Ку-ку

Дверь за сестрой захлопнулась.
– Нет, Ириш, много. Ставь два.
– Слава Богу, сообразила. Ставлю двенадцатого и двадцать третьего.
– Давай. А я сейчас выписку закончу. – Вита села за стол. Ирина Павловна отложила расписание дежурств, улыбнулась.
– Ну как ты, Юрик?
Юрка неопределенно засопел, пожал плечами и потянулся к сигаретам Ирины Павловны.
– Курим? – удивилась Вита. – Ну да, на нервной почве! Достань-ка мне «Ессентуки» холодильника. Габи – девка-то неплохая, – пояснила она Ирине Павловне.
– Истеричная только.
– Вы не знаете, что такое «леер» по-немецки? – спросил Юрка, откупоривая «Ессентуки».
– Леер, леер?.. Вроде веревка, нет? Черт ее знает. В словаре посмотри,
– Ирина Павловна кивнула на книжный шкаф.
– У нее уж двое детей было с Юргеном, – не переставая писать, сообщила Вита, – а она все фордыбачилась, замуж за него не шла. Чувства проверяла. Он не Бог весть какой мужик. Кстати, главный врач клиники. Днем работа, вечером чего-то в подвале вырезает, потом один шнапс на ночь под музыку и дрыхнуть. А тем временем бабенку себе завел. Медсестру клиники. Завел и молчит, стервец. Ждет, когда Габи сама на развод подаст. Чтоб на репутации не сказалось. Чем кончится, невестно…
– Она уже подала, – вздохнул Юрка. Вита вскинула голову:
– Ты смотри, глупостей не напори! Она тебе устроит веселую жнь. Шальная баба!
– Она меня к вам ревнует…
– Вот-вот, той же оперы. Говорю: истеричка. Но все равно симпатяга. Мне такие нравятся.
– На расстоянии, – скептически заметила Ирина Павловна и, чтобы перевести разговор на другую тему, спросила: – «Леер»-то свою перевел?
– Пусто, – сказал Юрка.
– Чего «пусто»? – не поняла Ирина Павловна.
– «Леер» – «пусто», значит, – пробормотал Юрка и, поставив словарь на место, еще постоял так – лицом к стене.
Вита приложила палец к губам. Ирина Павловна понимающе кивнула.
По словарю Габины слова получались: «Мои руки есть пусты без тебя».
– Пойдем-ка, Юрик, Роста забирать, – бодрым голосом сказала Вита.
Бежало лето. Лида привезла сына. Вита почти каждый день ездила после работы на дачу. Она очень хотела, чтобы внук звал ее «бабушкой», и даже покрикивала вначале, когда внук говорил ей, как все, – «Вита». Потом ей надоело одергивать ребенка, и она отцепилась от него, так и оставшись «Витой». Правда, мальчик, перестав называть ее бабушкой, перестал и слушаться ее. Виту это не очень беспокоило, она считала, что ребенку необходим продых в строгой системе Лидиного воспитания.
А живот болел все сильнее. Вита стелила себе на веранде, чтобы никто не слышал, как она мается по ночам.
Второй домик уже достроили, и Вита радовалась, что теперь у Лиды, когда она полностью переберется в Москву, будет и на даче свое олированное жилье. Тем более что личные ее дела вроде налаживались – отец Мишеньки согласился наконец расписаться. Витe он oчень нравился, вот только никак не могла запомнить его трудную фамилию.
К Грише Соколову Вита не шла, решила подождать до осени, когда переедут с дачи, а Рост отправится в санаторий. И потихоньку стала попивать обезболивающее.
Наконец дачу заколотили, Мишеньку увезли. Рост уехал в санаторий.
– Ю-ю-рочка, ну как тебе еще объяснить? И можно, и нужно переживать, но только в том случае, если результаты переживаний могут повлиять на дальнейшие события. А так – это не переживание, а пережевывание. Ну, неужели непонятно?! Ну вот что ты: «Габи, Габи…» спокойно подумаем: какие перспективы ваших отношений?
– Она будет приезжать… – угрюмо пробормотал Юрка. – Я к ней съезжу.
– Дальше.
– Поженимся, – нерешительно пробормотал Юрка.
– Чего?! В твою комнатку на проспекте Мира? С детками?
– С милым рай и в шалаше.
Ростислав Михайлович молча взглянул на него, накинул поудобней на плечи сползшую куртку и повернул в поле.
– Я тебе сейчас такую Виту покажу, закачаешься, – обернулся он к Юрке.
– Ну, что ты ползешь, поспешай. Искупаться хочешь?
– Не хочу, – ответил Юрка, хотя был полдень, стояла жара и окунуться было бы совсем неплохо. Юрка стеснялся раздеваться при Росте: тот всегда дразнил его. И даже начинал щипать за сало.
– Гляди, девка, тебе жить… – сказал Рост и, словно перехватив Юркины мысли, добавил: – Я дочек спрашиваю: «Как вам, говорю, мой Юрка?» Они плечиками так поводят: «Он же толстый». Я говорю: «Ну, толстый-то толстый, ну, а как он вам понравился?»
«Ну, он же толстый». Кстати, покушать не надумал? А то обед скоро.
Юрка плелся за Ростом и думал о своем. Сперва все вроде шло нормально. Шашлык купил – к Росту в санаторий. А на вокзале как сел в электричку Москва
– Загорск, и забрало. Габи!..
– Может, вернемся, Ростислав Михалыч?
Рост обернулся.
– Тупой ты, дружок, в ходу. Ну, давай воротимся. Виту я тебе хотел показать.
– В каком смысле?
– В прямом. Музейчик маленький неподалеку. – Рост показал рукой за поле. – Там баба скифского кургана. Каменная. Кто ее приволок?.. Экскурсовода спрашивал, не знает. Ну, вылитая Вита. Жалко, фотоаппарата нет. Один в один – Вита. Так и хочется погладить.
– А может, мне все-таки пожениться с Габи? – не Слушая его, пробубнил Юрка.
– Тьфу ты, Господи. Я о деле, а он…
– Ну, ведь может же получиться?..
– При отсутствии достоверности правилом умного должна быть наибольшая вероятность. Цицерон. Смотри когда жил, а уже понимал. Все, Юрочка, хватит, ей-Богу, хватит, прекращай. Ты лучше со своей прежней женой сойдись, с этой, с Лидой. Bиту порадуешь.
– Не-е-е, – потряс головой Юрка.
– Ну и дурак, – спокойно сказал Рост и повернул к санаторию. – Что у Виты?
– Болит… – вздохнул Юрка.
– Здорово?
– Она же не скажет.
– Мда… – пронес Рост.
– А Габи звонит… – пробубнил Юрка. – Часто…
– Скажи, чтоб не звонила! – с нажимом пронес Рост. – Запрети. Нельзя же деревянной пилой пилить. Бессмысленно и больно.
Они подошли к зданию санатория.
– А может, это и есть любовь?.. – канючил Юрка.
– Дорогая редакция, любовь это или дружба?.. – Рост вошел в подъезд, обернулся: – Подожди здесь!
Юрка сел на лавочку и, пока Рост не видел, закурил. Рост не любил, когда Юрка курит.
– Лови! – раздался сверху голос Роста. Рост высунулся в окно и кинул что-то белое. Парашютик медленно опустился в клумбу.
– Вите передашь! – крикнул Рост. – Дуй быстрей, на электричку опоздаешь!
Юрка метлой достал парашютик цветов. Обжал его пружинящий каркас, замотал и, как зонтик, сунул в сумку.
 
7
Сегодня Вита на работу не пошла, потому что вчера вечером позвонила все-таки Грише Соколову.
– Гринь, – сказала она уже под конец. – Знаешь, у меня живот болит, да так противно как-то… Гриша, весело болтавший, вдруг смолк.
– Ты чего, Гринь, молчишь? – окликнула его Вита. – Ты уж сейчас не молчи.
– Приезжай завтра к десяти, – негромко сказал Гриша. – Посмотрим.
– Гринь, ты меня уважаешь? – шутливо спросила Вита. – Скажи, уважаешь?
– Я тебя, Вита, уважаю очень, – медленно проговорил Гриша.
– Это хорошо-о-о. Так вот, Гринь, ты мне завтра скажи все как есть, понял? Мне надо знать, если что… Понимаешь? У меня семья, вернее, даже семьи… Мне надо… Чтобы точно. Чтоб все было по-деловому. Ты понял меня, Гриня?..
…Вита осмотрела свою квартиру: все было прибрано, чисто, глазу радостно. Живи здесь другой человек, квартира, может, казалась бы безвкусной: обои в огромных оранжевых цветах, такие же яркие кресла, тахта… Но здесь жила она, и все было прекрасно.
Раньше Вита квартиру особо не холила, а последнее время ей доставляло удовольствие ходить, не торопясь, по комнатам и притрагиваться к вещам… И даже когда она, чуть живая, приползала после дежурства, стоило включить свет в прихожей – ей улыбалась полуголая японка позапрошлого календаря, и на душе становилось легче.
Сейчас она поедет к Грише Соколову… Вита села в кресло и стала ждать Юрку.