Седьмой сын

Он полностью погрузился в сладкие мечты, когда Мера вдруг закричал, и все в ужасе увидели, что от удара молота по деревянному шпону бревно-подпорка расщепилось и, спружинив, подбросило огромную кровельную балку футов на шесть в воздух. Дерево вырвалось из рук Нета, придерживающего его на другом конце, и размело леса в щепки. На какой-то момент кровельная балка будто бы зависла в воздухе, выровнялась, после чего с огромной скоростью устремилась вниз, словно сам Господь Бог собственной ногой ступил на нее.
Можно было даже не оглядываться, преподобный Троуэр знал, что кое-кто из присутствующих всенепременно окажется прямо под балкой, прямо там, куда она ударит всем весом. Он знал, потому что ощущал этого мальчишку, чувствовал, что он бежит не в ту сторону. Священник не сомневался, что его окрик «Элвин!» заставит мальчика остановиться именно там, где стоять как раз не следовало.
Когда он все же взглянул в ту сторону, все обстояло так, как ему привиделось: малыш Эл стоял как вкопанный, глядя изумленными глазами на приближающееся сверху гладко обтесанное дерево, которое превратит его в лепешку и вобьет в пол будущей церкви. Больше ничего непоправимого не случится, балка хорошо уравновешена, поэтому удар придется по всей длине пола. Тельце ребенка даже на миг не остановит громадину. Его сломает, разотрет, и кровь брызнет на белую древесину церкви. «Ее ж не отмыть будет!» – в панике подумал Троуэр. Чистое безумство думать об этом в такую минуту, но разум, столкнувшись со смертью, выходит из подчинения.
Удар превратился в ослепительную вспышку света. Троуэр услышал скрежет дерева о дерево. Раздались крики. Затем зрение его прояснилось, и он увидел кровельную балку, лежащую на досках, куда ей и положено было упасть. Только ровно посредине она была расщеплена на две половинки, между которыми стоял побелевший от ужаса маленький Элвин.
Целый и невредимый. Мальчик был цел и невредим.
Троуэр не понимал ни немецкого, ни шведского, но догадывался, о чем бормочут окружающие его мужчины. «Пусть себе святотатствуют, а я должен понять, что же такое здесь случилось», – подумал Троуэр. Подскочив к мальчику, он принялся ощупывать его, ища следы удара. С головы Элвина не упало ни волоска, правда, от нее исходило тепло, скорее, даже жар, как будто секунду назад малыш стоял рядом с огнем. Затем Троуэр встал на колени и изучил одну из половинок кровельной балки. Бревно было словно ножом разрезано, разошлось ровно на ширину детского тельца.
Спустя мгновение рядом оказалась мать Эла, стала трясти его, всхлипывая и облегченно причитая. Маленький Элвин тоже разрыдался. Но Троуэр весь ушел в решение загадки. Как-никак он был ученым человеком, а то, что он видел, считалось невероятным. Он заставил рабочих шагами измерить длину кровельной балки, затем лично перепроверил получившийся результат. Длина балки осталась прежней, во всяком случае она лежала так, как и должна была лежать. Вот только из середины куда-то подевался целый кусок. Исчез в мгновенной вспышке света, которая вырвалась из головы Элвина, испарив дерево и не оставив никаких следов.
И тут принялся орать Мера, который, падая, сумел зацепиться за крестовину, когда леса были снесены ударом падающей балки. Нед и Кальм взобрались наверх и помогли ему спуститься. Преподобный Троуэр не обращал внимания на царящую вокруг суету. Он думал только об одном – о шестилетнем мальчике, который может спокойно стоять под падающей балкой, и дерево само разойдется, чтобы не причинить ему вреда. Как Красное море расступилось перед Моисеем, образовав проход  9.
– Седьмой сын, – хмыкнул Нет. Юноша сидел на сломанной балке, неподалеку от священника.
– Что-что? – переспросил преподобный Троуэр.
– Так, ничего, – пожал плечами юноша.
– Ты упомянул седьмого сына, – настаивал Троуэр. – Но ведь седьмым в вашей семье был Кэлвин.
Нет покачал головой.
– У нас был еще один брат. Он умер спустя пару минут, как родился Эл. – Нет снова тряхнул волосами. – Седьмой сын седьмого сына.
– Но ведь это означает, что он отродье самого дьявола, – в отвращении отшатнулся Троуэр.
Нет презрительно посмотрел на священника.
– Может быть, это вы так в Англии считаете, но нам-то известно, что такие люди становятся хорошими врачевателями или умеют заговоры творить. По крайней мере от седьмого сына зла никто не видел. – Затем Уэйстнот вспомнил что-то и широко усмехнулся. – Отродье дьявола, – повторил он, передразнивая священника. – Не знаю, истерия какая-то.
В ярости Троуэр пулей вылетел из церкви.
Он нашел госпожу Веру сидящей на табуретке. На руках у нее комочком свернулся хныкающий Элвин-младший. Она нежно его укачивала и ласково попрекала:
– Говорила же тебе, не лезь, не поглядев по сторонам, всегда ты под ногами крутишься, на месте тебе не сидится, одуреешь за тобой приглядывать…
Заметив стоящего рядом Троуэра, она сразу замолкла.
– Не волнуйтесь, – сказала она. – Я больше не пущу его туда.
– Исключительно ради его собственной безопасности, – кивнул Троуэр. – Если б я знал, что моя церковь будет построена ценой жизни младенца, то предпочел бы до конца жизни проповедовать под открытым небом.
Она пристально посмотрела на него и поняла, что слова эти были произнесены от чистого сердца.
– Не ваша это вина, – сказала она. – Он вечно какой-то неуклюжий. Другой ребенок давным-давно погиб бы.
– Мне бы хотелось… мне бы хотелось понять, что здесь случилось.
– Подпорка треснула, – пожала она плечами. – Такое бывает.
– Нет, я имел в виду… как получилось, что балка не задела мальчика. Она разделилась на две части, не успев коснуться его. Если вы не возражаете, я хотел бы осмотреть его голову…
– На нем ни царапинки.
– Да нет, я знаю. Я просто хочу проверить…
Она закатила глаза и пробормотала:
– Ну да, мозгоходство это ваше…
Но руки отвела, чтобы он мог пощупать голову мальчика. Теперь его пальцы двигались медленно и осторожно, прощупывая карту черепа малыша, считывая выступы и шишки, впадинки и углубления. С книгами можно было не сверяться. Все равно в них пишется всякая чушь. Это он выяснил довольно быстро, наткнувшись на пару-другую идиотских утверждений типа: «У краснокожих сразу над ухом имеется шишка, указывающая на дикость и каннибализм». Между тем головы краснокожих так же отличались друг от друга, как и головы белых людей. Нет, в такие книжки Троуэр не верил, зато сам он открыл некоторые закономерности в общем расположении шишек. Он развил в себе дар понимания карты, на которую наносились особенности человеческого черепа. И стоило ему пробежаться пальцами по волосам Элвина, как он сразу все понял.
Понял, что ничего особенного здесь не найдет. Никаких шишек, никаких углублений. Самая обыкновенная голова. Обыкновенное не бывает. Настолько обыкновенная, что может служить наглядным пособием для какого-нибудь учебника, если вообще на свете есть учебник, который стоит читать.
Он оторвался от изучения, и мальчик, который, почувствовав прикосновение его пальцев, сразу перестал плакать, повернулся, чтобы взглянуть на него.
– Преподобный Троуэр, – произнес он, – у вас такие ледяные руки, я чуть не замерз.
Сказав это, он одним движением вывернулся из объятий матери и вприпрыжку побежал к одному из мальчишек, к тому самому, с которым недавно яростно боролся в пыли.
Вера угрюмо усмехнулась:
– Вот видите, как быстро они умеют забывать?
– И вы не отличаетесь от них, – заметил Троуэр.
Она покачала головой.
– Увы, – печально улыбнулась она. – Я как раз ничего не забываю.
– На ваших губах улыбка…
– Жизнь течет своим чередом, преподобный Троуэр. Я просто продолжаю жить. Это не значит, что я забыла.
Он кивнул.
– Так… расскажите мне, что вы обнаружили, – попросила она.
– В каком смысле?
– Ну, когда ощупывали его шишки, вы ведь мозгоходством занимались. Есть у него в голове что-нибудь или надеяться нам не на что?