Дочь банкира
Соваться внутрь гаражей с побитой мордой и порванным пиджаком — все равно, что подставлять лапы под ментовские браслеты. Сторож-дедок, наверняка, сидит на лавочке, греет солнечными лучами древние свои мощи, он, конечно, запомнил парня, которого увез на своей «оке» Сансаныч. Трекнет живой скелетина тем же фээсбэшникам — не только свободы, но и жизни лишишься.
Придется дождаться темноты. Правда, территория гаражей освещена, но свет — скудный, авось, не станут вглядываться. С учетом завязанной носовым платком пораненной щеки и кое-как зашпиленного рукава — маленькая гарантия безопасности.
Наконец, когда стемнело, старикан отправился в сторожку чаевничать. Николай тенью проскользнул под опущенным шлагбаумом.
Какой же он все-таки баламут! Надо было спросить у владельца «оки» более точный адрес его гаража. Теперь придется обращаться с распросами, демонстрировать побитую морду. Но иного выхода нет.
— Простите, не подскажете, как мне найти Сансаныча? — вежливо обратился он к мужчине средних лет, который безнадежно разглядывал днище своей потрепанной «волги». — У него — «ока» красного цвета…
— Ты, случайно, не механик?
— Вроде того, — не стал отнекиваться Родимцев. — А что, похож?
— Есть малость… Тут, понимаешь, кардан накрылся, а я только и умею. что вертеть баранку. Не поможешь? Как водится, отблагодарю, за мной не заржавеет.
Признаться, что даже примитивное для настоящих автомобилистов словечко «кардан» для него — тайна за семью печатями, неизбежно вызвать подозрение. Как так, только-что согласился: да, механик, и вдруг ничего не понимает.
— Обязательно помогу. Только сначала повидаюсь с Сансанычем. Срочное дело.
Мужик обреченно махнул рукой.
— Твой дружок по дешевке купил какого-то дырявого «опеля», днюет и ночует под ним. Попадешь к нему в лапы — ни за что не отпустит… Ладно, парень, двигай ходулями. Обещал заглянуть один умелец — ожидаю его.
И автолюбитель, безнадежно разглядывая злополучный кардан, словесно нарисовал за каким углом, в каком ряду «проживает» счастливый владелец иномарки.
Ворота с калиткой, ведущие в гараж, так же темны, как и у соседей. Николай приложил ухо к щели, прислушался. Какой-то скрежет, негромкое недовольное ворчание работающего человека. Значит, хозяин гаража на месте, трудится.
— Сансаныч, — негромко позвал он, осторожно постучав в металлическую калитку. — Это ты?
Неожиданно калитка открылась. Изнутри она была завешана темным одеялом. На фоне света от лампы, подвешенной под днищем машины, фигура заядлого автомобилиста напоминала черта, покинувшего Преисподнюю. Грязный, в подтеках масла, покрытый ржавчиной, комбинезон, такое же грязное лицо.
— Николай? Быстро же обернулся, беглец! Я уж думал — в живых нет. Вчера наведались ко мне твои недруги — сторож, кол ему в задницу, нацелил. А мне что? Да, мол, сговорился с парнем добросить его до… Химок. Тот хорошую деньгу пообещал… Долго мутузили меня, подходили и слева, и справа, грозились, обещали одарить баксами. Шиш им! Утомились дерьмовые сыщики, отстали… А ты где ночевал? Небось, валялся с какой-нибудь красоткой? Как рана? Болит?
Десятки вопросов, отвечать на которые — зря терять время. Ибо они, эти вопросы-ответы, походят на разноцветные детские мячики. А у Родимцева после практически бессонной ночи и нечеловеческого напряжения при угоне джипа единственное желание: расслабиться, забыться.
Сансаныч посторонился, пропуская гостя. Понимающе кивнув, быстро убрал со стоящего в глубине разбитого дивана, выброшенного кем-то за ненадобностью, какие-то детали, железяки, инструмент. Бросил в изголовье грязный ватник. Отвернулся и по-бабьи приложив ладонь к щеке принялся оглядывать иномарку. На подобии доктора, который никак не может поставить больному диагноз.
Над смотровой ямой на домкратах подвешен на талях полуразобранный «опель». Рядом с ним — снятый двигатель. По другую сторону — колеса. Впечатление — машина лежит на операционном столе, «хирург» отрезал органы, подлежащие «лечению».
— Ложись. Спи. Понимаешь, счастье мне подвалило — за бесценок купил раздолбанную иномарку. Вот и вожусь, привожу в порядок.
— А «оку» продал? — с трудом ворочая онемевшим языком, безразлично спросил Родимцев. Сейчас его интересует только один диван, но сразу завалиться на него — невежливо. — Жалко. Хорошая тачка.
— Как это продал? — немедленно возмутился хозяин. — Ни за что! Скоростная, проходимая и вдруг — продал? Сосед мой на два года уехал за границу, разрешил пользоваться своим гаражом. Туда я и поставил красавицу… Есть хочешь?
На дальнейшие вопросы и ответы не было сил. Не отвечая, Николай доковылял до дивана, рухнул на него и отключился.
Проснулся он в полдень. Не сам проснулся — разбудил хозяин, уронивший на бетонный пол тяжелую болванку. Долго не вставал, ворочая очумелой головой, пытаясь понять куда забросила его судьба?
— Ну, и здоров же ты спать! Чуток меньше суток — на одном боку. Долго проживешь, кореш!… Прости, разбудил, — в заключении виновато пробурчал Сансаныч, потирая ушибленную ногу. — Чертов кардан никак не поддается.
Второй раз Николаю приходится слышать словечко «кардан».
— Ничего страшного, уже выспался. Послушай, Сансаныч, вчера, когда я искал твой гараж, пристал один мужик. Решил, что я — механик. Тоже твердил о каком-то вышедшем из строя кардане, просил исправить. Пришлось пообещать. Это — не опасно?
Сансаныч рассмеялся.
— Негошев, — безошибочно определил он. — Не бери в голову, дружок, он тут же забыл о твоем существовании. С башкой у него какие-то проблемы. Машина в полном порядке, все её болезни придуманы… Есть будешь?
На дважды повторенный вопрос отозвался не голос — желудок. Что для молодого крепкого парняги какие-то два шампура шашлыков? Да и то изготовленных неизвестно из какого мяса: то ли собачатины, то ли кошатины? Ведь не так просто заподозрил шашлычника сухопарый хозяин джипа.
— Прости, ничем ответить не могу, — покаянно признался Родимцев, разводя руками. — Гол, как сокол.
— Переживу. Расплатишься натурой — поможешь подковать нового моего конька. — весело сообщил хозяин, расставляя на застланном газетой верстаке миски и кружки. — Разносолов бизнесменских не держу, колбаса и сыры — не по пенсионным достаткам. Обойдемся черняшкой с луком и селедочкой. Ежели не считать яиц вкрутую. Знатная закуска! А чтобы она в горле не застряла, промочим самогончиком. Здесь у меня в подвале — целый спиртоводочный завод. Сам оборудовал. Не дай Бог, прознают менты — табунами будут наведываться…
— Арестуют?
— Да ты что, сбрендил? Кто же будет забивать дойную коровку? Просто ополовинят мои запасы…
Выпили по полкружечке. Больше Сансаныч не дал — предстоит работа, дрожащиими руками многого не сделаешь. Дружно навалились на селедку с луком, облупили по два яйца. Расщедрившись, хозяин открыл трехлитровую банку клубничного компота. Запили.
— Ну, все, — свалив грязную посуду в ведро, Сансаныч удовлетворенно помял тощий живот и полез в смотровую яму. — Твоя задачка простая — станешь на первых порах подавать мне инструмент. Потом научу крутить гайки… Там, под диваном, лежит ещё один комбинезон. Переоденься.
— Сделаю, — поспешно переодеваясь, пообещал «подмастерье». — Не сомневайся, Сансаныч, все выполню.
Усомниться в способностях помощника все же пришлось. На требование подать ключ на тринадцать Николай, поколебавшись, притащил на, всякий случай, всю тяжелую сумку с ключами. Услышав требование подать головку на десять, недоумевающе помотал головой. Ничего не поделаешь, не приходилось парню слесарить.
— Ты, мать твою вдоль и поперек, где рос? По виду — работяга, а на деле — руки растут не из того места, — беззлобно ворчал Сансаныч. — Ну, ничего, у меня наблатыкаешься, научу отличать девку от бабы…
И, действительно, учил. В основном, без матерков, терпеливо, но нередко срывался — поливал неумеху такими ядренными выражениями, что услышь их женщины попадали бы в обмороки. Родимцев терпел нравоучения мастера, не обижался.