Сказания Леса Вод
— Я бы вылечил его, если б смог. Но я не могу.
Затем он отцепил руку Мартина от рукава своей фуфайки и двинулся наверх. Хлопнув крышкой люка, он сел на кровать, уперся локтями в колени и закрыл лицо ладонями.
Птички придвинулись к нему поближе, а один зяблик даже сел на плечо.
Он слышал внизу гул собирающейся толпы, сквозь невнятное бормотание то и дело прорывались громкие крики.
Но медник ничего не предпринимал до тех пор, пока они не ринулись вверх по лестнице. Тогда он передвинул на крышку люка свою кровать и начал наваливать на нее столы, стулья, все, что под руку попадется, чтобы хоть немного утяжелить вес. Трое мужчин с легкостью справятся с этим весом, но лестница слишком узка, и троим к люку не подобраться.
В крышку люка заколотили. Джон Медник надел еще две рубахи, пару штанов и обе теплые накидки. Засунув в котомку инструменты, немного одежды и кусок хлеба, он привязал к шее лыжи. Затем он распахнул западное окно башни.
В шестнадцати футах под ним белел скат гостиничной крыши. Джон встал на подоконник и, прижав к груди котомку, прыгнул.
Толпа, собравшаяся у гостиницы, заревела. В это же мгновение он по колено ушел в глубокий снег и начал скатываться по крыше вниз.
До земли было высоко, но и снег внизу был глубже.
Уйдя в сугроб с головой, Джон на какую-то секунду испугался — а сумеет ли он выбраться из этого снежного завала?
Но вскоре он пробился на поверхность, приминая котомкой снег, вылез на сугроб и натянул на ноги лыжи. Тогда-то толпа и обнаружила его.
Из-за юго-западного угла гостиницы выскочили несколько человек, которые при виде него немедленно закричали и начали размахивать руками, призывая остальных. Кое-кто попытался погнаться за ним, но снег был слишком глубок — один из преследователей чуть не сгинул в сугробе. Камней, чтобы забросать Джона, у них не было, поэтому им ничего не оставалось делать, кроме как швырять в него наспех слепленные снежки с кусочками сосулек. Пара таких снежков даже ударилась ему в спину. Отделавшись небольшими синяками, вскоре он исчез между деревьев.
Как только он скрылся из виду, разом защебетали все птицы. Люди посмотрели на крышу гостиницы Вортинга.
Крыша посерела от собравшихся на ней птиц, лишь изредка в этом скоплении мелькали красные и синие грудки.
Птицы кричали еще с полчаса — люди уже потихоньку потянулись по домам, испуганные, что птахи собираются как-то отомстить городу за изгнание медника. Затем словно крыша Постоялого Двора Вортинга разом поднялась в воздух и рваной серой заплатой полетела в сторону леса. Спустя несколько минут в городе не осталось ни одной птицы.
Подобно облаку, они медленно уплывали в сторону Горы Вод, пока не скрылись за верхушками деревьев.
***Той же ночью затих ветер. Всепоглощающая тишина обрушилась настолько внезапно, что кое-кто из жителей Вортинга проснулся и подошел к окнам посмотреть, что происходит. С неба повалили большие хлопья снега, кружась, они медленно опускались на землю. Люди вернулись в свои постели.
Утром выяснилось, что за ночь навалило снега под два фута, и мужчины вышли расчищать тропки. Но так как снег все еще продолжал идти, они быстро отступились и решили дождаться конца снегопада.
Но снег и не думал останавливаться. К полуночи его навалило еще пять футов, и люди, живущие в маленьких лачужках вдали от центра Вортинга, услышали, как крыши начали потрескивать под его тяжестью. Наиболее осторожные собрали в котомки пожитки и перебрались в гостиницу Вортинга. Робкими голосами они попросили у Мартина разрешения переночевать. Тот высмеял трусов, но позволил им расстелить одеяла у камина в гостиной, где они и проспали благополучно всю ночь.
Ночью снег еще усилился, а ветра все не было, поэтому сугробы продолжали расти на крышах домов. Не прошло и нескольких часов, как крыши самых маленьких хижин не выдержали веса и провалились. Это произошло настолько бесшумно, что даже близкие соседи ничего не услышали — крики и грохот падающих балок заглушил толстый слой снега.
До утра простояли лишь считанные дома — их на славу сделанные крыши еще сдерживали груз. Большинство же граждан Вортинга встретили рассвет, выкарабкиваясь из-под обломков домов и в панике разгребая снег. Однако белые хлопья валили настолько густо, что башня Постоялого Двора Вортинга полностью терялась в снежном мареве, стоило перейти на другую сторону площади. Очень, очень многие так и не дожили до конца той ночи.
Днем снегопад прекратился, лишь редкие снежинки лениво кружились в воздухе. К двум часам небо очистилось и выглянуло солнце, робко жмущееся ближе к югу. В половине второго в гостиницу Вортинга прибыли первые спасшиеся.
Дверью теперь служило окно второго этажа. В три часа в гостиной комнате собрались две дюжины жертв ночного снегопада. Женщины оплакивали погибших под обломками домов детей, мужчины молча стояли у конторки, слишком потрясенные, чтобы что-то говорить или предпринимать.
Затем налетел ветер. Подул он с севера, но только первый порыв его ударил в окно, как мужчины переглянулись и кивнули друг другу.
— Заносы, — сказал один из них, и все не сговариваясь ринулись наперегонки к самодельной двери второго этажа.
— Уходить по двое! — крикнул вслед Мартин Трактирщик. Однако надобности в этом предупреждении не было никакой. Никто не хотел потеряться и погибнуть в снежной пурге.
Вскоре вернулись назад первые спасатели, они привели старуху и пару маленьких ребятишек. Вслед за ними появились еще люди, но все они жили совсем рядом с гостиницей, и до них добраться было легко, а ведь ветер с каждой минутой все крепчал. Поток народа все ослабевал и вскоре совсем иссяк — спасатели начали возвращаться с пустыми руками. А двое принесли бездыханное тело.
Это был Матт Бочкарь, и он был мертв. Когда крыша рухнула, одной из балок его ударило по голове, долгое время он пролежал без сознания, а потом уже не смог выбраться. Он замерз насмерть еще утром. Люди в гостиной, которых набралось уже больше шестидесяти, разом отступили, взглянув на этот труп. Одна из рук замерзшей клешней указывала куда-то вперед, теперь же, начав оттаивать, она вдруг медленно опустилась. Матери закрывали детям глаза, но те вырывались и все равно смотрели. А затем с лестницы донесся ужасный вой.
Это была матушка Бочкариха и ее дети. Спасатели только что привели ее, и она как раз спускалась в гостиную со второго этажа. Громко подвывая, матушка Бочкариха рухнула на труп мужа. Целуя мертвое лицо, дыханием согревая пальцы погибшего, она плакала и беспрестанно звала его. В конце концов она поняла, что он мертв и ему уже ничем не поможешь. Несколько мгновений она молчала, а затем запрокинула голову и закричала. Крик этот продолжался целую вечность. Людям, столпившимся вокруг нее, уже начало казаться, будто это они сами кричат, и когда она наконец смолкла, по зале еще долго гуляло эхо вторивших ей голосов. Тишину прорезал громкий приказ Мартина Трактирщика, раздавшийся сверху.
— Все, хватит. Уже стемнело. Вы сами потеряетесь. — Кто-то попытался возразить в ответ, и снова раздался голос Мартина, только уже громче:
— Этой ночью никто больше никуда не пойдет!
И снова воцарилась тишина, пока люди молча разбредались по уголкам залы.
Вскоре появился Мартин и начал разводить людей по комнатам гостиницы:
— Слишком много народа, чтобы гостиная вместила всех, хотя, когда такой ветер, может, нам и вправду будет теплее вместе.
Люди подбирали тот жалкий скарб, что успели спасти из рухнувших домов, и расходились по комнатам, чтобы провести пару-другую часов в беспокойном сне. Увидев тело Матта Бочкаря, Мартин приказал двоим отнести его в холодный погреб.
— В холодный погреб? — рассмеялся один из них, услышав распоряжение. — А мы сейчас где?
Следующим утром снова проглянуло солнце, а ветер почти стих. Часов в десять он поменял направление и начал дуть с юга.