Законы исчезновения
Борис Иванов
Законы Исчезновения
В ночь перед бурею на мачте
Горят святого Эльма свечки,
Отогревают наши души
За все минувшие года.
Когда воротимся мы в Портленд,
Мы будем кротки, как овечки,
Да только в Портленд воротиться
Нам не придется никогда!
Пролог
СТРАНСТВИЯ НЕ ИЗЛЕЧАТ ТЕБЯ...
Рус проснулся от собственного крика.
Сидя на краю кровати — странно пустой и холодной, словно она пустовала всю ночь, а сам он лишь только что вернулся сюда из страны зыбкого тумана, — Рус долго ощупывал свое лицо. Потом — руки, шею, грудь — словно пытаясь убедиться, что это именно он, а не кто-то другой сидит здесь в темноте и силится вспомнить что-то очень важное. Что-то такое, без чего никак нельзя жить дальше...
Ах да! Он хотел вспомнить, кто же такой он сам?
Рус нервно нашарил ногами шлепанцы, резко встал и, не включая света, побрел на кухню — пить до черноты заваренный чай. Это сделалось с недавних пор привычкой: успокаивать себя этим черным чаем после того, как во сне ему случалось «нырнуть туда». Он знал, когда начались эти его пугающие срывы в странные сны: много — теперь уже много — лет назад. Когда он еще совсем маленьким мальчиком вернулся домой с прогулки. Вернулся один.
С тех давних пор все ночи его были ночами какого-то странного старания... Натужного усилия — не ступить в запретный крут снов. Не провалиться туда... Усилия, заканчивавшегося всякий раз забытьем беспамятства.
Почти всякий раз.
Теперь что-то поломалось в нем — он чувствовал это. Что-то не выдержало долгого, очень долгого сопротивления. Или — что-то явилось извне. Со стороны. Что-то, что ждало своего часа все эти годы. Явилось вместе с привычкой к черному чаю.
* * *Ожидая, пока вода, превращаясь в крутой кипяток, зашумит в чайнике, он рассматривал в стекло широкого окна ночной город. Еще в детстве — тогда, — сидя на этом вот табурете, старый Лорх сказал ему, что если захотеть, то ночной город можно принять за флот в походе: словно армада светящихся иллюминаторами грозных боевых кораблей, отражался город в тихих водах Залива. Неподвижно и в то же время с какой-то уверенной стремительностью, неотвратимо шел и шел этот призрачный флот сквозь тьму к какой-то одному ему известной цели... Они — он, Руслан, и его брат Эл — вместе с Лорхом любили фантазировать ночью, сидя вокруг этого тяжелого кухонного стола, такого уютного, что с ним не расставалось вот уже которое поколение Рядовых. Иногда к ним присоединялись родители.
* * *Заваривал чай Рус по-своему — с приемами и заклинаниями.
Приемам и заклинаниям его научил, конечно, Лорх — он немало постранствовал по Обитаемым Мирам, старик Лорх, и многого нахватался там. Рус и Эл любили не только его рассказы. Не меньшее удовольствие им доставляли всяческие умения, навыки и приемы, которыми старина Лорх щедро делился с ними при каждом подходящем случае. Жаль, что все развалилось после того, как не стало родителей. Да нет — еще раньше: сперва не стало Эла — и уже тогда все начало разваливаться. Он все реже заходил к ставшему взрослым Русу — старый Лорх. Может и не зайдет никогда больше. Где он сейчас — Лорх Коули?
Рус тоже много путешествовал. И в детстве — с родителями и друзьями, и потом — когда выбрал себе судьбу Посредника. Но теперь это были совсем другие путешествия: путешествия клерка по казенной надобности. Льготные, впрок заказанные билеты и номера в гостиницах — по сходной цене и с гарантированным уровнем услуг. Офисы партнеров «Трансгалактик», которой верой и правдой Рус служил уже не первый десяток лет. Минимум экзотики из окон экскурсионных автобусов — традиционная дань гостеприимству от принимающей стороны. Скука по вечерам — перед экраном ТВ с его непонятными местными новостями и осточертевшей рекламой или в баре гостиницы за строго дозированной выпивкой с полузнакомыми типами, которых встречал когда-то на другом краю Обитаемого Космоса, в точно таком же баре «для взрослых»: полутьма, тихая музыка, «окна новостей», мерцающие над челом настоящего — никаких сервисных автоматов — бармена, консервативно одетая публика, анекдоты на грани непристойности — все очень респектабельно и уныло. Гостиничные бары одинаковы по всей Галактике. Одинаковы офисы, залы Космотерминалов и экскурсионные автобусы.
«Странствия не излечат тебя...» Кто-то сказал это первым. Кто-то из древних...
Это были совсем не те путешествия, о которых рассказывал Лорх. Старина Лорх, с которым они с братом в детстве — таком далеком и таком огромном — обошли все тропинки и все полянки заповедных лесов вокруг их родного города. Старина Лорх, который где только не побывал на своем веку. Невероятно долгом для Разведчика веку...
Впрочем, была и связующая нить с теми — настоящими — странствиями — тонкая, но для Руса очень важная, — как отдушина, форточка, открытая туда — в небо далекого детства...
Нащупать эту ниточку ему удавалось, когда приходилось застревать на неделю-другую в каком-нибудь из Миров, ожидая, пока будет переделана та или иная бумажка из множества совершенно необходимых для подписания очередного контракта, договора о намерениях или еще каких-нибудь документов в этом роде, ради чего стоит сгонять человека в другой Мир. Такой же уныло благоустроенный и идиотски благополучный, как и тот, что приходится покидать ради этого. Дни вынужденного безделья — не такие уж и редкие, если разобраться, — были для Посредника Руслана Рядова цепочкой волшебных зеркал, в которых проступали иные миры — вовсе не такие, каким был мир странствующих клерков.
Собственно, Рус не совершал в такие дни ничего экстраординарного: он ходил по музеям и библиотекам. По лавкам с сомнительным антиквариатом, о существовании которых ему рассказывали такие же, как и он, чудаки или более странные личности, встречавшиеся в кварталах магазинчиков, где можно было найти все, что душе угодно, — от самого настоящего камня с письменами Империи Зу до черепа псевдогуманоида с Фомальгаута... И еще Рус разыскивал людей — интересных людей, которые прожили в этих Мирах, в которые он, Рус Рядов, приходил на считанные дни, всю жизнь. И могли многое порассказать об этих Мирах. И о других интересных людях, с которыми им приходилось встречаться, — о людях из других Миров, часто — довольно далеких. Рус хранил эти рассказы в дневниках, безжалостно загружая память своего ноутбука, — и в своей собственной памяти, а попав в какой-либо из новых для него Миров (а всего он побывал в двенадцати из Тридцати Трех), он старался разыскать их — рассказчиков странного и находил — все новых и новых.
Про самых первых интересных людей рассказал ему Лорх. С годами Рус стал забывать про это обстоятельство. Только сейчас, после странного сна, пришедшего к нему этой ночью, он вспомнил про это.
Со временем Рус узнал, что их довольно много — таких, как он, — тех, кто интересовался Теневой Стороной жизни Обитаемого Космоса. Они изредка встречались, обменивались информацией: редко — письмами, чаще намеками... Они были разными людьми — и по характерам своим, и по целям, которые ставили перед собой, и — наверное, это было главным — по той движущей силе, что гнала их от Мира к Миру...
Сам Рус редко признавался себе в том, что двигало им. Он боялся снова и снова делать себе больно, потому что когда-то давно, выбирая профессию и судьбу, он загадал найти, вернуть из небытия Эла, своего брата, который исчез.
Надежда эта давно — тоже уже давно — умерла в нем, и от этого ему было особенно больно. И боль эта гнала его из
Мира в Мир. И он все искал и искал брата, которого потерял в редком лесу, на берегу злого осеннего моря.
* * *Вот и в том сне — Рус начал вспоминать его, словно собирая диковинную мозаику, — он неуверенно, неловко брел по серому берегу. Набегали свинцовые волны. Мелкая солоноватая изморось оседала на губах, камни под ногами шатались, ему приходилось перескакивать с одного на другой, вдруг оказалось, что идет он совсем не туда, куда хотел, а все дальше забирает от черных голых деревьев прибрежного леса — к соленой воде. Он растерянно остановился.