DOOM: Ад на Земле

— А какая вам от этого выгода? — вполне резонно поинтересовалась Арлин.
— Мы возвращаемся на Землю, и там тебе до нас не добраться.
— Мы тоже строим корабль, чтобы улететь на Землю.
— Дудки! Вам никогда нас не догнать. Вы останетесь на Деймосе навечно!
— Врете! — взвилась Арлин. — Мы вам еще покажем! — Она впилась в меня взглядом. — Мы вас не боимся, тупоголовые мутанты!
— Брехня! — отпарировал я.
Она подскочила с поднятыми кулаками и принялась меня лупцевать. Отбивая удары — что было не так уж трудно, учитывая разницу в весе, — я крикнул:
— Держись, Арлин! Я иду к тебе на помощь! Это я, Флай!
Как я уже говорил, в психологии я разбираюсь слабо, но когда-то играл в школьных спектаклях. Позаимствовать из них фразу-другую большого ума не требуется. Я выдал себе диплом с отличием, увидев, что взгляд девушки проясняется и она явно узнает меня.
— Что случилось, парень?
— Да опять эти монстры, пришлось дать им отпор.
Арлин оглядела пустынный коридор и повернулась ко мне. Мне не пришлось ничего объяснять.
— Сколько нам еще мучиться?
— Ни секундой дольше, чем это необходимо.
Позднее Арлин начала видеть какие-то блики, тени и кое-что еще, о чем она поначалу помалкивала. Она опускала чертежи и тихо сидела с закрытыми глазами, пока видения не исчезали.
Меня эти приступы здорово пугали, а ее так просто приводили в ужас. Она сходила с ума — и прекрасно сознавала это. Поэтому, когда я сказал, что двигатель на восемьдесят процентов готов, Арлин потребовала:
— Плюнем на оставшиеся двадцать процентов, Флай. Дело сделано! Давай раскочегарим наш реактивный початок.
— Нет уверенности в нескольких узлах, А.С., — честно признался я.
— Но больше ждать нельзя. Вспомни, мы рисковали и при меньших шансах на успех. Я больше не различаю цвета, понимаешь?! С утра все вокруг серое — и только галлюцинации, как радуга. И периферийное зрение ослаблено. — Арлин замолчала, облизывая пересохшие губы. — И еще кое-что, Флай. — Она придвинулась поближе и доверительно сообщила: — Хочу тебе кое в чем признаться. Интересно, что бы сказали на это твои монашки? Я в первый раз по-настоящему боюсь. Боюсь, что могу тебя убить, решив, что ты один из монстров. Я не в силах противостоять этому.
Внутренний голос нашептывал мне о возможной угрозе еще тогда, когда Арлин в первый раз примерещились тыквы. Я был готов к такому повороту событий, поэтому меня обрадовало, что именно она, а не я, вслух заговорила об опасности.
Я ускорил приготовления, заставляя Арлин спать, чуть только представлялся случай. Я тоже ощущал последствия низкого давления и нехватки воздуха, но переносил их куда легче.
Конечно, при кислородном голодании человеку трудно судить о состоянии собственного здоровья, но для нас спасение заключалось в том, чтобы поскорее закончить ракету.
И мы были близки к этому, во всяком случае нам так казалось.
И тут начались эти мурашки по всему телу. Знакомый симптом: скоро я стану таким же психованным, как Арлин.
— Хорошо, — вынужден был согласиться я, — через пару часов вылетаем. Кое-какая надежда имеется: восемьдесят процентов это все-таки в восемьдесят раз лучше, чем ничего.
Мы засуетились. Выпили воды. Съели последнюю нормальную еду: печенье, сыр, фрукты, орехи. Эскимосы говорят, что еда — это сон, подразумевая, очевидно, что если человеческий организм не может пополнить свои ресурсы одним способом, то неплохо сделать это другим.
Арлин покинула меня, чтобы составить телеметрическую программу, которая (Бог даст) позволит нам взлететь, сойти с орбиты Деймоса, вырваться в слои атмосферы и подлететь к Земле. Там я возьму управление на себя и найду подходящее для посадки место. К счастью, в общих чертах программа была готова, сомневаюсь, чтобы Арлин могла сейчас сходу что-нибудь придумать — в том состоянии, в каком она находилась. Господь, должно быть, осенил ее благодатью, хотя она ни за что бы этого не признала, позволив сохранить все данные в памяти и теперь свести их воедино.
Готовясь к отлету, я перебирал в уме пугавшие меня моменты. Почтовые ракеты проектировались для Марса, где была не совсем такая, как на Земле, атмосфера и гораздо меньшая сила притяжения. Развиваемого ракетами удельного импульса могло не хватить для преодоления земного тяготения, когда мы сбросим скорость и попытаемся приземлиться. С другой стороны, существовала опасность, что в плотной атмосфере возникнет столь сильное трение, что наш крохотулечный корабль сгорит.
В качестве пусковой установки на Деймосе использовали сверхпроводимую рельсовую пушку. Она напомнила мне металлическое чудо в детском парке на Среднем Западе. Надеюсь, в этот раз меня не вырвет. По крайней мере, эта штуковина не имеет вспомогательной цепи, так зачем волноваться?
Я развернул пусковую установку в противоположную от орбиты Деймоса сторону. Управлять ракетой было, по счастью, довольно просто: дроссель, рычаг управления, разные аэронавигационные приборы, назначения которых я толком не знал, аппаратура внешнего слежения — все располагалось прямо перед носом, создавая страшное неудобство.
За несколько часов до предполагаемого старта Арлин вырубилась.
Я сначала решил, что она шутит.
— Не пытайся обмануть меня — я знаю, кто ты на самом деле, — ни с того, ни с сего заявила она.
— А я и не скрываю, форменный сукин сын, — рассеянно бросил я — и в ту же секунду оказался распростертым на полу.
Ботинок Арлин упирался мне в грудь, а к горлу была приставлена заостренная железяка — что-то вроде самодельной финки. Посмотрев девушке в глаза, я встретил пустой взгляд зомби и на мгновение., о, Господи, решил, что пришельцы все-таки добрались до нее и «переделали».
Но всему виной было низкое давление, а может, недостаток кислорода. Я уговаривал подругу, лежа на спине, целых пять минут, плел что ни попадя, лишь бы хоть как-то привести в чувство. И она откинула наконец железяку, разрыдавшись и приговаривая, что убила Бога, — в общем, понесла какую-то дичь.
Я не собирался бросать ее, пусть хоть совсем спятит, но не в моих правилах усложнять себе жизнь. Я заставил Арлин кое-что проглотить из аптечки. Она сопротивлялась, давилась, потом вдруг повернулась ко мне и спросила:
— Почему мы не поедаем наших братьев?
И тут лекарство подействовало.
Она оклемается. В ракете давление повыше да и — что важнее — парциальное давление вырастет. Все образуется, во всяком случае я на это надеялся.
Я затащил Арлин в ракету, затем закинул сумку со снаряжением и сам втиснулся рядом. Мы были как в спальном мешке — или в гробу. Я уселся поудобнее, чтобы дотянуться до приборов, глубоко вздохнул и сосредоточился.
Перед тем как поджечь запал, я вспомнил тот леденящий ужас, который испытал в противолодочном реактивном самолете, при первой в моей жизни посадке на авианосец. То, что я должен полностью положиться на какого-то мифического дядю, нервировало даже больше, чем идея приземлиться на почтовую марку. Что ж, на этот раз — не знаю, к лучшему или к худшему — рычаг управления был в моих собственных руках. Учитывая, что я никогда не летал ни на чем, кроме той развалюхи в части, которая перетаскивала нас через горы, можно понять, почему мне вдруг захотелось назад, в противолодочный самолет.
Я нажал кнопку пуска, открыл дроссель, налег на рукоятку (совсем как в пассажирском лайнере) — и ракета взвилась ввысь. Арлин так и так была в отключке, поэтому упустила возможность вырубиться вместе со мной.
Вдруг я оказался в какой-то странной комнате, мое внимание привлекло слабое шипение. Все вокруг черное и белое, никаких других красок… Должен же я знать, черт возьми, где нахожусь, говорил я себе, что это за вещи и приборы?!
И имя свое неплохо бы вспомнить.
Потом прорезался звук: кто-то произнес «флай». Что это, команда? Флай, флай — ах, Флай! Это же я, мои губы произносят мое собственное имя!
Потом я начал различать цвета, узнал поблескивающие индикаторы прилаженных на скорую руку приборов. Я сам их устанавливал: почте необязательно знать, куда она летит, а нам обязательно.