Лаура

– Лаура, – протянул Кари, – ну ты же понимаешь, милая… Ты же знаешь, это нужно. А я вернусь – так быстро, как только смогу. Ну, давай, милая…
– Ладно, – девушка непроизвольно хлюпнула носом и вдруг почувствовала, как глаза сами собой наполняются слезами, – только ты отвернись.
Она быстро разделась, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не разреветься, и скользнула под одеяло. Кари склонился над ней и повторил:
– Милая, ты же знаешь, что это необходимо… А я вернусь… В один прекрасный день на улице к тебе подскочит дерзкий злодей и вырвет корзинку – твою корзинку, с которой ты ходишь на рынок… Ты бросишься за ним… отважный незнакомец поймает злодея и скажет: «Не посчастливилось сегодня Черным Рыцарям, обижающим Благородных Девиц!»
– И это будешь ты, – полувопросительно промолвила Лаура сквозь слезы.
– И это буду я, – подтвердил Кари, – закрой глаза.
Девушка ощутила легкое прикосновение его губ… Потом перед ней поплыли разноцветные пятна… Все закружилось… Пришел сон.
 
Глава 18
Какие сновидения навевали чары заколдованной кисеи, Лаура не запомнила – остались только смутные образы, ощущение круговорота разноцветных удивительно ярких пятен, да сухость во рту. Зато пробуждение впечаталось в память навсегда. Она и не подозревала, как пронзительно может вопить старый чародей. А Эвильет Изумруд буквально выл, приплясывая над девушкой и размахивая сдернутой с ее лица заколдованной тряпкой:
– Сонные куры! Дурищи! Идиотки! Ленивые твари! Меня ограбили! Меня, придворного мага самого императора, обокрали, как последнего дурня – из-за вас, глупые гусыни!.. Дармоедки, Гангмар бы вас всех забрал!..
– Ах-х… – только и смогла просипеть девушка. Пересохшее горло не пропускало ни звука.
Как ни странно, маг, по-видимому, овладел собой. Он вдруг перестал дергаться и кривляться, сунул магическую кисею, пропитанную сонными чарами в карман и, неожиданно крепко ухватив Лауру за предплечье, рывком поставил ее на ноги:
– Вставай, дура!.. Марш на кухню! Живо!
Лаура даже не успела ничего сообразить, машинально повинуясь и – как была, босиком, в одной рубашке – поплелась к выходу. Колдун подбодрил ее крепким тычком в спину.В дверях Лаура столкнулась с теткой – Анатинна, тоже еще не придя толком в себя, растерянно терла глаза, зевая.
Эвильет подхватил женщин за локти и чуть ли не волоком потащил в кухню, бурча:
– Что старая, что молодая – две дурищи!.. Сонные тетери, клуши… Я сказал – на кухню!.. Я доищусь правды, я все узнаю, я найду… Всех переловлю! О-о, кто бы ни оказался вором – он тысячу раз пожалеет, что покусился на дом Изумруда…
Втолкнув растерянных служанок на кухню, Изумруд усадил их к столу, с грохотом поставил перед каждой по кружке, плеснул воды из кувшина и велел:
– Пейте! Сонные чары обезвоживают… Пейте и припоминайте, что было вчера. Все! До мельчайших подробностей.
Лаура пила медленно, стараясь сообразить, как лучше себя вести, чтобы не выдать ненароком. Зато тетка уже совершенно успела опомниться и, едва она выпила воды, к ней вернулась всегдашняя строгая уверенность:
– Послушайте, мастер Эвильет, – решительно провозгласила она, – вчера был самый обычный день. Мы с Лауренией прибрали… Наконец-то прибрали как следует, ибо никто не путался под ногами – и вечером разошлись по своим комнатам. За весь день не случилось решительно ничего, достойного упоминания! Верно, Лаурения?
Лаура решилась осторожно кивнуть.
– Проснулась я только от ваших, мастер, криков… Может, теперь вы позволите вернуться к себе и наконец одеться? Торчать в таком виде на кухне недостойно порядочных женщин! А потом, если хотите, я вызову стражников…
Изумруд, как будто, окончательно успокоился, во всяком случае, первый порыв его гнева и замешательства прошел. Так или иначе, тираду Анатинны он выслушал молча, только дергал себя за бородку, да внимательный взгляд его маленьких глазок перебегал с тетки на племянницу.
– Нет, – вполголоса произнес маг, – нет, к страже мы не станем обращаться. Никто не должен узнать, что простому смертному по силам ограбить Эвильета Изумруда… Нет. И никто этого не узнает… Никто не узнает…
Лауре стало еще страшнее от этого «никто не узнает», и она торопливо сделала еще один глоток из кружки, пытаясь не выдать испуг. Эвильет отпустил истерзанную бороденку, машинально сунув в карман несколько оставшихся в горсти волосков, и решил:
– Хорошо, ступайте по комнатам. Через пять минут… Да, не позже, чем через пять минут, я снова хочу вас видеть… На кухне говорить не годится… Через пять минут жду вас в гостиной. И вспоминайте, что вы вчера заметили подозрительного. Ступайте!
Тетка первой вышла из кухни, твердо ступая босыми пятками – прямая, как палка, и исполненная достоинства. Лаура торопливо выскользнула следом. «Нужно пережить сегодняшний день, – твердила она про себя, – только сегодняшний день. Старик не сможет меня уличить, потому что Кари придумал все хорошо. У Кари все удается, и сейчас дело обернется так, как он задумал… Нужно только пережить сегодняшний день…»
***
Переодевалась Лаура в спешке, суетливо швыряя детали туалета как попало на постель. Чем больше она торопилась, тем непослушнее вела себя одежда. Рукава, словно живые, уворачивались от дрожащих ладоней, а непослушные пряди волос то и дело норовили выбиться в сторону, едва девушка пыталась собрать их в пучок… Должно быть, поэтому она и замешкалась. Когда за дверью послышался деланно-спокойный голос Анатинны: «Лаурения, голубушка, ты готова?», девушка стояла в одном башмаке и расстегнутом платье, тщетно пытаясь удержать собранные в хвост волосы левой рукой, тогда как правая неловко нашаривала голубую ленточку под скомканной ночной рубашкой, брошенной на разобранную кровать…
– Иду, тетя Тинна, – пискнула Лаура, – сейчас! – и торопливо запрыгала на одной ноге, пытаясь удержать равновесие и затянуть узел на затылке.
В коридор она выскочила, все еще застегивая непослушные пуговки – и едва не налетела на тетку.
– Спокойнее, дорогая, – буркнула Анатинна и прежней твердой походкой зашагала в гостиную.
– Да, тетя, – виновато промямлила Лаура, пристраиваясь следом.
Чародей поджидал их, сидя за столом. Перед ним лежали магические кисеи, и мастер Эвильет внимательно изучал их, мял и прощупывал, избегая, впрочем, склоняться слишком низко над зачарованными тряпицами. Когда женщины вошли в комнату, он прервал свое занятие и, подняв ладонь, велел:
– Довольно! Оставайтесь там, где стоите.
Чародей не желал, чтобы служанки сели за стол перед ним – они должны были стоять, словно провинившиеся детишки перед строгим воспитателем, напротив важно восседающего на стуле чародея.
– Итак, – довольно спокойно заговорил Эвильет, – ты, Анатинна, не заметила ничего подозрительного вчера?
– Нет, мастер.
– А ты, Лаурения?
– Нет…
– Ну что ж… Значит, не заметили… Однако воры умудрились проникнуть в мой дом, минуя запоры и магические ловушки, сумели влезть в мой кабинет, чего не удавалось никому прежде... Помолчи, Анатинна… Вы, две клуши, спали, пока злодей взламывал окно в кабинете. Вы спали, пока злодей отворял двери ваших комнат – одну за другой – и приближался к вашим постелям, чтобы воспользоваться этим, – старик ткнул пальцем в кисею.
Лаура непроизвольно поежилась и опустила глаза, когда чародей взглянул в ее сторону. «Интересно, – вдруг подумала она, – а как бы я себя вела, если бы была невиновна в этом деле?»
– Если вор воспользовался сонным волшебством, – вставила тетка, – значит, он мог использовать и другие чары, из-за которых мы и не услыхали, как он вошел.
– «Он»? Ты думаешь, дорогая моя, что вор был один?
– Я не знаю, – голос тетки не дрогнул, – вы сами, мастер, сказали «злодей».
– Да, верно. Я так сказал. Потому что я знаю, – старик встал и неторопливо двинулся вокруг стола, продолжая буравить взглядом тетку, – вернее, подозреваю, кто здесь побывал ночью. И он заплатит мне за это, дорого заплатит… А также и его помощник…