Жить надо!

Итак, мы все пережили когда-то чувство подлинной самости. И на этой основе, на реально пережитом чувстве подлинной самости, вырастает огромное здание псевдосамости.
Глубоко в подсознании мы мечтаем отвести все руки, которые нас поддерживают, направляют, указывают и т.д., и еще раз пережить это громадное наслаждение «Я сам!». Это наше желание дает нам шанс.
Но жизнь идет, и возникают желания, исполнение которых лежит вне сферы наших возможностей, наших личных достижений, и все мы зависимы.
Следующий момент подобного взрыва приходится на так называемый подростковый возраст, когда снова в человеке по неизвестным ему причинам (но субъективно-то ему кажется, что он понимает почему) возникает бурное желание «быть самому». Он еще раз делает попытку отвести от себя эти руки.
И тут же натыкается на то, что его самостоятельность определяется его возможностью самому зарабатывать деньги. Возникают проблемы уже собственнические, которые преследуют человека, во всяком случае нашего, иногда до конца его дней. Такая вот прозаическая тема. А поскольку материальную самостоятельность в подростковом возрасте не получает почти никто, то шансов отвести руки и сказать: «Я сам!» – у человека нет. На этом кончается детство с его стихийными всплесками самости.
Дальше начинается совместная жизнь якобы взрослеющего человека с вечным ребенком, которому все время от кого-то что-то надо.
Постоянное раздражение от нежелания признаться самому себе, что никакой он не самостоятельный и даже не самолежательный, порождает в человеке вечное желание обвинить кого-нибудь в том, что это так. И чем дальше, тем труднее сделать те шаги, которые ведут к самостоятельности, потому что нужно сделать то, о чем я говорил вначале: признаться в собственной иллюзии деятельности. Если же не признаваться, то очень удобно – виноваты все: виновато государство, что мало платит, виновата судьба, что не в той семье родился, не в том социальном слое общества, виноваты те, кому повезло и они живут хорошо, виноваты родители, что не так воспитали, виноваты школа и институт, что не так образовали…
Так начинается доминирование нарочитого внешнего обусловливания над внутренним. Так появляется знаменитая проблема взрослых детей.
Есть у меня один знакомый – очень талантливый человек. Он сорок четыре года ждал наследства и не смел сделать ни одного шага в жизни без воли своей матери, от которой зависело, получит он это наследство или нет. Ну, по нынешним временам сорок или пятьдесят тысяч, которые он получил, это вообще явление скромное, а если еще учесть, что пока он дождался, он психологически и физически сломался, потому что занимался не тем, чем хотел, – то и вовсе ничтожное. Не жил, а развлекался в своей жизни в ожидании наследства. Для меня этот человек – просто символ. Но некоторые, глядя со стороны, говорят: «Эх, как хорошо живет!» Вечно подающий надежды…
Что же можно сделать, чтобы избавиться от постоянного раздражения, постоянного подспудного недовольства, возникающего от подсознательного ощущения, что ты не сам, что тобой руководят? Только одно: довериться своему разуму, понять и согласиться наконец. И не нужно бояться, что будет «облом», депрессия, пессимизм, цинизм. Если в вас есть любовь, устремленность, смысл, то вы сумеете сделать и первый, и второй самостоятельные шаги, разведя все руки, которые вас поддерживают и направляют, отбросив костыли. Хотя это очень трудно. И тогда вы узнаете, что такое самостоятельность. И тогда вы узнаете, чего же вы все время хотели. Что такое «Я сам!».
Тогда вы узнаете, как это трудно – оторваться от большой мамочки под названием социум. Вот тут-то и решается, будете вы когда-нибудь взрослым человеком или нет. Захотите вы быть той рыбой, которая сама себе делает озеро и воду в нем, или все-таки лучше прыгнуть в готовое и плавать там, резвиться и время от времени говорить: «Ну, если б дали мне возможность пожить самостоятельно, эх!»
Человек очень балованный. Человеческая жизнь при всех ее неприятностях – очень уютная оранжерея по выращиванию человеков. И если бы время от времени эта оранжерея не разрушалась с помощью глобальных катаклизмов, мы бы так и жили, разделенные на две очень неравные части. Приблизительно сто самостоятельных, взрослых людей, «жрецов», на сто миллионов детей. Так ведь и было, с этого ведь все и началось, как нам ни печально в этом сознаваться. Это уже у обезьян заметили и вообще у стадных животных – вожаков-то мало. Взрослых. Ну, у них там не выбирают – родился доминантной особью, и все: природа требует, иначе стадо погибнет.
Так что подумайте: а хотите ли вы на самом деле этой самости, этой самостоятельности? Пожаловаться ведь не на кого будет.
Второй момент – это то, что мы называем гордыней. Давайте еще раз попробуем заглянуть в свое детство и выяснить, откуда же она берется. Вроде как бы оснований-то никаких нет. Вот тут я всегда вспоминаю одного из героев романа Достоевского «Братья Карамазовы», Снегирева. Знаменитую сцену, когда Алеша предлагает ему деньги. Помните? Бедный, несчастный человек в жутком положении: ребенок болен. И вот Алеша Карамазов, склонный к искреннему сочувствию, предлагает ему деньги, дабы он смог помочь своему ребенку. Помните, что Снегирев сделал? Он начинает топтать эти деньги ногами, кричать, что мы бедные, но гордые. Замечательно описан весь инструментарий гордыни, который в неэкстремальной ситуации у человека обычно мягко завуалирован.
Мы можем видеть, что гордыня – это оборотная сторона той же медали: с одной стороны самость, а с другой – гордыня. И когда я, обладая сложным аппаратом психической защиты, защищающей в том числе мое право быть в этом мире, должен сказать: «Помогите!» – хотя давно уже отверг всякие подпорки, – то есть когда я должен признаться, что не самостоятелен: «Научи меня», «Помоги мне», «Спаси меня», «Я здесь, потому что я ничего не знаю», – вот тут-то и поднимает голову гордыня: как это просить? Как это быть благодарным? Надорвусь, но не буду зависеть. Когда человек хотел быть учеником и приходил к шейху в некоторых суфийских традициях, он произносил такую фразу: «Прими меня как труп в руки омывателя трупов». И во всех серьезных традициях на этапе послушничества есть проверка, действительно ли человек хочет быть учеником. Прежде всего выясняется, сможет ли этот человек перешагнуть через свою гордыню, действительно ли он осознал свою неспособность самостоятельно добиться той цели, ради которой обращается.
Ученик – это такое же колоссальное испытание для учителя, как и учитель для ученика. Только обращение ученика может точно определить, каков учитель. Это – как истинная вера и любовь к Богу и псевдолюбовь. Это мы или просто хотим смыться от всех к папе, только самому-самому папе, идеальному папе, или действительно хотим стать «само».
Поделюсь с вами своей интимной проблемой: у меня были сложные отношения со своим отцом, и в общем-то у меня отец такой коллективный: энное количество мужчин, которые заменяли мне на моем жизненном пути отца. Замечательные люди. Но такая проблема существовала – нехватка отцовского начала.
И вот я приехал к Мастеру, счастливый, что все состоялось. Я очень хотел учиться, потому что понял, что попадусь в лапы своих последователей намертво: у меня было тогда тридцать семь учеников – «большой мастер». Я уже сам чувствовал, что еще немножечко, и они меня загонят в этот образ намертво. Что скоро я пальцем пошевелить сам не смогу, потому что только подумаю – и они уже будут делать. Главное, чтобы сохранить меня в идеальном состоянии: «Это наш такой самый идеальный».
Все вроде хорошо. И вдруг часов через восемь-десять думаю: «Что это ничего не происходит? Что это я чувствую себя очень хорошо?» То есть все, что я знаю про эту ситуацию: вроде сдаваться приехал, учиться, – а не то.
И вдруг я понимаю, что, будучи действительно человеком высочайшей квалификации, Мастер в первые несколько минут поймал меня. И уже с пятой минуты выдает мне мою же проекцию идеального отца. Я ребенком стал. Я потерял на этом день, пока сообразил, что уже попался, что урок уже начался, что во мне еще до «само» далеко. Потому что я уже все: папа, папа, папа. Идеальный. Я приехал работать, учиться, сделать следующие шаги, а стал отдыхать…