Седьмой сын
– Вы мудрый человек, брат Армор.
– И вы тоже, преподобный Троуэр. В перспективе, хоть мы и расходимся по некоторым вопросам, мы тем не менее желаем одного и того же. Мы хотим, чтобы эта страна стала цивилизованной и приняла христианство. Вряд ли кто из нас станет возражать, если Церковь Вигора превратится в Вигор-сити, а Вигор-сити примет звание столицы Воббской долины. В Филадельфии бродят слухи, что Гайо вот-вот станет штатом и присоединится к ним. Наверняка такое же предложение будет сделано Аппалачам. А почему не Воббская долина? Когда-нибудь к нам тоже придут. Вся страна протянется единой от моря до моря, сплотив белых и краснокожих, и души наши обретут свободу, мы сами будем выбирать правительство, сами будем устанавливать законы и с радостью им повиноваться.
Размах мечты Армора впечатлял. И Троуэр ясно представлял себя в этой картине. Человек, который проповедует с кафедры величайшей церкви в самом большом городе края, станет духовным лидером, объединившим огромный народ. Он настолько глубоко погрузился в яркие картинки-мечтания, что, поблагодарив от души Армора за вкусный обед и покинув своды гостеприимного дома, чуть не задохнулся от изумления, увидев, что сейчас Поселение Вигора состоит всего лишь из большого магазина Армора и его пристроек, огороженного участка общинной земли, на котором паслась дюжина овец, и непокрашенной деревянной коробки большой новой церкви.
Но церковь уже можно было пощупать руками. Она была почти завершена, высились стены, наверху красовалась гладко обтесанная крыша. Преподобный Троуэр всегда считал себя рациональным человеком. Прежде чем поверить в мечту, он должен был пощупать ее руками, но церковь была вполне осязаема, поэтому теперь воплощение в жизнь оставшейся части мечты зависело от них с Армором. Надо привести сюда людей, сделать деревеньку центром всей территории. В церкви можно проводить не только церковные службы, но и городские собрания – места хватит. Ну а на неделе… Все его образование пропадает даром – почему бы не открыть для местных детишек школу? Он научит их читать, писать, обращаться с цифрами и, что важнее всего, думать. Из их умов будут вычеркнуты глупые суеверия, и там не останется ничего, кроме чистого знания и веры в Спасителя.
Его так захватил ход мыслей, что он не замечал, куда идет, а направлялся он вовсе не к ферме Питера Маккоя, расположенной ниже по реке, где в старой бревенчатой хижине ждала его кровать. Он поднимался вверх по склону, сворачивая к молельне. Только запалив свечи, он понял, что действительно намерен провести здесь ночь. Эти голые деревянные стены стали ему домом – и ни один кров на белом свете не был ему ближе. Запах древесной смолы щекотал ноздри, ему хотелось распевать гимны, которые он никогда раньше не слышал. Мурлыкая что-то под нос, он сел на пол и принялся перелистывать большим пальцем страницы Ветхого Завета, не замечая напечатанных на бумаге слов.
Шаги он услышал, когда деревянный пол церкви заскрипел. Тогда он поднял голову и увидел перед собой, к полному изумлению, госпожу Веру, держащую над головой лампу, и двух близнецов – Нета и Неда. Они тащили какой-то огромный деревянный ящик. Прошло несколько секунд, прежде чем он осознал, что этот ящик – его будущий алтарь. И алтарь, по правде сказать, весьма добротно сделанный: доски его были настолько плотно подогнаны друг к другу, что работа сделала бы честь любому мастеру-плотнику. По ровно положенной краске, покрывающей дерево, проходило два ряда идеально выжженных крестов.
– Ну, куда будем ставить? – поинтересовался Нет.
– Отец сказал, что мы должны принести его сюда сегодня, раз крыша и стены уже закончены.
– Отец? – недоуменно переспросил Троуэр.
– Он сделал этот алтарь специально для вас, – пояснил Нет. – А малыш Эл собственноручно выжег кресты; он очень расстроился, что ему не разрешили больше ходить на строительство церкви.
Троуэр встал и подошел поближе. В алтарь плотник, видно, вложил всю душу. Меньше всего священник ожидал этого от Элвина Миллера. И, глядя на ровные, со знанием дела выжженные кресты, вряд ли можно было сказать, что эту работу выполнил шестилетний ребенок.
– Вот сюда поставьте, – сказал он, подводя близнецов к месту, которое он заранее определил, надеясь вскоре поставить здесь алтарь. Алтарь одиноко стоял в молельне – будучи покрашенным, он резко выделялся на фоне свежих досок пола и стен. Это было само совершенство, и на глаза Троуэра навернулись слезы. – Передайте им, что алтарь прекрасен.
Вера и мальчики широко улыбнулись.
– Вот видите, не враг он вам, – сказала Вера, и Троуэру оставалось только согласиться.
– Я тоже ему не враг, – промолвил он. Но не сказал: «Я одержу победу над ним, прибегнув к любви и терпению. Победа будет на моей стороне. Этот алтарь еще раз доказывает, что в сердце своем он тайно жаждет моей помощи, которая освободит его от тьмы невежества».
Они не стали задерживаться и, распрощавшись, направились сквозь покров ночи домой. Троуэр положил палочку для зажигания свечей рядом с алтарем – никогда, никогда не кладите ее на алтарь, поскольку это отдает папизмом, – и преклонил колени, вознося небесам благодарение. Церковь была почти завершена, внутри стоял прекрасный алтарь, построенный человеком, которого он опасался больше всего, и кресты на том алтаре были выжжены странным ребенком, который являлся воплощением темных суеверий невежественных поселенцев.
– О, гордыня тебя прямо переполняет, – произнес чей-то голос позади него.
Он обернулся, на лице его играла довольная улыбка: он всегда был рад появлению Посетителя.
Но Посетитель не улыбался.
– Гордишься собой…
– Прости меня, – склонил голову Троуэр. – Я уже раскаялся. И все же ничего не могу с собой поделать: я ликую при виде великой работы, что началась здесь.
Посетитель мягко коснулся алтаря, пальцы его на ощупь пробежались по крестам.
– Ведь это он сделал?
– Элвин Миллер.
– А мальчишка?
– Кресты выжег. Я боялся, что они окажутся слугами дьявола, но…
– Но теперь, когда они построили тебе алтарь, ты счел, что они доказали свою непричастность к дьявольским козням? – презрительно взглянул на него Посетитель.
Сердце Троуэра замерло, а по спине пробежали мурашки.
– Не думал, что дьявол может воспользоваться знаком креста… – прошептал он.
– Да ты не меньше склонен к предрассудкам, чем все остальные, – холодно констатировал Посетитель. – Паписты все время крестятся. Думаешь, крест остановит дьявола?
– Тогда я вообще ничего не понимаю, – понурился Троуэр. – Если дьявол может сделать алтарь и нарисовать на нем крест…
– Нет, нет. Троуэр, сын мой, они не дьяволы, ни тот, ни другой. Ты сразу узнаешь врага рода человеческого, когда увидишь его. Если у нормальных людей на голове волосы, то у него бычьи рога. Если у остальных ноги как ноги, то у дьявола – сдвоенные копыта козла. А вместо рук – лапы-крючья, походящие на медвежьи. И можешь быть уверен: он не станет прикрываться всякими подарками и лестью, когда придет за тобой. – Посетитель возложил обе руки на деревянную коробку. – Теперь это мой алтарь, – провозгласил он. – Кто бы его ни сделал, я воспользуюсь им для своих целей.
Троуэр разрыдался от облегчения:
– Ты освятил его, принес святость в мою церковь.
И он протянул руку, намереваясь прикоснуться к алтарю.
– Постой! – шепотом приказал Посетитель. Слово еле-еле прозвучало, но оно было исполнено великой силы, и стены содрогнулись. – Сперва выслушай меня.
– Я всегда прислушиваюсь к тебе, – ответил Троуэр. – Хотя не могу понять, почему ты выбрал такого презренного червя, как я.
– Касание Господа даже червя способно возвеличить, – сказал Посетитель.
– Нет, не ошибись – я вовсе не Повелитель Ангелов. Не надо преклоняться предо мной.
Но Троуэр ничего не мог с собой поделать, слезы преданности текли по его щекам, когда он встал на колени перед мудрым и могущественным ангелом. В том, что перед ним ангел, Троуэр ни капли не сомневался, хотя у Посетителя вовсе не было крыльев, а одет он был как вполне обычный заседатель в парламенте.