Сексот поневоле

— Чего проще, — с налету заглотнул Курков подброшенную приманку. — Загляните вечером — отведаете, полюбуетесь….
Встретила меня семья Курковых, как говорится, по первому разряду. Едва я извлек из кармана поллитровку водки — древняя, мол, традиция! — как Матрена Сидоровна отчаянно замахала полными руками. Будто я нанес ей смертельную обиду.
— Спрячьте, Дмитрий Данилович, немедля спрячьте! Но выношу я этого зелья, да и Сергей Сергеевич не почитает. Говорит, вдоволь на Севере наглотался дряни, выпил свою цистерну до донышка… Наливочка — другое дело, душа повеселеет, голова не потеряется…
Снова я удивился манере называть мужа по имени-отчеству… интересно, в постели тоже так общаются? Ох, милый Сергей Сергеевич, обнимите покрепче… Как же я вас люблю, родной Сергей Сергеевич… Ох, Сергей Сергеевич, как же сладко вы целуете… Смахивает на фельетон!
Впрочем, судя по литературе, в стародавние времена такое обращение было обычным делом. Но в наше время…
Курков на монолог жены не реагировал. На вытянутых руках принес ведерный самовар, водрузил на изукрашенную резьбой деревянную подставку. Пододвинув ко мне ярко раскрашенную чашку на блюдце.
Ольга украсила стол вазочками с вареньем. Каждая — на вышитой салфетке.
— Малиновое, сливовое, вишнёвое, — перечисляла она. — Не покупные — мы с мамой стараемся. Матрена Сидоровна не умолкала:
— Возвернулся Сергей Сергеевич с дальних краев — кожа по кости. Проспиртован — ужас. Принялась откармливать муженька. Сальце, маслице, сметанка. Спиртного — ни-ни, капли не употреблял… Гляжу — отошел, стал походить на справного мужика. На праздники — минералочкой чокается…
— Хватит болтать, Мотя, — добродушно молвил Курков. — Ты только что заикнулась о наливочке, вот и привечай гостя… А я, простите, на самом деле отвык…
Отвык? А зачем же он на пару с Сичковым водку в буфете закупал? Сам же признался тогда в конторе — выпили, дескать, полторы бутылки, половинку оставили на опохмелку. Или скрывает от жены и дочки свое пристрастие к спиртным напиткам?
Хозяйка, несмотря на предупреждение мужа, не остановилась.
— Сколь не уговаривал беспутный Валерка, не поддался Сергей Сергеевич, не отступил от данного слова.
— Ты, мать, помолчала бы, — недовольно буркнул Курков. — Не к тебе гость пожаловал. Вот замани к себе на чай соседку да тренируй болтливый свой язык!
Матрена Сидоровна вздрогнула, испуганно втянула голову в плечи. Даже руку подняла, обороняясь от удара… Неужели Курков занимается рукоприкладством?
Я с удовольствием выпил потрясающую по вкусу наливку. Непьющий хозяин чокнулся минералкой. Принялись за чай.
Ольга помалкивала, но я подметил во взгляде, брошенном на отца, гнев и… испуг.
Чаевничали долго, истово. Поглядывая на мужа, хозяйка придвигала ко мне вазочки с вареньем, подливала наливку. Молча. Пришибленно. Чего она так испугалась? Неужели мужнего недовольства? Или — удара кулаком?
— Можно я пойду к себе… Голова разболелась… — Как это, пойду? Гостя я буду провожать, что ли? Вроде, не по возрасту мне провожание… Молодые — к молодым, старики — к старикам. Ежели невтерпеж — глотни аспиринчику — боль пройдет…
Ольга послушно проглотила поданную отцом таблетку, пересела от стола к окошку, приникла к стеклу. Что она высматривает в темноте? О чем думает?
Настоящий домострой! Вот это вышколил инструктор семейство, — вот это — воинская дисциплина. Только не кричат: «Так точно! Никак нет!»
После продолжительного чаепития хозяин продемонстрировал гостю резные шкатулки, полочки, шкафчики. Попутно показал дочкино вязание. Я делал вид — увлечён образцами, задавал глупые вопросы: это ножичком, да?., .. А это — пилочкой?
Курков интеллигентно прятал ехидные ухмылки, разъяснял.
Часам к одиннадцати распрощались. Конечно, с радостью посидел бы еще часок, но — личный состав, разные проверки, инструктаж сторожей… Причины вышиты белыми нитками, грубыми стежками. Ни Курков, ни его семейство мне, похоже, не поверили, однако, посочувствовали. Служба — не работа, не увильнешь и не отдохнешь. На прощание Сергей Сергеевич подарил мне маленький кружевной ларец, Ольга — вышитую салфетку…
Прохладная ночь колдовала над нами, подмигивая звездами, нашептывая ветвями деревьев, колеблемых небольшим ветерком. В полумраке горбились сопки. Где-то за ними глухо рокотал морской прибой.
Короче говоря, обстановка — не для допросов. Признаться в любви, обнять подругу, жадно целовать ее податливые губы, ощущая ответное их движение — ради Бога, пожалуйста. А выпытывать, вертеться, изображать полнейшее равнодушие к ответам девушки — господи, до чего же противно!
Но я уже влез в шкуру сексота, дал подписку. Плюс к этому — если говорить честно — увлекся процессом расследования. Обратной дороги для тебя, старший лейтенант Васильков, не существует.
Как совместить два желания: объясниться девушке в любви и вынудить ее ответить на заранее подготовленные вопросы? Я не собираюсь обманывать Ольгу и… обманываю ее.
Мы уже покинули территорию подсобного хозяйства, молча шагали по полю. Оленька изредка вопросительно поглядывала на меня… Почему ты молчишь? Неужели тебе нечего сказать? Поройся в своей душе, поковыряйся в сердце — найдешь.
И я решился. Нет, не допрашивать, избави Бог, применить испытанный на Сережкине метод полуоткровенности, полускрытности. Сердце настойчиво подсказывало другое решение, но я заставил его умолкнуть. О любви после, признание не уйдет, Ольга должна меня понять и простить.
— Хочу спросить тебя… Не обидишься?
Несмотря на темноту, почувствовал — Оленька покраснела. Тихо, будто вокруг нас скопились любопытные люди, прошептала.
— Спрашивай…
— С одним условием, — заторопился я. Первое — ответишь правдиво, ничего не скрывая. Второе — не станешь спрашивать, зачем мне понадобилась эта информация. Третье — сегодняшняя наша беседа останется в тайне. Согласна?
Ольга, кажется, пришла в себя. Голос сделался твердым, жестким.
— В принципе согласна, а в деталях… Первое — я всегда говорю правду. Второе — отвечу так, как посчитаю нужным, полную откровенность не обещаю. Третье — секреты хранить умею…
Если раньше я то и дело сбивался с дружеского «ты» на официальное «вы», то сегодня полностью перешел на «ты». Ольга отвечала мне этим же. Мы вроде отбросили какую-то ширму, отгораживающую нас друг от друга. Может быть, эта легкость придала мне уверенность в том, что темнить девушка не будет.
Вопросы сформулированы заранее. Еще когда я шел в гости.
— Мне кажется, что в твоей семье… особые отношения… Будто в армии: командир приказывает, солдаты повинуются.
— Разве это плохо?
— Не то, что плохо — непривычно… Откуда это у вас?
— На первый твой вопрос отвечать отказываюсь. Просто не хочу. Отношения в нашей семье касаются только нас троих и никого больше!
Вот так тебе, новоявленный психолог! Мордой — в лужу! Ничем возразить я не могу — действительно, в каждой семье той законы… Не посвящать же девушку в причины, вынуждающие меня спрашивать!
— Извини. Поверь, я ничего плохого не думаю… Просто завидую Сергею Сергеевичу, — неуклюже вывернулся я. — Мне бы такую жену…
— Ты хочешь, чтобы я поверила в то, что ты в тридцать лет еще не женат? Неужели считаешь меня настолько глупой?
Разговор начинает принимать нежелательный поворот. Но от заданных Ольгой вопросов не уйти. Тем более, что в самые ближайшие дни мною запланирована еще одна встреча на совершенно другую тему…
— Я действительно не женат. Верить или не верить — твое дело… К тому же то, что я тебе только что сказал — не вопрос, а совсем иное.
— Жду вопросов.
Спросила — как оттолкнула. Дескать, я ожидала совсем не такого разговора, но если ты его затеял, перейдем на полную официальность… Или — расстанемся…
И я заспешил. Расставаться не хотелось, неизвестно, когда придется встретиться для официальной беседы во второй раз.
— Скажи, Оленька, что пообещала достать для твоего отца покойная Екатерина Анатольевна?