Сердце саламандры
Вблизи Лиллипонда навстречу нам начали попадаться жители, покидающие город. Мистер Густошерст вполголоса поговорил с одним семейством, погрузившим все свои пожитки в приземистую телегу, запряженную парой унылых волов.
– Наш дом сгорел, – сообщил глава семьи, раздраженно потирая рога. – Что нам оставалось делать? Не строить же новый в месте, где саламандра забыла про свои обязанности. Пустая трата времени, да и опасно к тому же. У нас родственники живут по дороге в Смитвелл. Может, там и поселимся.
Его жена тем временем успокаивала детей. Маленький мохнатый мальчик плакал от усталости.
– Тише, тише, ягненочек мой, – повторяла она. – Ну же, успокойся, – она говорила точь-в-точь как миссис Густошерстка, и сердце мне сжала странная тоска по дому – маленькой избушке с дерновой крышей, в которой я провела всего одну ночь.
Лиллипонд являл собой печальное зрелище. Во всей округе не осталось ни одного живого дерева, многие дома сгорели дотла, в других на дерновых крышах темнели обугленные пятна. Мистер Густошерст озабоченно цокал языком.
– Вот мы и пришли, – сказал он. – Башня саламандры должна быть вон там, – он указал на север. – Не хотите ли сначала перекусить? Не стоит бороться с трудностями на пустой желудок.
Я покачала головой. Сейчас я чувствовала Сердце, чувствовала так сильно, что оно жгло меня до боли, пылало где-то внутри, рядом с моим собственным сердцем. Я не могла ждать – так хотелось мне поскорее вернуть его.
– Ну, что будем делать? – спросила Ирма. – Нельзя же просто подойти к двери, постучать и потребовать Сердце обратно? Или можно?
С одной стороны, мне хотелось так и сделать. Все, что угодно, только бы снова стать самой собой! Но я помнила слова Оракула: «Надеюсь, ты сделаешь только то, что необходимо и правильно». А потом я вспомнила, какой стала мадам Солана за миг до того, как мы убежали из Башни. Без Сердца я была беспомощна и слаба; мне не очень-то хотелось вставать между нею и тем, чего она пожелает. Я потерла ноющую грудь холодной шершавой рукой.
– Может, сначала стоит посмотреть, во что мы ввязались? – предложила я. – Помните, сейчас мы не сумеем одолеть сопротивление с помощью колдовства улыбки. Все мы, если не считать Корнелии, которая умудрилась соорудить из старого одеяла наряд в духе последнего писка моды, походили на шайку жалких оборванцев. Продрогшие, мокрые, грязные и, честно говоря, здорово напуганные.
– Отлично! – воскликнула я и махнула рукой остальным. – Все это и мозги в придачу. Разве мы можем проиграть?
Тарани печально улыбнулась. Хай Лин, которая, как самая худая из нас, замерзла сильнее остальных, выдавила кривую усмешку, стуча зубами.
– Будет о чем рассказать, когда вернемся домой, – сказала она.
– Да, – согласилась Корнелия. – Жаль только, что никому нельзя об этом рассказывать.
Башня саламандры располагалась очень высоко над Лиллипондом, на небольшом горном хребте. К ней вела дорога, или, точнее, тележная колея: две глинистых борозды, которые казались скорее водостоком для дождя, стекающего вниз, чем дорогой для людей, идущих вверх. Кто-то, по-видимому, уже пытался подняться по ней, но отказался от этой затеи: возле дороги, точно верный пес, терпеливо ждущий хозяина, валялась брошенная телега со сломанным колесом.
Мы начали подниматься, поскальзываясь в грязи на самых крутых участках. Мистер Густошерст то и дело беспокойно поглядывал на небо, но впервые оно было ясным и безоблачным, почти как весной.
– Почти пришли, – сказал он. – Не хотите ли… Но закончить он не успел.
Вспыхнул ослепительный свет, над горами пронесся низкий, раскатистый гул. Нас всех бросило на землю, и с минуту я ничего не могла сделать, только лежала навзничь в грязи. У меня перехватило дыхание, в ушах звенело. За первым раскатом грома последовал второй. Затем – череда резких тресков, похожих на ружейные выстрелы. На мгновение посреди неба, алого от зарниц, нарисовался квадратный силуэт высокой черной башни. Потом сильная рука мистера Густошерста рывком подняла меня на ноги.
– Беги, девочка, – пропыхтел он. – Беги, если жизнь дорога. Это Саламандровая буря. – Его широкие ноздри покраснели, вокруг темных глаз, всегда спокойных, от ужаса возникли бледные круги. Я не сомневалась, что он и вправду считал: спастись можно только бегством.
Но я не собиралась бежать. Я стояла на месте, превозмогая боль в груди, и хотела только одного: подняться к башне и взять Сердце Кондракара, отобрать его у похитителя.
Однако у мистера Густошерста такого и в мыслях не было. Он наклонил голову так низко, что на миг мне подумалось, будто он хочет боднуть меня рогами, но вместо этого он уперся плечом.
– Мы даже превратиться ни во что не можем, – мрачно добавила Корнелия. – Как бы мне хотелось вылезти из этих мокрых тряпок! Что-то мне уже начал надоедать мой нормальный облик.
– Нет, – решительно заявила Ирма. – У нас в запасе есть не только волшебство и симпатичные мордашки – не забывайте, у нас есть еще и мозги!
Симпатичные мордашки. Я не удержалась от мне в живот, обхватил меня за ноги и поднял, так что я повисла вниз головой у него на плечах, свесившись на его широкую, сильную спину.
– У подножия, в начале тропы, есть укрытие, – прокричал он. – Бегите, девчата. Скорее туда!
Возле обочины внезапно вспыхнула ярким пламенем молодая елка. В воздухе заметались искры и горящая хвоя. Вниз по склону пронесся порыв ветра, мистер Густошерст споткнулся и упал на колени, но не выпустил меня.
– Пустите, – закричала я. – Я побегу! Честное слово, побегу!
Ему было тяжело идти со мной, он не доберется, и я не доберусь, мы оба должны бежать со всех ног… Казалось, он не слышал меня. Я яростно заколотила его по спине кулаками, по тут налетел еще один порыв ветра, сильнее первого.
Он снова споткнулся, вскрикнул от боли и на этот раз выпустил меня. Я нырнула вперед, лицом в грязь, которая уже не была холодной – от нее шел пар. Некогда было считать синяки и ушибы. Я вскочила на ноги и огляделась, ища мистера Густошерста.
Он стоял на четвереньках в грязи, тяжело дыша.
– Беги, – прохрипел он. – Да беги же, девочка!
– Без вас не побегу, – отрезала я и попыталась поднять его. Ко мне подскочила Ирма, она схватила мистера Густошерста за другую руку и закинула ее себе на плечо.
– Вставайте же, мистер Густошерст, пожалуйста, – плакала она. – Прошу вас…
По холму жидкими реками стекал огонь, он перескакивал с кочки на кочку, от куста к кусту. В воздухе грохотал гром.
– Не могу, девчата, – простонал мистер Густошерст. – Лодыжку сломал. Оставьте меня тут.
– Нет! – возразила я. – Ни за что! Тарани, постарайся удержать огонь!
Тарани кивнула, стиснула зубы и, воздев руки, повернулась лицом к огню.
– Корнелия, ты умеешь перемещать предметы. Попробуй передвинуть мистера Густошерста!
Корнелия побелела.
– Но он живой, – сказала она. – Я не сумею переместить живого человека! К тому же у нас нет Сердца Кондракара!
– Тогда передвинь кое-что другое, – предложила Хай Лин. – Подтащи сюда ту телегу, которую мы видели. Я помогу. Сделаю ее полегче.
– Хорошо, – согласилась я. – Действуйте. Притащите ее. Но поскорее.
– Девочки, – заговорил мистер Густошерст голосом одновременно торопливым и усталым. – Не надо. Оставьте меня здесь. Спасайтесь сами, со мной уже все кончено.
– Прекратите! – я обернулась к нему. – Неужели вы думаете, что я собираюсь предстать перед миссис Густошерсткой и сообщить ей, что мы бросили вас в огне на склоне холма посреди Саламандровой бури? Еще чего! Он испуганно взглянул на меня, как будто не ожидал, что «ягненочек» способен так разговаривать. Он раскрыл рот, потом снова закрыл.
Со скрипом и грохотом к нам подкатилась разбитая телега.
– Получилось! – победоносно вскричала Корнелия. Потом вдруг споткнулась и села на землю, обхватив руками виски. – Ой! Голова болит!
Хай Лин выглядела ненамного лучше нее – бледная, запыхавшаяся. Но у нас не было времени на отдых.