Право учить. Повторение пройденного
«Разве это не одно и то же?..» — Робкий вопрос.
Нет, увы. Защищать, значит, беречь от опасностей. Ограждать, значит, препятствовать распространению. Просто, правда?
«Ты слишком многое понял...»
Это плохо?
«А что скажешь сам?..»
Хорошего мало. Приятнее ничего не знать и клясть Судьбу за все получаемые синяки и шишки.
«Ты, в самом деле, не сердишься?..»
Нет.
«Но почему? Ты имеешь на это право...»
А ещё я имею право простить тебя. И воспользуюсь им, пока не передумал.
«Меня... А её? Её ты простишь?..»
Не сегодня.
«Когда?..» — Голос переполняется нетерпением.
Не торопись, драгоценная. Достаточно уже того, что я не могу её ненавидеть.
«А любить? Можешь ли ты её любить?..»
После всего, что узнал? Пока я могу только...
«Только?..»
Восхищаться. И в качестве извинения за доставленные волнения хочу сделать подарок.
«Мне?..»
Возможно. Но больше его оценила бы Элрит.
Беру со стола отцовский бокал.
Это стекло ещё хранит тепло Моррона. Хочешь прикоснуться к нему?
Молчание затаённого дыхания.
Хочешь?
Дотрагиваюсь стенкой бокала до щеки. Ловлю губами край хрустального бутона.
Чувствуешь?
Делаю глоток.
И моё сознание полностью поглощается чужим, но я с радостью уступаю ему место...
* * *Труд двигался к завершению, холода — тоже. Но в Драконьих Домах весна наступает лишь, когда того желают их обитатели. А ещё точнее, когда их души устают от снежного ковра забвения и требуют, чтобы чёрная земля памяти проросла зеленью надежды. Поэтому ещё вечером может подмораживать и вьюжить, а наутро первым звуком, который потревожит слух, окажется весёлый стук капели за окнами. Скажете, так не бывает? Бывает. Сейчас объясню, почему.
Дома Драконов расположены не в Пластах Пространства, а на так называемых Островах, передвигающихся в Межпластовом Потоке, что имеет ряд неоспоримых преимуществ. Например, удобство перемещения не только от одного Дома к другому, но и к любому месту неподвижных Пластов, мимо которых течёт Поток. Причём, перемещаться можно и со скоростью Потока, и даже быстрее него, прибывая в пункт назначения раньше, чем отправился в путь. Но куда более приятной является возможность устанавливать время года по своему желанию и не тратить на это ровным счётом никаких усилий! Достаточно лишь попросить Поток, чтобы он вынес твой Остров в те места, где буйствует лето или дремлет осень. Это не магия. Это просто добрая воля мира, с радостью исполняющего скромную просьбу тех, кто заботится о равновесии сущего.
В детстве и юности мой неокрепший разум щадили, не спеша менять морозы на жару, но я вырос, а обстоятельства изменились. И когда в оконное стекло заглянули жаркие лучи весеннего солнца, стало ясно: пора поторопиться с подарком. Если бы меня ещё не отвлекали все, кому не лень...
— Я же говорила: останется целая гора шерсти! — Победно заявила Тилирит, окидывая взглядом хаос, царящий в моей комнате.
Тётушка норовит зайти ко мне всякий раз, когда наведывается в Дом Дремлющих. Но вовсе не из желания узреть любимого племянника, о нет! Просто я обретаюсь совсем близко к кухне: можно сказать, соседняя дверь, а Тилирит обожает сласти, появившиеся на свет трудами нашей кухонной мьюри. Говорят, давным-давно моя мать переманила кухарку у Дарующих, за что те веков пять или шесть не желали иметь с нашей семьёй никаких дел. Потом помирились, конечно, но в гости предпочитают не являться.
Невинно улыбаюсь:
— Разве я возражал?
— Ворчал, уж точно, — напоминает тётушка.
— Это запрещено?
— Это некрасиво по отношению к близкой родственнице.
— Ну зачем тебе мои кривобокие шедевры? — Спрашиваю не из праздного интереса, а потому, что никак не могу понять настойчивости, с которой Тилирит напоминает о своём «заказе».
— Ты сам ответил на свой вопрос, — щурятся тёмно-зелёные глаза.
— Правда? — Задумываюсь. — Тебе нравится несовершенство?
— Что-то не припомню ни одного слова об этом. Кривобокие — было. А несовершенные... Нет, не помню.
— Тогда почему?
— Что есть шедевр? — Вопрошает тётя с видом наставника, принимающего экзамен.
— Э-э-э-э-э... Нечто замечательное.
— Не только. Шедевр — это вещь, вышедшая из рук Мастера.
— О!
Лучше было помолчать. Мастерство и всё, с ним связанное, вызывает у меня зевоту пополам с проклятиями. Даже если Тилирит не смеётся... Особенно, если не смеётся!
Видя моё замешательство, тётушка меняет тему:
— Мне только кажется, или... Ты, и в самом деле, успокоился?
— А я был взволнован?
— Немного. А ещё, расстроен и озабочен. Но похоже, разговор с Морроном пошёл тебе на пользу.
— Это ты попросила его прийти?
— О таких вещах не просят, Джерон. Такие вещи чувствуют. Или не чувствуют. Твой отец посчитал нужным сказать несколько слов. И сказал. Они тебе помогли? — Взгляд старается остаться равнодушным.
— Смотря, в чём.
— В твоих поисках.
Поисках... Я до сих пор что-то ищу? Что-то важное? Тогда почему сам об этом не знаю? Наверное, потому, что со стороны всегда виднее. Пожалуй, в этом состоит главная несправедливость существования: простота и лёгкость, с которыми можно заглянуть в глубины чужой души, оборачиваются непреодолимым препятствием на пути познания себя самого. И причина очень проста: при изучении поступков других имеется чёткий образец для сравнения — твоя собственная персона. А с кем или с чем сравнивать себя?
— Немного.
— Уже хорошо, — кивнула Тилирит.
— Хорошо, но мало.
— Хорошего всегда мало, иначе мы не считали бы его желанным, — тётушка проводит пальцами по вязаному полотну. — Согласен?
— А если нет?
— Это твои проблемы, — кокетливая улыбка, мгновенно сменяющаяся строго сдвинутыми бровями: — Ты помирился с Мантией?
— Мы и не ссорились.
— Если пребывание на грани разрыва — не ссора, тогда твои слова правдивы. Но мне почему-то кажется, ты лжёшь.
— Вовсе нет.
— Но всей правды не говоришь, верно?
Опускаю взгляд. Конечно, не говорю. А кто сказал бы на моём месте? Признаваться в слабости, едва не ставшей причиной ожесточённой борьбы? Я не настолько смел. К тому же, у моих противников всегда будет передо мной преимущество. В степени осведомлённости, поскольку не уверен, что не существует ещё пары-тройки способов ограничить мои возможности до безопасного уровня. Однако мне о них не расскажут, не так ли? Ни Мантия, ни тётушка, глаза которой переливаются искорками ехидного превосходства.
— Наше мирное общение так необходимо?
— Тебе нравится воевать?
— Не нравится. Но далеко не все споры могут решиться без применения силы.
— Не все, конечно, — соглашается тётушка. — Но лично тебе это не нужно.
— Да-а-а-а? Как же тогда заставить Мантию слушаться? Уговоры и просьбы зарекомендовали себя не лучшим образом, а стоило разок припугнуть, мигом стала шёлковой!
«Фантазёр...»
Тилирит придерживается схожего мнения:
— Уступка в малом не означает победы в войне. Не обманывайся, Джерон: твоё сражение ещё не окончено.
— Знаю, тётушка, знаю! Но не могу отказать себе в удовольствии помечтать. Можно?
— Можно всё, если не переступаешь границ разумного, — следует мягкое наставление.
— Я стараюсь.
— И это делает тебе честь.
— Но не облегчает жизнь?
— Конечно, нет. Легко жить только отъявленным негодяям и откровенным глупцам, а ты, как ни пытался, не смог примкнуть ни к первому лагерю, ни ко второму.
— Разве?
Делаю вид, что обиделся, и Тилирит печально усмехается:
— Для всякого дела нужен талант.
Подначиваю:
— Даже для злодейского?
— Особенно для злодейского! — Подхватывает тётушка.
— К слову о злодействе: скажи, есть ещё способы меня остановить, если понадобится?
— Почему ты спрашиваешь?
— Потому что я должен знать.