Подкидыш

– Подумайте о том, как мы производим наши ткани, – обратилась она к своим детям. – Что мы делаем прежде всего? Мы прядем шерсть и потом отправляем её ткачам. Потом мы забираем у них готовую материю и везем её к сукновалам. Потом забираем оттуда и доставляем на склад. Потом забираем и оттуда и сдаем перекупщикам.
– Ну да, конечно. И что из этого? – удивился Эдуард.
– Да все эти перевозки. У кого-то что-то забираем, кому-то что-то доставляем. Думаю, что наша шерсть успевает пропутешествовать где-то миль двадцать, прежде чем превратится в готовое сукно.
– Может, это и так, но я не вижу, что мы можем с этим поделать, – заметил Эдуард.
Элеонора с торжествующим видом осмотрелась вокруг, и её взгляд встретился с глазами Джоба. Она тут же поняла: верный слуга прекрасно знает, что она собирается сказать, и его забавляет, что остальные этого не понимают.
– А ну-ка, Джоб, – бросила она ему вызов. – И что дальше? Вместо того чтобы по десять раз возить шерсть по разным работникам...
– Надо привезти рабочих к шерсти, – закончил он за неё. За столом воцарилось молчание.
– Ничего не понимаю. Это должно что-то означать? – осведомился Эдуард.
– Да, да, теперь я сообразила, – воскликнула Дэйзи. – Ну, конечно же, Эдуард, гораздо проще возить людей к шерсти, чем шерсть к людям.
– Но... куда? – спросил Эдуард, все еще пребывавший в полном недоумении.
– Вот в этом-то и заключается моя блестящая идея, – воскликнула Элеонора. – Склады Бразена стоят на реке, а в реку впадает ручей, на котором построена сукновальня. Так что и правда потребуется только одна поездка. Мы уже сейчас проделываем некоторые виды работ на полях рядом с сукновальней, хотя, надо сказать, нам иногда мешает погода. Значит, все, что нам нужно, это соорудить какой-то большой склад, или сарай, или мастерские прямо там, рядом с машиной, и делать все под крышей! Если постройка будет достаточно большой, там хватит места для всего. И все наши прядильщики и ткачи смогут приходить туда и там работать. Мы установим там ткацкие станы и эти новомодные прядильные машины, которые завозят теперь из Франции, и все, что нам нужно будет делать, это доставлять в мастерскую настриженную шерсть, а потом забирать оттуда уже готовые ткани и по реке сплавлять их на баржах к верфям.
Все опять надолго замолчали, пытаясь мысленно представить себе то, о чем говорила Элеонора.
– О, как чудесно, матушка! – воскликнула наконец Хелен. – Это просто восхитительно! Это сэкономит нам столько времени и денег, которые уходят сейчас на перевозки...
– И будет гораздо проще наблюдать за работниками. Мы всегда будем твердо знать, что все делается как надо, – добавила Элеонора.
– Но как мы заставим людей ходить на работу в наши мастерские, если они могут тихо-спокойно трудиться у себя дома?
С дальнего конца стола донесся чистый ребяческий голос Тома.
– Надо им просто больше платить, – проговорил мальчик.
В комнате опять повисло молчание.
– Том, похоже, будет не только блистательным джентльменом, но и выдающимся дельцом, – рассмеялась Элеонора. – Но не думаю, что люди откажутся ходить в мастерскую. Батраки с ферм привыкли отправляться далеко в поля, так почему бы ткачам и прядильщикам не являться на свою суконную ниву? В конце концов, кое-кто из наших работников и сейчас ведь так делает.
– Но они вынуждены так поступать, потому что там – их рабочие места, – заметил Эдуард.
– Именно так. А в будущем там будут рабочие места всех ткачей и прядильщиков.
– Но строительство таких мастерских обойдется недешево, – усомнилась Хелен.
– Зато это сторицей окупится за счет увеличения выпуска тканей и улучшения их качества, коли мы сможем постоянно наблюдать за работой всех наших людей, – не согласилась с ней Элеонора.
– Матушка, позвольте предложить вам деньги, которые я выручила от продажи дома Джона, – сказала Хелен. – Мне их беречь не для кого, детей у меня теперь никогда не будет.
– Благослови тебя Господь, Хелен. Я с радостью приму их, а ты станешь моим партнером в деле. А если ты опять выйдешь замуж, то получишь их назад и даже с лихвой, и они станут твоим приданым.
Хелен слегка покраснела, потом улыбнулась.
– Не думаю, что это когда-нибудь случится. Но я очень хотела бы побольше узнать об изготовлении тканей, если, конечно, матушка, вы мне позволите.
– Разумеется, дорогое дитя. Поедем со мной, когда я возьму с собой Неда, и вы сможете учиться на пару. Завтра же и отправимся на сукновальню.
На следующий день Элеонора собиралась после обеда взять с собой Неда на сукновальню, но когда подошло время ехать, женщина решила прихватить еще и Ричарда.
– Мужчина должен знать, откуда к нему текут деньги, – заявила она, но слуга, которого послали отыскивать и привести молодого Ричарда, вернулся назад один и доложил, что нигде не может его найти.
– Что за ерунда, – удивилась Элеонора. – Когда мы обедали, он сидел за столом вместе со всеми. Он не мог убежать слишком далеко. Отправляйся опять и постарайся найти Ричарда, да поспрашивай других слуг, не видели ли они его. Может быть, он в классной комнате с мистером Дженни.
– Я поднимался туда, мадам, но мистер Дженни тоже не видел его.
– Тогда посмотри в детской. Отправляйся, парень, нечего стоять здесь столбом.
Через полчаса стало ясно, что в усадьбе Ричарда нет.
– Может быть, он убежал в Микллит, чтобы повидать Элинга, – предположил Нед. – Он любит слушать его истории.
Один слуга был снаряжен в Микллит, другой – в Твелвтриз, и когда они вернулись ни с чем, Элеонора уже начала беспокоиться всерьез.
– На него совсем не похоже убегать из дома. Если бы это была Сесили или Том... Джоб, пошли кого-нибудь к Шоу, пусть поспрашивают там. Но вряд ли он мог забрести так далеко. Ведь после обеда не прошло и часа, как мы хватились его. И куда он только мог уйти? Джоб, отправь двух людей с наказом обойти все имение и расспросить каждого встречного. Может быть, Ричарда видел кто-нибудь из пастухов.
Под вечер, когда уже почти стемнело, в поместье вернулся один из слуг, уезжавший с утра в город; этот-то человек и рассказал, что видел, как Ричард играл на обочине дороги около Микллита. Было это вскоре после полудня.
– Что он там делал? С кем он был? – допытывалась Элеонора.
– Один, мадам, – ответил испуганный слуга, поскольку всем было хорошо известно, что Элеонора в волнении и гневе частенько драла слугам уши. – Он просто сидел там на траве у дороги и играл с какими-то камешками или чем-то в этом роде.
– И что же, рядом с ним никого не было? И тебе не показалось странным, что ребенок находится там совсем один?
– Видите ли, мадам, – извиняющимся тоном сказал слуга, – по правде говоря, я только разочек и взглянул на него. А вообще-то я смотрел на монаха...
– Какого еще монаха? Господи, дай мне терпения! Что за монах?
– Ну, там был один из этих странствующих монахов, мадам, он сидел на обочине и проповедовал, ну, вы знаете, как они это делают. Проповедовал для прохожих. И многие останавливались, чтобы послушать его, так что я подумал, что у него это, наверное, здорово получается, и попытался разобрать, что он такое говорит; но шага я не замедлил, мадам, так как был послан с поручением...
– Кому теперь нужны твои извинения!.. – гневно вскричала Элеонора, и пришлось вмешаться Эдуарду, чтобы спросить более спокойно:
– Ты думаешь, мистер Ричард тоже слушал этого проповедника?
– Ну... не могу вам точно сказать, хозяин. Может быть, и так. Мистер Ричард не смотрел в его сторону, поскольку во что-то играл, если вы меня понимаете, хозяин, но... да, теперь, когда я начинаю вспоминать, то ясно вижу, что он сидел достаточно близко и вполне мог слушать монаха.
– Очень хорошо, можешь пока идти, но будь где-то поблизости. Ты можешь нам опять понадобиться, – отпустил Эдуард слугу.
Когда тот скрылся за дверью, Элеонора в отчаянии посмотрела на сына.
– Что ты обо всем этом думаешь?