Мастер сыскного дела

— А, товарищ Фирфанцев! — обрадованно крикнул он, ступая навстречу.
Мишель подошел:
— У меня важное дело!
— Теперь у всех срочные — ныне не срочных не бывает, — ухмыльнулся Варенников. — Потому как — время такое, революционное!
«Может, вот теперь прямо все и сказать, не входя в кабинет? — подумал Мишель. — Сказать и уйти и тем избегнуть лишних расспросов? Или это может быть истолковано как малодушие?.. Пусть не кем-то, пусть им самим? Как же быть?»
Товарищ Варенников стоял, с любопытством поглядывая на мнущегося Мишеля.
— Я относительно своей поездки в Ревель, — сказал Мишель.
— Твоего дезертирства? — хмыкнул чекист. Мишель вспыхнул.
Видно, Глушков прибыл сюда раньше и все представил в ином, выгодном ему свете.
— Вас ввели в заблуждение — я не имею такой привычки — дезертировать! — тихо злясь, сказал Мишель. — Я на фронт добровольно ушел и там, смею вас уверить, в штабах не отсиживался!..
— Ну-ну, не кипятись, товарищ Фирфанцев, — примирительно хлопнул его по плечу Варенников. — Советская власть во всем разберется и сурово накажет виновных. На лучше — закури!..
Сунул руку в карман, вытянул портсигар. Золотой...
Раскрыл, предлагая сигаретку...
Мишель, выпучив глаза, глядел на изящную, с выдавленной монограммой вещицу.
И глядел на Варенникова.
— Ну ты чего, Фирфанцев — али не куришь? Я думал, буржуи все курят... Ну что — возьмешь или побрезгуешь?
Мишель замотал головой, отступил на шаг.
— Ну как хочешь, — пожал плечами Варенников, захлопывая портсигар. Бросил под ноги окурок, припечатал каблуком ботинка к мрамору.
— Ладно, пошли, расскажешь, что у тебя стряслось.
— Нет-нет, я после, — замотал головой Мишель, отступая к лестнице.
— Отчего ж после? — подозрительно щурясь, сказал Варенников. — Айда счас — коли пришел! Айда-айда!..
И вдруг, будто невзначай, сунул руку в карман.
Что не укрылось от взора Мишеля.
Теперь уж не осталось никаких сомнений!
— Нет, я не теперь, я завтра! Непременно!.. — забормотал Мишель.
Развернулся, запрыгал вниз по ступенькам.
— Погодь! — крикнул сверху Варенников. — Стой, тебе говорю! — И уж не скрываясь, свесился через перила, закричал во всю глотку:
— Эй, там, кто-нибудь!.. Арестовать контру!..
Мишель единым духом проскочил лестничный пролет, выскочил на крыльцо, бросился на улицу. Он опять бежал, как тогда, как в Ревеле!
Опять — убегал!
Куда теперь?.. Раньше он надеялся на Варенникова, да тот, видно, такой же, как все прочие — как Граковский и Глушков. У всех у них, будто знак отличительный, будто клеймо — золотые портсигары!
Вспомнил вдруг про ящики с золотом да мысленно ахнул — его ведь к ним Варенников приставил, в Ревель направив, где он их таскал-надсаживался! Это ж сколько его там было — пуды!!
Неужто права Анна?..
Ну да, верно — Анна!.. — вздрогнул Мишель. О чем это он?.. Да ведь теперь нужно спасать Анну — надо ее немедля предупредить!
Он остановился, развернулся и быстрым шагом пошел назад.
Но вновь остановился, будто вкопанный!..
Нет, домой сейчас нельзя, туда придут прежде всего! Одну Анну, возможно, пощадят, а коли застанут их вместе и коли она станет его защищать, то арестуют обоих! И уж выпустят ли обратно?..
Что же делать?!
Мишель пребывал в полной растерянности! Теперь дело шло не о драгоценностях, а о самой жизни, да не только его, но и Анны!
Он стоял, не зная, куда бежать.
Раньше он подал бы прошение начальству, а ныне кому? Разве лишь Горькому? Да только что тот сделает, когда против Мишеля Чека!..
"Все?.. — вдруг подумал он. — Варенников — точно. Тот заодно с Глушковым и Грановским, коль они его золотым портсигаром одарили. А остальные?.. Не один ведь он в Чека служит, и не все там с золотыми портсигарами ходят! Значит, и на таких, как Варенников, управа должна сыскаться!
Надо идти прямиком на Лубянку, к Дзержинскому и... будь что будет! Уж так выходит, что от Чека его может защитить только Чека!"
Мишель решился и уж больше не раздумывал!
Коли его арестуют, так его одного, без Анны!..
Стоящий у ворот с винтовкой часовой никак не мог взять в толк, что от него нужно приличному на вид господину. Такие в «чрезвычайку» по своей воле не ходят, обходя ее за версту, таких — привозят арестантскими пролетками да боле уж на белый свет не выпущают, а этот — на тебе — сам заявился!
— Мне к Председателю ВЧК, мне к Дзержинскому! — требовал Мишель.
— Шел бы ты, мил человек, своей дорогой, — досадливо отмахивался от него часовой.
— У меня срочное дело!
— Отойдь, я сказал — не то стрельну!
— Коли вы немедля обо мне не доложите, быть вам под трибуналом! — пригрозил Мишель.
Часовой задумался, крикнул кого-то...
— Давай — ступай!..
В сопровождении красноармейца Мишель пошел по мрачным коридорам ВЧК в памятную ему, с платяным шкафом вместо двери, приемную Председателя ВЧК. Уже не удивляясь, вошел в шкаф и через него в кабинет.
Дзержинский сидел за столом.
— Вы ко мне? — спросил он.
— К вам, — ответил Мишель, отчего-то, хоть того не желал, вытягивая руки по швам. — Можно вопрос?
Дзержинский недоуменно взглянул на Мишеля. Кивнул. Хоть обычно вопросы задавал он.
— Простите, вы... курите?
— Я? — удивился Председатель ВЧК. И тут же надсадно, сгибаясь и прикрывая рот кулаком, закашлялся. И кашлял долго.
— Наследие каторги, — вздохнул он, прокашлявшись.
— Извините, — стушевался Мишель, — просто я думал... Я хотел попросить вас закурить.
Феликс Эдмундович кивнул, вытащил из ящика стола портсигар. Самый простой, серебряный.
Раскрыл, протянул его.
Ну, слава богу, хоть этот!..
Дзержинский стоял, протягивая портсигар.
— Нет, спасибо, я не курю, — отвел его руку Мишель.
— А что ж вы тогда просили? — рассердился Дзержинский.
— Запамятовал, — винясь, ответил Мишель.
Дзержинский, недовольно глядя на него, бросил портсигар в ящик, спросил:
— Что вы хотели? Говорите уж, коли пришли!
— Я...
Мишель запнулся — ведь он теперь наушничать станет, что всегда презиралось обществом, к которому он принадлежал. Да и сам он еще в кадетском корпусе ябед бивал. Все так!.. Но ведь дело идет об интересах России... Да и поздно теперь отступать и передумывать!
— Я нынче числюсь в комиссии Горького, где занимаюсь сбором и учетом бесхозных ценностей, — начал Мишель.
Но Председатель ВЧК нетерпеливо перебил его.
— Я помню вас, — сказал он.
«Неужто помнит?» — подивился про себя Мишель.
— Прошу вас по существу дела.
— Да, да... Я был по делам службы в Ревеле, где наблюдал расхищение принадлежащих государству ценностей, — сказал Мишель — Я сам, лично, сопровождал груз золота в царских слитках и присутствовал при его передаче в Торгпредстве, при коей четыре ящика с драгоценностями не были даже осмотрены...
И покуда Мишель рассказывал, Председатель ВЧК все более мрачнел, быстро черкая что-то на листке бумаги.
— Кто вас послал в Ревель? — переспросил Дзержинский.
— Товарищ Варенников...
— Теперь ступайте и ждите в приемной, — приказал Дзержинский, берясь за телефон и накручивая ручку.
Но в приемной Мишеля не оставили, поместив в небольшую пустую комнату, где не было ничего, кроме деревянной скамьи, и где он томился не менее часа, слыша, как по коридору часто стучат шаги.
Неужели ему не поверили?
Через час по ту сторону двери звякнул вставляемый в замочную скважину ключ.
— Выходь, товарищ Фирфанцев!
Открыл ему не секретарь, а красноармеец с винтовкой, который пошел позади него, отступив на три шага.
В приемной было полно народа, с которым, наполовину высунувшись из «шкафа», быстро говорил Дзержинский. Заметив Мишеля, он обернулся к нему:
— Коли вы не солгали, то Советская власть будет вам признательна. Но коли по умыслу или недомыслию ошиблись, то вас подвергнут революционному суду и, по всей видимости, расстреляют, как контрреволюционера и саботажника, — сказал Дзержинский, испытующе глядя на Мишеля.