И маятник качнулся…

С бляхи гном снова перевел взгляд на мое лицо. Ох, как же мне не понравился этот взгляд! И коротышка туда же… Ну почему все они на развилке с указателем: «Налево – дурак, направо – совсем НЕ дурак» выбирают правую дорогу?!
– Я тебе нравлюсь, да? – Я скорчил кокетливую мину.
Гном поперхнулся:
– С чего это ты взял?
– А на кой фрэлл заставил меня нагнуться? Поцеловать хочешь?
«Клещи» мигом разжались. Хм, как, оказывается, просто избавиться от повышенного внимания… Я выпрямился, потирая шею.
– А зря передумал, сладенький… – От «воздушного поцелуя» гнома перекосило так, что я даже испугался: не хватил бы его удар из-за моих дурацких шуток.
Ничего, все обошлось. Гном сплюнул, что-то пробормотал в бороду на непереводимом наречии Горного народа и, энергично печатая шаг, направился на задний двор. Я проводил его коренастую фигуру насмешливым взглядом, готовый в любой миг, если гном обернется, послать ему еще несколько «поцелуйчиков», но он не обернулся. На его же счастье, как я полагаю, потому что мое настроение в эти минуты колебалось в диапазоне от просто зловредного до крайне мерзопакостного, и неизвестно, какие извращенные формы могла бы принять в дальнейшем моя фантазия.
Вообще-то, шутки подобного рода крайне рискованны, и их нужно использовать исключительно в том случае, когда ваш оппонент не может отреагировать иначе, как оскорбиться или испугаться. Лично я знаю одного типа, который развил бы предложенную мной тему до таких пределов, что пугаться впору было бы вашему покорному слуге…
– Зря вы так… – Ой, еще один подкрался! Да что такое сегодня со мной – никого и ничего не замечаю…
На сей раз ко мне подошел сам кузнец. Роста он был, что интересно, невысокого и на медведя вовсе не походил – скорее он был сухим и жилистым, но тугие змеи вен не позволяли усомниться в силе его натруженных рук. Кузнец был сравнительно молод – около сорока лет, – но все же старше, чем ваш покорный слуга, и я не сразу понял, почему он обращается ко мне на «вы». А когда понял… Сделал себе зарубку на память: закатить старосте истерику с выяснением, почему он довел мои «подвиги» до сведения каждого человека в этой треклятой деревне. Не знаю, как вас, а меня коробит уважительное обращение со стороны людей, перед которыми полагалось бы пресмыкаться мне…
– Что – «зря»? – хмуро спросил я, предчувствуя очередное сетование на мои «плохие манеры», но кузнец меня удивил:
– Почтенный Гедрин тяжело переживал случившееся.
Пе-ре-жи-вал? Я не ослышался?
– Что же заставило его переживать?
– Когда ему рассказали, как обстояли дела, он понял, что встал не на ту сторону…
Вот как?
– И что именно ему рассказали, позвольте узнать?
– Ну… – Кузнец наморщил лоб, припоминая подробности. – Что вы помогали Рине дойти до дома лекаря, что не хотели ее пугать… А потом вы спасли ребенка…
Мило. Уж не знаю, какими словами гному поведали всю эту историю, но рассказчик постарался, раз бородатый коротышка начал «что-то» переживать. Впрочем, возможно, кузнец преувеличивает, и «переживание» не имело места. Хотя… Он же подошел ко мне с намерением поговорить. Неужели хотел извиниться? О-хо-хо… Тогда я вел себя как последний болван и подлец. Но ведь мне было приятно? Было. Тогда зачем терзать себя раскаянием? Э, у меня ведь есть дело…
– Доктор, именующий себя Гизариусом, просил забрать его заказ. Это возможно?
– Конечно. – Кузнец кивнул и на минуту скрылся за створкой распахнутой двери. Послышалось звяканье, шорох, стук – и я увидел предмет, столь необходимый доктору именно сегодня.
Лом. Толщиной в два пальца и длиной почти мне до плеча. Ну, Гизариус, я тебе это припомню – заставить меня тащить железную чушку в разгар полдневной жары!
– Надеюсь, он один? – на всякий случай спросил я.
Кузнец шутки не понял и пожал плечами:
– Больше заказов не было.
– И то ладно…
…Нести лом было неудобно. Тащить волоком – тоже, потому что дорога не отличалась гладкостью шелка и на каждой кочке железяка подпрыгивала и больно дребезжала в пальцах. К тому моменту, когда я доплелся до усадьбы, я чувствовал себя не просто кретином, а очень злым кретином. Потому что догадался, зачем доктор отправил меня к кузнецу.
Гизариус, узрев злорадное выражение моего лица, правильно оценил результат разговора с гномом и горестно вздохнул. А я, прислонив лом к стене, сел на дощатую террасу, разминая натертые пальцы.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – вкрадчиво поинтересовался доктор.
– Просто замечательно! Гном на завтрак – моя любимая диета, – съязвил я.
– О чем вы говорили? – Какие мы любопытные!
– Ни о чем. Мы не говорили.
– Почему? Гедрин хотел… – Недоумение на лице.
– Извиниться? Это нужно было делать иначе.
– Иначе?
– Не таким тоном. И не подкрадываясь.
– Подкрадываясь? – Доктор явно ничего не понимал.
– Пусть ваш приятель сам рассказывает, о чем и как мы беседовали. Если рискнет. – Я довольно ухмыльнулся. Пожалуй, почтенный гном не станет открывать все подробности нашей недолгой беседы. Слишком уж она получилась… занимательной.
– Ты не принял его извинения? – Полная растерянность.
Я широко улыбнулся:
– Он не успел их принести.
– Ты… ты… Ты нагрубил ему?!
Я сделал вид, что задумался.
– Я сказал чистую правду.
– Правду?.. – Доктор понял мой намек и осекся.
Несколько минут он молча смотрел на меня с таким укором, что в другое время я бы устыдился своего поведения, но сейчас… Сейчас мне даже море было – по колено. Гизариус качнул головой, скорбно поджимая губы:
– Я был о тебе лучшего мнения… Я думал, что ты – благородный человек, заслуживающий уважения, а ты…
– Кто? – Я с искренним интересом уставился на доктора.
– Всего лишь фигляр, притворяющийся рыцарем.
Каково, а? И что я должен делать теперь, после такой «характеристики»? Плакать горючими слезами? Рвать на себе волосы? Эх, доктор, доктор, ты наивен, как ребенок… Я поднялся, отряхивая штаны.
– Я ни разу не давал вам понять, что являюсь кем-то иным, нежели рабом, переданным вам во временное пользование, этого вы не можете отрицать, – сухо проговорил я. – Мнение о моих достоинствах и недостатках, а также о моем происхождении, о моем предназначении и о моих намерениях вы составили сами, не удосужившись узнать, что я думаю об этом самом мнении. А я скажу, ЧТО я думаю: если вам нравится витать в облаках, воля ваша. Но смею заметить, что присутствующая в вашем доме особа королевской крови скорее всего лишилась зрения именно витая в облаках, и я не могу понять мотивов того, кто определил принца на излечение к такому безответственному и строящему иллюзорные замки человеку, не способному дать правильную оценку простейшей жизненной ситуации…
Рука доктора дрогнула – наверное, он хотел меня ударить, но сдержался. Или передумал, предположив, что после такой тирады я вполне могу дать сдачи.
– Да как ты можешь…
– А ведь он совершенно прав. – Голос Борга заставил вздрогнуть и меня и доктора.
– В чем он может быть прав? – Гизариус не хотел верить, что у меня нашелся защитник.
Великан оперся на перила террасы, улыбаясь одновременно насмешливо и горько.
– Хотя бы в том, что принц был неосторожен в оценке противников и выборе друзей.
– Неужели?
– Я не знаю, как именно он заболел и что этому способствовало, но чувствую: здесь попахивает местью.
– Отвергнутая любовница или соперник? – невзначай поинтересовался я. Хотя разницы никакой: те же яйца, только в профиль…
– Не знаю. – Борг пожал плечами. – Об этом нужно спрашивать у принца.
– Да, «Опора» никогда не славилась способностью идти по Следу, – констатировал я.
В глазах верзилы промелькнуло нечто, похожее на профессиональный интерес.
– А сам-то ты откуда? – резонный вопрос.
– Ниоткуда, – ответил я со всей возможной серьезностью.
– Так я и поверил! – ухмыльнулся Борг. – «Честь»? Или – «Скальпель»?