Запоздавшее возмездие или Русская сага

— Чтоб этого больше не повторялось!. — строго приказал он. — Мужчина — не игрушка, могло случиться непоправимое…
— Жаль, что не случилось, — упрямо наклонив головку, задумчиво прошептала Дашка. — Что до «игрушки», то ты, папаня, самая настоящая ватная куколка. Подумать только, зрелый, здровенный мужик и живет без женской ласки! Скажи кому — не поверит… Сколько я тебе невест подставляла — со счету сбилась. И учителки, и служивые мамзельки, и мои подружки — всех раскритиковал, И от меня тоже отказываешься. Вот соберу деньжат — куплю тебе в магазине «Интим» резиновую куклу…
Стараясь скрыть смущение, Дашка говорила безостановочно, употребляла нарочито бесстыдные сравнения.
Пришлось снова прикрикнуть на дерзкую болтунью, напомнить ей, что есть вещи, рассуждать о которых детям запрещается. Дашка скорчила очередную гримаску, но от дальнейших сексуальных откровений все же воздержалась.
С тех пор их отношения потеряли простоту и родственную близость. Встречая взляд «папашки», даже если он был до предела невинным, Дашка краснела и невежливо отворачивалась…
Роман поднялся из-за стола, аккуратно возвратил в дедов баул коричевую тетрадь. Спать осталось не больше четырех часов. При таком зверском режиме недолго очутиться на больничной койке. Невольно поглядел на спящую «дочь». Та, словно почувствовала его взляд, пошевелилась, что-то пробормотала, откинула одеяло. Из-под откинутого одеяла маняще выглянула острая девичья грудь.
Все, про себя твердо решил Роман, впредь читать письма и записи в тетрадях будет на кухне. Пора уразуметь, что Дашка — взрослая девушка, ей по всем законам положена отдельная комната.
— Пошабашил, папанька? — не окрывая глаз, пролепетала девица, не закрывая обнаженную грудь — Если хочешь поесть — разогрей тефтели. Они — в холодильнике.
— Спи, — не глядя на диван, коротко приказал Роман. — Завтра пойдешь в школу или возьмешь «отгул»? Будить или не будить?
— Обязательно пойду. Сама проснусь — не маленькая… Спокойной ночи…
Нервы, взбудораженные воспоминаниями о праздновании совершенолетия Дашки не желали успокаиваться, в голове — памятный поцелуй, обнаженная грудь спящей девушки…
Не помогли ни снотворное, ни алкоголь — он так и не уснул. В шесть поднялся и, покачивясь, пошел готовить завтрак. Обычно этим занимается хозяйка, но неожиданно захотелось побаловать «дочь».
Расставил на цветастом подносе тарелочки с гренками, маслом, тонко нарезанной колбасой и принялся за изготовление непременного омлета.
От хозяйственных дел его оторвал телефонный звонок.
Из гостиной выглянула одетая в легкий халатик девушка. Остановилась в дверях, с любопытством насторожила ушки
— Слушаю вас.
— Извините за беспокойство, — пророкотал почти забытый хриповатый басок. — Побоялся не застать вас дома… Конечно, не узнаете?
— Извините, но действительно не узнаю… Память подводит…
— Память — не по возрасту. Это нам, старикам, положено жаловаться на нее… Ладно, не буду вас мучить. Иван Ивановича помните?
Еще бы не помнить. Ожившая память заработала в полную силу.
— Доброе утро, Иван Иванович.
— Доброе. Дело к вам — двухминутное. Договор о сексуальной дамочке и ее непонятному исчезновению можете считать расторгнутым. Аванс можете не возвращать. Он — плата за ваше молчание. Постарайтесь вычистить из головы разговор в вашей гостиной и все дальнейие события. Поверьте моему опыту, это в ваших интересах, ибо болтливость наносит здоровью непоправимый вред.
Скрытая угроза не испугала — развеселила Романова. Шалишь, дерьмовый заказчик, забыл, что имеещь дело с сыщиком, который всю сознательную жизнь ходит по черте, отделяющей жизнь от смерти.
— А что, нашлась пропажа? — с деланным любопытством спросил он. — Интересно, где и как?
— Усохни, падла! — не выдержав, сорвался бандит. — Твое дело — молчок, со своими сами разберемся… Побазаришь — тебе выйдет дороже. Забавляйся со своей шлюшонкой и держи метлу на привязи.
Наморщив лоб, Роман долго держал трубку возле уха. Будто частые гудки — продолжение угрожающего монолога. Что-то произошло, мучительно думал он, так просто от неотработанного аванса не отказываются. Почему заказчик заметает следы, что подталкивает его к этому?
И еще одна мысль кружилась по периферии сознания: освободили похищенную женщину или она по прежнему томится в неволе?
Казалось бы, для частного детектива жена предпринимателя? Отработанный пар, о судьбе которого думать — терять дорогое время. Наверно, «работает» архив деда. Слишком многое из него как бы вторгается в сегодняшнее время. Вторгается и… расплывается бесследно.
Придется еще раз, а может быть и не раз, пообщаться с колясочным калекой. Авось, удастся расколоть его, заставить открыться. Пожалуй, единственный способ связать прошлое и настоящее.
— Неприятности, да? — оторвал Романова от размышлений девичий голосок.
— Не горюй, папанька, не бери в голову, все образуется.
Сыщик несколько минут с недоумением смотрел на девчонку, потом перевел взгляд на обезглавленный телефоный аппарат. Поспешно положил трубку на рычаги.
— Умылась? Сделала зарядку? — девица выразительно фыркнула. Умываться готова через каждые десять минут, а вот зарядку, которую ей упрямо навязывают, ненавидела. — Ладно, о сегодняшней зарядке забудем. Марш в ванную — застрак на столе. Хотел доставить его прямо к тебе в постель, даже собрал на подносе — не получилось.
— В постельку? — Дашка расширила и без того огромные глазища. — Какой же ты у меня хороший?
— Кончай умиляться! Кому сказано, марш в ванную! Остынет омлет — сама станешь разогревать!
Дашка беспричинно рассмеялась, крутнула подолом халатика и исчезла.
Бес-девка, начинающая ведьмачка, весело подумал Роман, ставя на маленький огонь сковороду с остывшим омлетом и разгружая невостребованный поднос. Пора ей — замуж, тогда сразу успокоится.
Девчонка появилась в кухне строгая, в меру накрашенная, одетая в голубую водолазку и черную юбку. Заставила «папашку» сесть за стол и принялась его потчевать. Поданную порцию омлета сдобрила кетчупом, самолично намазала маслом два куска хлеба, налила в чашку крепкого кофе. Сама ограничилась ломтиками подсушенного хлебца, запивая их чаем.
— Фигуру бережешь? — с насмешкой проговорил Роман. — По моему — рановато. Наоборот, тебе не мешает поправиться.
— Мужчины толстух не любят, — назидательно проинформировала Дашка, покачивая перед лицом «отца» указательным пальцем. — Помнишь, знакомила тебя с одной девицей — тогда ты прошелся по ее бочкообраной фигуре. А она ведь была вовсе не толстой — обыкновенной упитанной телкой, у которой все на месте — и вверху, и внизу, — бесстыдная девчонка двжениями ручек показала все выпуклости и впадины отвергнутой кандидатки в жены. — Вдруг, когда вырасту, и от меня откажешься, — неожиданно прошептала она, покраснев. Отвернулась к окну.
Назревал опасный разговор с признаниями в любви и горькими упреками по поводу мужского равнодушия.
— Все, — поспешно поднялся из-за Роман. — Поехали? Так и быть, довезу тебя до школы.
— Не надо довозить, — обиженная торопливостью Романова, Дашка постаралась высушить голос, как только-что подсушивала хлеб. — Сама доберусь.
Сама так сама, про себя в сердцах ругнулся Роман, окончательно расклеилась девка, самовольничает, дерзит. Сказывается фактическое отсутствие матери.
— Когда приедешь обедать, папанька? — прошелестел за спиной примирительный, ласковый голосок. — К трем можно разогреть?
— Не знаю. Как дела позволят, — неуступчиво пробурчал Романов.
Когда он с непременным дипломатом в руке вышел в прихожую, Дашка чистила ему обувь. Оглядит, проверит и снова заработает щеткой.
Хотел громко хлопнуть дверью, но передумал — тихо прикрыл ее. Дашка повернула ключ в замке. Кажется, обиделсь? Ничего, вечером обида пройдет, сменится обычным фырканьем — то насмешливым, то одобряющим, то недоверчивым.
На лестничной площадке прислонился к стене необычно трезвый и строгий сосед. Настоящий, а не «приемный», Дашкин отец. Все понятно, финансовые ресурсы исчерпаны, пополнение семейного бюджета не ожидается, порожние бутылки сданы в приемный пункт. Отсюда — необычная трезвость и выразительное выражение лица.