта боль. У меня так бывало и раньше, но никогда еще мне не было так плохо. Как будто в груди у меня засела стрела, которая мешает мне дышать. Потом все прошло. Я старая женщина, дитя, уже давно пора у меня чему-нибудь болеть. А как вы?
– О, со мной все в порядке, – нетерпеливо ответила Элеонора.
– Для меня было большим потрясением увидеть вас в таком виде... У вас ничего нигде не болит? – спросила Габи, многозначительно посмотрев на неё. Элеонора отрицательно покачала головой в ответ.
– Нет, нигде ничего не болит. Кэртни также трудно убить, как и Морлэндов. А теперь тебе надо отправляться в постель и отдохнуть. – Хорошо, госпожа.
– Я помогу тебе подняться наверх, – Нет, я уже чувствую себя хорошо, я сама справлюсь. Прошу прощения, что доставила вам столько хлопот...
– Иди и отдыхай. Элеонора следила за ней из холла с потемневшим от беспокойства лицом. Роберт обнял её за плечи.
– Она выглядит так, как будто теперь у неё все прошло, – сказал он. – И как она уверяет, это было просто потрясение от того, что она поняла, что ты упала.
– Хм-м-м, – протянула Элеонора, а потом добавила: – Мне не понравилось, как легко она согласилась отправиться наверх и отдохнуть. Если бы все было нормально, она предпочла бы суетиться вокруг меня. Думаю, что она чувствует себя гораздо хуже, чем пытается убедить нас.
– Хорошо, но что же ты можешь сделать? – спросил Роберт.
– Ничего, – вздохнула Элеонора. – Ничего, конечно. В этом-то вся и беда...
– Постарайся не волноваться, – проговорил Роберт. Элеонора нетерпеливо стряхнула его руку со своего плеча и направилась к лестнице.
– Как будто я могу делать что-нибудь еще, – пробормотала молодая женщина.
Стоял жаркий августовский день; казалось, знойный воздух струится золотистыми потоками. Элеонора сидела в маленьком садике, который разбила с помощью Джоба в той части двора, что была затенена стеной дома. Когда Элеонора приехала в прошлом октябре в Микллит Хауз, здесь не было ничего, кроме голой земли; теперь же, в основном благодаря стараниям Джоба, садик уже начал принимать ухоженный вид и стал самым приятным местом в такие вот душные часы.
– Только представь себе, как прелестно он будет выглядеть через несколько лет, – обратилась Элеонора к Джобу, сидевшему на земле у её ног и пытавшемуся настроить свою гитару. Она учила его играть, чувствуя, что ей не помешает иметь пажа, знающего толк в музыке. – Розы разрастутся и превратятся в настоящую живую изгородь; и еще будет закончена беседка. А вообще меня поражает, как много всего тебе известно о самых разных вещах, Джоб.
Юноша взглянул на Элеонору снизу вверх и улыбнулся.
– Есть одна вещь, в которой я ничего не понимаю, госпожа, – ответил он, размахивая гитарой. – Я никак не могу извлечь мелодию из этой штуки.
– Но ты сколотил для меня эту скамью и посадил все эти цветы... И сделал еще множество других вещей, – воскликнула молодая женщина. – Откуда ты знаешь так много, если тебя готовили к службе простым грумом?
– Оттуда же, откуда я узнал этот чудной местный язык, – ответил Джоб. – Я просто научился всему этому.
– Он все просто ловит на лету, это уж точно, – подтвердила Габи. Она сидела на скамье рядом с Элеонорой, и та с беспокойством поглядывала на неё. Начиная с января Габи, казалось, становилась все толще и толще. Дышала она с трудом, и передвигаться ей приходилось очень медленно – если она вообще поднималась на ноги. Даже когда она просто спокойно сидела, на неё порой находили приступы удушья, и тогда лицо у неё приобретало этот ужасный серый цвет, а сердце острым ножом пронзала боль. Элеонора постоянно волновалась за неё, но Габи отвечала своей питомице, что стареет и что в этом возрасте недугов не избежать.
Но толстухе нравилось здесь, в садике. Он напоминал ей о доме, благо цветы тут были такие же, как там; возможно, Джоб именно потому и посадил их возле нового жилища своей госпожи. Из-за жары обе женщины сняли свои обычные чепцы и остались в одних легких полотняных накидках, которые крепились на специальных лентах. Такая небрежность в одежде создавала атмосферу некой раскованности, не так часто выпадавшей на их долю.
– Джоб хватает все на лету, это правда, – продолжала говорить Габи. – Но запомни, парень, быстро научиться можно только дурному. Смотри, опасайся скверных дел.
– О, не волнуйся, Габи! Джоб никогда не проводит время в праздности, – улыбнулась Элеонора.
– Даже когда я ничего ему не поручаю, он бродит по дому, собирая сплетни, – разве не так, дитя моё? – вздохнула старуха. – Расскажи нам, что ты слышал сегодня. Став теперь такой толстой и неповоротливой, я сама уже не могу быстро узнавать о том, что творится вокруг. Что это за ужасная ссора была сегодня утром на кухне?
Джоб отложил гитару в сторону и обхватил колени руками. После лошадей он больше всего на свете любил сплетни.
– Это все Жак, госпожа, всё-то он показывает свой характер, – с удовольствием сообщил парень. – Он готовил вам к завтрашнему обеду какой-то новый соус, а малыш Тоби начал шуровать в очаге кочергой, и вылетевший уголек угодил прямо в миску. Повар чуть не задушил юнца голыми руками. – Джоб ухмыльнулся – Жак и так уже был в плохом настроении, а это его совсем доконало.
– А почему он был в плохом настроении? – осведомилась Элеонора.
– Да все из-за новостей из Франции, – объяснил Джоб. – Хозяин поутру как раз толковал с купцом, только на прошлой неделе вернувшимся оттуда.
– Новости о заключении мира? – с интересом переспросила Элеонора.
– Условия, которые должен обсудить наш лорд Эдмунд? – подхватила Габи. Сердцем она все еще была рядом со старым хозяином. Джоб кивнул.
– Точно. Для Жака это были не очень веселые известия. Похоже, благородные господа никогда не договорятся о мире, во всяком случае, до тех пор, пока король не станет взрослым.
– Не могу взять в толк, почему, – проворчала Габи. – Эти войны на чужбине только держат мужчин вдали от дома. Подумай, что будет с бедной леди Элеонорой, если её муж окажется во Франции как раз в тот момент, когда ей придет время рожать второго ребенка.
– Я уже говорила тебе, почему, – принялась терпеливо объяснять Элеоноре. – Они не сумеют достичь мира, пока не откажутся от претензий на французский трон, а сделать это не может никто, кроме самого короля.
– А почему он должен отказаться от Франции? – непримиримо вскричала Габи – Король Генрих был повелителем Франции, и его сын тоже должен им быть!
– Вот слова истинной англичанки! – раздался громкий смех из-за кустов, которым предстояло когда-нибудь превратиться в живую изгородь из роз. Это хохотал Морлэнд, вернувшийся с объезда дальних полей. Джоб, уютно устроившийся у ног Элеоноры, живо вскочил, едва заслышав хозяйский рык.
– Мы можем добиться либо мира, либо трона Франции, но никак не того и другого вместе, старая. А ну-ка, парень, отведи мою лошадь в конюшню да хорошенько вытри её, – распорядился Морлэнд, слезая с коня и бросая поводья Джобу. Юноша, прежде чем подчиниться, метнул быстрый взгляд на Элеонору, и между бровей Морлэнда залегла недовольная складка. – Какого дьявола ты на неё оглядываешься? Делай, как тебе велят!
– Слушаюсь, мистер Морлэнд, – ответил Джоб, успевший поймать едва заметный кивок Элеоноры. Его чувства по отношению к Морлэнду выражались в том, что того он звал «мистером Морлэндом», а Роберта просто «хозяином».
Когда он увел лошадь за угол, Морлэнд повернулся к Элеоноре.
– За каким чертом вы учите этого сосунка не подчиняться мне?
– Джоб не конюшенный мальчишка, – вспылила и ответ Элеонора. – Он мой паж, и я не позволю использовать его для иных целей. Вокруг полно других слуг.