Знак Лукавого
Но в наше время мало кто вообще хоть в какой-то мере знает тех, с кем сталкивает нас судьба, а при малой толике вовремя проявленной осторожности распитие умеренного количества пива с человеком незнакомым вполне может и не привести к трагическим последствиям.
Нет. Серьезные ошибки я начал делать потом.
* * *
Первой из них — этих серьезных ошибок — было вранье. Я никогда не говорил, что врать — это так уж плохо. Не такой уж я лицемер. Все мы знаем, что, вообще говоря, без вранья на этом свете никуда не денешься. При наличии оплаченного свободного времени я охотно сочинил бы «Апологию лжи». Притом совершенно серьезно, без дураков. Разве не круто сказано: «Тот, кто не лгал, не знает, что такое Истина»? Я не помню, кто высказался в таком духе. Может, даже не любимый мною Ницше. Одним словом, плохим можно назвать только вранье бесцельное — продиктованное какими-то подсознательными страхами или амбициями. Рефлекторное. Такое вранье может неожиданно и дорого обойтись вам.
Как это случилось со мной.
Собственно говоря, и само-то это вранье мое было мелким, привычным и чисто машинальным. На вопрос: «А что это за фиговинка там, на руке у тебя?» — я машинально ответил: «Да так, родинка…»
— А я подумал, что наколочка такая. Интересная… — рассеянно буркнул Олег, обсасывая кость сушеной воблы (отыскалась и таковая в его потертой сумке).
— Да нет, — так же рассеянно отозвался я, отрешенно разглядывая мирно поблескивающую гладь реки.
Солнце, которое освещало эту гладь, было уже усталым, осенним солнцем, хотя август только еще начинал гаснуть.
— Нет, — повторил я, сам не зная почему. — Она у меня где-то лет в восемнадцать — двадцать вылезла. Сам не знаю отчего…
Этим я окончательно решил вопрос о своей дальнейшей судьбе.
* * *
С Олегом я распрощался самым благодушным образом и уже к вечеру полностью позабыл о нашей мимолетной беседе.
Но мне о ней напомнили — той же ночью.
— Сережа, Сережа!.. — расталкивал меня Рома. — Что ты там натворил?!
— А?! Что?! — бестолково, как и положено разбуженному во втором часу ночи праведнику, который ни сном ни духом не чувствует себя виноватым хоть в чем-то.
— За тобой пришли!.. Из милиции!.. — дрогнувшим голосом сообщил он мне.
В его голосе читался не столько страх, сколько упрек и обида на своего непутевого брата — такого на первый взгляд доброго и покладистого. И так бессовестно обманувшего его доверие. До сих пор милиция приходила к нам только за ним. Два раза.
* * *
Тут мне стоило бы поподробнее рассказать о том, почему получилось так, что при живых отце и матери мы с братом давно уже жили одни, без них в родном для нас, но уже чужом для них городе. Но историю своей — не самой благополучной — семьи я напишу как-нибудь в другой раз. Когда бог прибавит мне литературного таланта. Прибавит ровно настолько, чтобы я смог написать про то, как мать развелась — в мои пять — и снова вышла замуж — в мои двадцать два. И про то, как с новым мужем она убыла на постоянное место жительства в ближнее зарубежье, а квартиру благородно оставила Ромке (ему как раз стукнуло семнадцать), а Ромку — мне. Причем расскажу так, чтобы это было интересно хоть кому-то. Это значит — никогда.
А отец просто уехал в родное село и изредка из него наведывался. Вот и все.
— Какая милиция? — очумело спросил я.
И туг же увидел какая.
С виду самая что ни на есть обычная. Два хмурых типа в форме. Кажется, они были наряжены сержантами, эти двое. Не особенно церемонясь, они вошли в комнату и буквально нависли надо мной.
— Ну что? — хмуро спросил тот из них, что был постарше.
Он смахивал на порядком соскучившегося за время пребывания в клетке зоопарка, утратившего интерес к заботе о своем внешнем виде орангутанга. Он заглянул в мой паспорт, который уже держал в руках. Должно быть, его отдал ему перепуганный Ромка.
— Сергеев Сергей? Одевайся.
Я судорожно стал натягивать джинсы и майку-безрукавку с дурацкой эмблемой на груди.
— Руки покажи! Не так — вытяни перед собой!
Он небрежно повертел мою правую кисть. Потом пощупал левый локоть, буквально впившись глазами в Знак. Кивнул напарнику, и тот мгновенно защелкнул на моих запястьях сурового вида наручники. Старший мотнул головой: «Пошли!»
* * *
О том, что пришли за мной вовсе не милиционеры, я начал догадываться, как только взглянул на тачку, на которой они за мной прикатили. Глядеть на нее особенно долго мне не пришлось — меня довольно быстро в нее же и запихнули, но на то, чтобы сообразить, что джип «Чероки» явно не то, на чем служители закона выезжают на задержание, и «мобилы» они в карманах не носят, у меня времени и ума хватило. Хватило, как говорится, ума и на то, чтобы запоздало, когда джип уже сорвался с места, ошалело спросить: «Слушайте, а вы кто, ребята?»
Этим я сильно рассмешил обоих моих конвоиров.
— Ты, ей-богу, даешь! — заметил тот, что помладше, насмеявшись вдоволь.
И, чуть посерьезнев, добавил:
— Слушай, чего же ты на вопрос не ответил? Ну захотел посидеть здесь еще годик-другой, так в ножки куратору бы поклонился, глядишь, и вышла бы отсрочка… А на вызов не отвечать — последнее дело. Теперь дерьма накушаешься — на Той Стороне…
Должно быть, я глядел на него настолько потрясенно, что он запнулся и, не выпуская руля из одной руки, другой похлопал меня по плечу.
— Да ладно. Ты уж так не журись… Дальше Амбы, как говорится, не пошлют… Дуппель, — это он сказал уже своему старшему напарнику, — сними с человека наручники, а то он того… Типа того — вибрирует.
Поименованный странной кличкой Дуппель, добродушно усмехаясь, достал из кармана ключ и освободил меня от оков. Я поглубже вжался в сиденье и, скосив глаза в окошко, стал прикидывать, куда, собственно, везут меня мои странные спутники.
Занятию этому мне пришлось предаваться долго. Узнаваемые, хорошо знакомые улицы центра сменились куда менее знакомыми окраинами, унылыми многоэтажными массивами, которые в ночной темноте почти невозможно было отличить один от другого. Временами мы проскакивали по местам, и вовсе мне не знакомым, словно и не в нашем городе расположенным. Например, мимо большого пруда, более похожего на озеро. Я и не знал, что такой здесь существует. Я отчаялся запомнить дорогу и впал в размышления. Поразмышлять было о чем.
Ясно, что меня с кем-то спутали. С кем-то, кто должен был прийти — но не пришел на вызов. С кем-то, кто знал таинственного куратора и имел право просить того о милости «посидеть здесь еще годик-другой»… С кем-то, кому предстояло накушаться дерьма — на Той Стороне… Надо было срочно что-то предпринимать. Точнее, срочно решать: предпринимать что-нибудь или нет, чтобы выбраться из получившегося замеса без особых неприятностей. И тут судьба не давала мне ни малейшей подсказки. Что будет правильнее — немедленно развеять случившееся недоразумение или, наоборот, как можно дольше держать похитителей в счастливом неведении об их ошибке? И если уж убеждать их в том, что я не тот, кто им нужен, то как? Черт возьми! Ведь даже вид моего — совершенно подлинного — паспорта не возымел на явившихся за мной решительно никакого действия. Для них главным было что-то другое.
Только вот что?
И тут я впервые вспомнил про темное пятнышко чуть выше локтевого сгиба моей левой руки. Ведь она совершенно точно произвела на явившихся за мной какое-то особенное впечатление, эта «родинка». Они вроде именно ее и ожидали увидеть… Старший как будто даже вздохнул свободно, когда убедился, что она на месте. Родинка. Рисунок.
Знак.
И меня прошиб пот.
Почему-то вспомнились слова из опуса Якоба Мюнстерского о Темном Пути. И еще мне вспомнилась судьба Яши. Точнее, ее конец. Я с трудом стряхнул с себя странное наваждение.
Нет, это какая-то чушь. Совпадение. Вот сейчас они довезут меня до того места, куда им надо меня доставить, и выяснится, что произошла какая-то глупость. Путаница. Что-то у них не срослось, кто-то кого-то не понял… Только вот не получится ли при этом так, что я окажусь безнадежно лишним свидетелем. Таким, которого проще без всяких разговоров закопать в мать сыру землю, чем цацкаться с ним до второго пришествия? То, что для ребят, наряжающихся в чужую форму и разъезжающих на круто навороченных тачках, человеческая жизнь частенько котируется по курсу туалетной бумаги, для меня уже давно не было секретом.