Подкидыш

– Где Энис? – осведомился больной. – Я считал нянькой её.
– Она с Элеонорой, само собой, – объяснил Роберт. Морлэнд кивнул.
– Конечно. А как мадам? – поинтересовался он.
– Пока никаких новостей, – пожал плечами Роберт. – Я с ними сегодня еще не говорил, но если бы начались роды, меня непременно известили бы.
– Слишком много пустой суеты, – пробурчал Морлэнд себе под нос. – Я что-то не помню, чтобы Анна запиралась в спальне за неделю до того, как родить Эдуарда или тебя.
– Недели еще не прошло, отец, – откликнулся Роберт. – Всего три дня. Некоторые леди уединяются таким образом за много недель до начала...
– Не надо мне рассказывать, как ведут себя знатные дамы! – оборвал его Морлэнд. – Может быть, я и простой овцевод, но мне известно о благородных господах гораздо больше, чем тебе. Мне частенько приходилось встречаться с ними – и с лордом Эдмундом, и с милордом Бедфордским, Господь упокой его душу. И с герцогом Хамфри, и с герцогом Йоркским. Да, я знаю их всех, и они меня знают. Эдуард Морлэнд? – воскликнут они, если ты их спросишь. Эдуард Морлэнд? Ну как же, конечно, я его знаю, – вот как они скажут!
Роберт кивнул в знак согласия, но не произнес ни слова. Он понял, что его отец разглагольствует для собственного удовольствия и ни в каких ответах не нуждается.
– А возьми короля, – продолжал Морлэнд. – Все мы стояли с государем плечом к плечу во время похода во Францию. Король Гарри, вот как мы его звали. Мы были преданы ему душой и телом – он умел заставить людей любить себя! Великий монарх, великий полководец, но он знал нас всех по именам, как будто нас было у него под началом не больше сотни. Мы и он – вот как мы все это понимали. И мы побили французиков, хотя они вывели на поле брани вдесятеро больше людей, чем было у нас.
Роберт слышал все эти рассказы и раньше, и не только от отца, но и от многих других ветеранов французской войны, которым посчастливилось остаться в живых. Это были дни, которых они никогда не забудут и о которых никогда не перестанут жалеть. «Старые добрые времена», – без устали повторяли поседевшие рубаки.
– А однажды я видел и королеву, но не там, во Франции, а после, уже здесь, в Англии. Королева Кэйт – Кэйт Валуа. О, она была хороша, самая красивая девушка, с какой мне приходилось встречаться, а ведь она тогда была уже далеко не юной девицей. Она знала по-английски всего несколько слов, а я не понимал по-французски, так что не могу сказать, о чем она говорила, но голос у неё был такой, что его можно было слушать дни напролет. Как у птички, вот какой он был. – Глаза Морлэнда затуманились от воспоминаний. – Но она была очень скверной, несмотря на всю свою красоту, насквозь прогнившей, как все французское, Роберт: дьявол может принимать самый обольстительный облик, чтобы дурачить нас, мужчин. Остерегайся нечистого! Ну да ладно, теперь она мертва, королева Кэйт. Скончалась в монастыре, где, дай-то Бог, удалось спасти её душу, душу этой злобной, распутной твари.
Роберт помнил, как был расстроен его отец, когда год назад до них дошла весть о смерти бывшей королевы в Бермондсейском аббатстве, куда эту женщину до конца её дней сослал парламент; и как был потрясен Морлэнд годом раньше, когда разразился скандал, связанный с тем, что после смерти своего повелителя-короля эта женщина жила в грехе с одним из слуг, валлийцем по имени Оуэн Тидр, и даже родила ему троих сыновей. Для Морлэнда это стало низвержением кумира, которого он боготворил, низвержением, особенно ужасным именно потому, что Морлэнд вознес своего идола на невероятную высоту.
– Женщины – это орудия дьявола, – продолжал Морлэнд. – Дьявол использует их всех, как использовал королеву Кэйт, несмотря на всю её красоту, и эти сыновья, которых она произвела на свет, – дьявольское отродье. Из них надо изгонять дьявола! – Он ударил кулаком о ладонь другой руки. – А полюбуйся на эту мадам наверху – больно уж она горда! Выбей это из неё, сын мой. Три дочери! Три дочери! – старик неожиданно закричал, с гневом глядя в потолок и словно надеясь, что Элеонора сможет услышать эти вопли. – Какая от них польза?
Роберт призвал на помощь всю свою сообразительность, чтобы подыскать какие-нибудь успокаивающие слова, но его спасли от необходимости утешать старика. Как раз в эту минуту распахнулась дверь, и в комнату ворвался Уильям со словами:
– Хозяин, свершилось! У госпожи начались схватки!
Роберт вскочил на ноги. Волнение его ничуть не уменьшилось от того, что это происходило уже в четвертый раз за последние три года.
– Господи, защити её и помоги пройти через это! – вскричал молодой человек.
– Аминь, хозяин Роберт, – от всей души добавил Уильям. Его собственная жена умерла родами, и вместе с ней погиб ребенок.
– Пусть Господь пошлет ей сына, – устало произнес Морлэнд, закрывая глаза. – Это куда важнее.
– Вы выглядите утомленным, хозяин, – обеспокоенно сказал Уильям. – Принести вам что-нибудь?
– Нет, нет, – пробормотал больной. – Просто дай мне отдохнуть. И ты убирайся, Роберт. Я хочу вздремнуть. – Глаза его опять открылись. – Но дайте мне знать сразу же, как все закончится. Я хочу немедленно услышать, что получилось у мадам на этот раз.
– Конечно, отец, – кивнул Роберт. – Вы будете первым, кому мы сообщим...
– Очень хорошо, – прошептал Морлэнд. – А теперь идите.
Это было в девять утра. На этот раз роды были недолгими. Перед самым полуднем Роберт с раскрасневшимся лицом и трясущимися от возбуждения руками влетел в комнату больного.
– Отец!..
– Я слышал детский крик. Кто там? – неприветливо спросил Морлэнд.
– Сын! – воскликнул Роберт. – Моя жена родила сына!
– Ребенок в порядке? Вообще все в порядке? – Морлэнд в беспокойстве даже попробовал приподняться на локте. Роберт поспешил к нему, сияя от радости.
– Прекрасный ребенок, – проговорил он, – небольшой, но в полном порядке – и здоровый, я бы даже сказал, крепкий. И с Элеонорой тоже все хорошо – быстрые и легкие роды, – она шепнула мне, что даже не успела устать!
Морлэнд пропустил последнее замечание мимо ушей. Элеонора его совершенно не интересовала.
– Наконец-то сын, – прошептал он, и его лицо осветилось почти благоговейным восторгом. – Благодарю тебя, Всевышний, за твою беспредельную доброту. И за то, что ты даровал мне сил дожить до этого дня.
И больной откинулся назад на подушки, исчерпав последние остатки сил. Рука его лежала на голове собаки, глаза были устремлены в потолок, но с жесткого, старого лица Морлэнда не сходила улыбка.
– Отец, может быть, ты теперь пообедаешь? – вспомнил Роберт, ибо Морлэнд отказывался есть и пить, пока Элеонора рожала. Но Морлэнд слабым жестом отослал сына.
– Пусть ко мне придет Уильям, – прошептал старик. – И принесите ребенка.
Сразу же после того, как младенца обмыли и перепеленали, Роберт, окруженный обеспокоенными женщинами, понес его на подушке вниз, в комнату Морлэнда. Серьезный и печальный Уильям стоял рядом со своим господином, поддерживая его за плечи; Дурасу было приказано лежать в углу, чтобы не путаться под ногами, но глаза собаки неотрывно следили за хозяином, и она легонько скулила при каждом звуке или движении.
– Вот и ребенок, отец, – сказал Роберт; голое его звенел от гордости. – Красивый, крепкий мальчик.
– Дай его мне, – слабо проговорил Морлэнд. Младенца положили на постель рядом с ним, и старик впился взглядом в маленькое сморщенное личико, стремясь найти в нем что-то такое, о чем знал лишь он один. Глаза ребенка были плотно закрыты, а губы легонько двигались, словно младенец тихо молился. Он был крохотным и беспомощным, и Морлэнд, беря его на руки, вдруг почувствовал прилив нежности, которой не испытывал со времен собственного детства.
– Сын. Наследник всего, что у меня есть! Его надо будет назвать Эдуардом, – распорядился старик. Он положил свою исхудавшую, трясущуюся руку на головку спящего младенца. – Я благословляю этого ребенка. Да спасет его Господь от всех горестей и бед. И пусть вырастет и станет сильным, благочестивым мужчиной. Он рожден джентльменом, и в то же время он – Морлэнд. В нем – честь и будущее всей семьи.