Жить надо!

Я призываю вас к тому, к чему призывал Микола из Кузы. Или, по-нашему, Николай Кузанский: к ученому незнанию. К тому, к чему призывал Сократ. А ведь они жили тогда, когда мир переживаний еще имел равноправную с миром знания ценность.
Какой праздник в психологически пустом мире знаний? Объясните мне: какой праздник в пустой как пустота пустоте?! Высшее знание во всех серьезных духовных традициях – это пустая комната с зеркальными стенами. Это символ высшего, абсолютного знания.
Я люблю читать, пережевывать информацию, я люблю познание, но принцип, символ высшего знания, абсолютного знания – пустота. Мир знания психологически пуст.
Мы все хотим праздника, мы говорим, что хотим его. Мы по нему соскучились. Но сделать себе праздник некогда. В средневековье, во время так называемого мракобесия, знаете, сколько было праздников? Причем таких, в которых участвовали все. Не менее одного в месяц. А у нас с вами или у тех же американцев? Два в год таких праздника. Ну, можно на стадион, правда, сходить, кого-нибудь бутылкой по голове ударить…
Мы говорим – неконтролируемая, немотивированная агрессия. Конечно. Если человека, еще когда он – малыш, уже учат, дрессируют не эмоционировать… Мы не даем детям посмеяться, поплакать, побузить. Роботов из детей начинаем делать. Идешь по улице – видишь, клопуля такой, а уже робот. Жуть берет. Мороз по коже. Зомби! Вот они, зомби. Мы сами – зомби. Никакой КГБ, никакая Интеллидженс Сервис не сделает того, что мы сами с собой сделаем.
Так что праздник, конечно, прекрасно, но страшно и непонятно с непривычки. Вот разве что «принять», тогда можно, а без этого? Не получается.
Без знаний, конечно, никак нельзя. Но они должны быть ориентированы практически.
Что делать? Кругом радиоволны, не говоря о радиации, химизации, эмансипации. Голова забита информацией, совершенно непонятно зачем. «Я не знаю, зачем и кому это нужно…» Вот и начинаются «глюки», неконтролируемый прорыв материала подсознания в сознание.
А праздник – это спонтанность, естественное и живое переживание своего существа и окружающего мира. Только спонтанность у нас какая-то страшненькая получается. Не умеем мы быть спонтанными, разучились. Заново надо обучаться.
Праздник, спонтанность требуют огромного количества свободной эмоциональной энергии. Еще древние говорили: «Богатства и изобилия, служащих пищей и удобрением для духовного роста, не следует избегать». «Океан удовольствия для мудрого». Нужно помнить, что переживание праздника – это благородная трата энергии. Чем больше вы вкладываете, тем больше получаете. В мире переживаний этот закон действует на сто процентов. Так что спонтанность, конечно, дело хорошее, но кушать надо. Так мы и есть тоже не умеем. Поэтому энергии совсем нет.
 
О СПОНТАННОСТИ (СМЕШНАЯ)
Что такое спонтанное поведение? Это когда я делаю то, что мне хочется делать в данный момент. И ничего другого.
Собственно, единственное, чему надо научиться всерьез, – это спонтанность. Позволить себе быть спонтанным.
Что нас очаровывает в детях? В маленьких детях, лет до пяти, если они, конечно, находятся в более или менее нормальной обстановке, – это именно спонтанность их поведения, абсолютная искренность в любом проявлении.
А когда мы становимся взрослыми, то уже сознательно приходим к тому, что только спонтанное поведение есть поведение, утверждающее собственную самоценность, самореализацию в полном объеме.
Мы пробуем, и у нас в большинстве случаев ничего не выходит. И отсюда начинается патология. В строгом смысле слова, любое нарушение спонтанности есть психопатология. Мы с вами договорились, что используем в данном случае понятие психопатология в контексте психопатология обыденной жизни, то есть не в медицинском смысле слова, а в смысле того, что мешает полноценной самореализации, полноценному ощущению себя как субъекта, как самоценной индивидуальности.
Посмотрите на себя изнутри и снаружи. Кто из вас свободен сейчас? Спонтанен? Что это за страх? И откуда он взялся? Этим страхом вы обязаны родителям, потому что именно родители объясняли, как хорошо себя вести, как нехорошо. Они наказывали и поощряли. Потом то же происходило в детсадике, в школе и так далее. И каждый из нас знает, подозревает, что вообще-то он не такой, как надо. А раз я не совсем такой, как надо, или совсем не такой, значит, я должен за собой следить. У многих родителей есть любимое выражение: «Ты должен за собой следить. Почему ты за собой не следишь?»
А что такое следить за собой? Это значит выделить в себе надзирателя, контролера – как угодно назовите, – который будет все время следить, как я себя веду, как сижу, жестикулирую, двигаюсь, и так далее, и тому подобное. Когда же тут заниматься кем-нибудь еще, кроме себя?
Что же получается? А вот что… Например, повстречались два человека. Оба тоскуют по живому человеческому общению, по глубокому взаимопониманию. Один старается угадать, как другой человек хочет, чтобы он себя вел. Второй тоже хочет угадать. Один видит: он себя ведет не так, как надо. Другой на него смотрит: что-то он не так…
Вы спросите: «А что же делать?»
Либо прыгать в воду и плыть, либо все время ходить по берегу и думать: «Прилично ли будет, если я тут искупаюсь? В этом месте? А что скажут люди? Чего это я вдруг в воду прыгнул? Тем ли я стилем плыву?»
Осознали ли мы, что бо2льшая часть запретов давно устарела и относилась к ребенку, а не к нам нынешним? Осознали ли мы, что вообще-то большинству людей глубоко безразлично то, как мы себя ведем на самом деле? В действительности все заняты собой и своими страхами. Если мы это осознаем, то поймем, что не можем захотеть ничего такого сверхъестественного, чего не захотел бы кто-нибудь другой.
Можно быть спонтанным, и никакого наказания не последует. Страх спонтанности – это один из источников патологии обыденной жизни. Это пирамида детских страхов, на которую все еще настроены умозрительные концепции, усвоенные в более зрелые годы. Стоит внимательно, спокойно, взрослыми глазами посмотреть на эту пирамиду, как она сама собой начинает рушиться.
У нас большая проблема, потому что мы знаем, как надо себя вести. Нам сразу хочется сделать свободному человеку замечание. Ведь мы тоже так хотим, но боимся. Поэтому он, спонтанный, для нас хулиган, невоспитанный и наглец. Мы скручиваем себя, и в обществе неуклонно повышается уровень невротизации.
Повышение уровня невротизации – колоссальная проблема современного города. Возникла она как следствие ущемления эмоционально-чувственной сферы. Чем бо2льшая часть нашей жизни подчинена всяким и разным конвенциям, тем сильнее мы будем контролировать свое поведение в соответствии с ними, тем больше энергии будет уходить на этот контроль, потому что иначе могут и наказать. Человек перестает верить своим эмоциям и, даже придя домой, не может освободиться от самоконтроля, не может быть спонтанным.
Ущемление эмоционально-чувственной сферы снижает жизненный тонус. И возникает знаменитый парадокс: наши бабушки намного энергичнее наших внуков.
Мы читаем книжки, написанные совершенно для других людей, у которых мир переживаний во много раз грандиознее и сильнее мира размышлений. До XVII века на Земле вообще не существовало такого общества, в котором рассуждение доминировало бы над переживанием. Не су-щест-во-ва-ло! Поэтому отдельные мыслители, которые сумели свои переживания облечь в логические формулировки, поражают нас до сих пор.
Говорят, Гераклит основал геометрию. Он ничего не основывал, он жил в мире переживаний при слабых проблесках рассудочности. Это мы с вами уже триста лет живем в мире рассудочности при слабых проблесках переживания.
Что мы хватаемся за этот дзэн, за этот буддизм? Суфизм? Хасидизм? И прочие «измы» экзотические? Хватаемся-то мы потому, что ищем мир переживаний, утерянный рай. Но когда хватаемся, что с этим делаем? Пытаемся к этому относиться как к вещи, которую можно понять.