Восемь мечей

— Значит, старый распутник, только и всего? — с искренней усмешкой поинтересовался доктор. — И при этом вряд ли от него был какой-нибудь серьезный вред, я не ошибаюсь?
Выражение лица Морли Стэндиша чуть смягчилось.
— Благодарю вас, — с заметным облегчением произнес он. — Честно говоря, я весьма боялся, что вы воспримете все это… ну, как бы это поточнее сказать… чересчур серьезно. Вред? Господи ты боже мой, ну конечно же нет! Хотя многих он действительно раздражал. Причем иногда очень сильно… Особенно Хэнка Моргана. Что, знаете, даже несколько удивительно, поскольку кого-кого, а уж Хэнка никак не назовешь человеком ограниченных взглядов. Скорее всего, его крайне раздражала абсолютная педантичность мистера Деппинга. Например, он всегда говорил как школьный учитель математики… Как раз в то самое утро, когда мы все узнали, Хэнк, Маделайн, моя сестра Патриция и я играли в теннис. Двое на двое. Корты совсем недалеко отсюда, поэтому дворецкий Сторер быстро прибежал к нам, сжимая в руке телеграмму, извещавшую о скоропостижной смерти мистера Деппинга. Прямо у себя в кабинете. Помню, Хэнк тогда только и сказал что-то вроде «Господи, вот не повезло бедняге!» и все-таки сделал подачу…
Доктор Фелл замолчал. Причем довольно надолго. Солнце начало уже опускаться за деревья рощицы, багрово-выразительно подсвечивая уродливые очертания гостевого домика.
— К этому мы еще успеем вернуться, — наконец заметил он, раздраженно махнув рукой. — Итак, теперь, полагаю, настало время пройти в дом и взглянуть на тело… Но прежде не откажите в любезности повторить, что именно вы произнесли, когда прибыли сюда: кажется, что-то вроде «Черт побери, это же следы моих туфель», так ведь? То есть вы рассматривали… — И он небрежным жестом ткнул концом трости в сторону кирпичной дорожки около ступенек крыльца.
Все это время, сознательно или сам не понимая того, Морли Стэндиш вроде бы равнодушно болтал своей крупной ступней прямо над пучком травы около крыльца. Затем вдруг встал. Нахмурился:
— Следы, сэр. Причем следы, которые были сделаны одной из моих туфель! Спрашивается, зачем?
Епископ, который в течение всей беседы вежливо, но безуспешно пытался увидеть, что, собственно, скрывалось за болтающейся туда-сюда ногой, решительно прошел вперед и наклонился над отчетливо отпечатанным следом туфли с глубокой, как минимум сантиметра в три-четыре, царапиной на подошве ближе к пятке.
— Понимаете, вот что, собственно, произошло, — явно чего-то смущаясь, попытался объяснить случившееся молодой Стэндиш. — Ведь вчера вечером шел сильный дождь. Нет, скорее даже была мощная буря, после которой обычно не бывает следов. Все смывает. А вот этот оказался под прикрытием ступенек… Послушайте, ну не надо на меня так смотреть! Я его не делал! Лучше посмотрите вот сюда… — Он резко повернулся и аккуратно поставил свою ногу прямо в отпечаток на земле.
— Только, ради всего святого, Морли, постарайтесь не испортить этот след, — как можно вежливее, хотя и с явным трудом сдерживая свое нетерпение, попросил епископ. — Кстати, вас не затруднит чуть отойти в сторону? Благодарю вас. Видите ли, раньше мне не раз приходилось работать со следами… Хью! Будь добр, подойди, пожалуйста, сюда и помоги мне… Да, думаю, нам повезло, джентльмены. Крупно повезло. А знаете, доктор, глина лучше всего сохраняет истинную форму следов. Вот песок или снег, в отличие от общепринятого заблуждения, те совсем наоборот — в этом смысле практически бесполезны. О чем, господа, в свое время не раз говорил признанный мировой авторитет в области полицейского сыска заслуженный доктор Ганс Гросс. Поступательное движение ноги вперед в песке, например, неизбежно удлиняет естественный размер следа ноги, скажем, от сантиметра до двух. Это в длину. А вот в ширину… Морли, простите, вас не затруднит отойти чуть в сторонку?… — Он натянуто улыбнулся. — Нам надо обязательно сохранить эту интереснейшую и, главное, конкретную улику для инспектора Мерча. Само собой разумеется, когда он вернется.
— Инспектор Мерч уже видел это, — сказал молодой Стэндиш, с недовольным видом вынимая ногу из отпечатка следа. — Видел. Вместе с Хэнком Морганом он сделал гипсовый слепок и отправил его куда надо. Я, конечно же, знал об этом, но вплоть до сегодняшнего утра почему-то даже не подумал поинтересоваться…
— Ах вон как… — задумчиво произнес епископ. Он остановился, потер подбородок. — Да, да, конечно же. Осмелюсь заметить, работа молодого Моргана. А жаль. Очень жаль!
Морли бросил на него внимательный взгляд:
— Вот именно, жаль. Вы правы, да, да, правы… очень жаль! — Причем голос его звучал не просто нервно, а даже раздраженно. Чего он, похоже, и не собирался скрывать. — Послушайте, но ведь внешне все вроде бы сходится. Я здесь единственный человек, у которого точно такой же размер обуви, разве нет? Мало того, я сам вполне могу точно и безошибочно идентифицировать ту самую пару туфель… Готов на Библии поклясться, вчера вечером лично я не слонялся здесь без дела. Или по тому самому делу, которое вы, очевидно, вполне можете иметь в виду. Вы же сами видите, следы совершенно свежие. Интересно, уж не считает ли инспектор Мерч…
— Интересно, как вы можете определить те самые туфли? — Голос доктора Фелла прозвучал так спокойно и естественно, что Стэндиш невольно остановился.
— По отметинам на пятке. Это та самая пара, которую мне пришлось выбросить… — Стэндиш отодвинул шляпу назад. — Чтобы понять это, надо знать мою мать. Она, конечно, самая лучшая мать во всем мире, но у нее время от времени случается… как бы это поточнее сказать… что-то вроде приступов. Например, стоит ей только услышать по радио о новом виде еды, и нам приходится есть это до, простите, тошноты. Ну а если она узнает, скажем, о новом лекарстве от любой, не важно даже какой, болезни, то начинает свято верить в то, что все мы страдаем именно от этого заболевания… Так вот, не так давно она прочитала в журнале статью, посвященную обуви. Под названием «Зачем становиться жертвой обувщиков?». В ней весьма подробно и убедительно говорилось, что ради спасения семейного бюджета надо всегда покупать резиновые каблучки и ставить их на место старых, когда они начинают заметно изнашиваться. Статья произвела на маму настолько сильное впечатление, что она тут же заказала в городе резиновые каблучки в поистине огромных количествах. Буквально тысячи! Столько резиновых каблучков, поверьте, мне не приходилось видеть никогда в жизни… Они завалили весь наш дом. Попадались везде, даже там, где их трудно было ожидать увидеть. Например, в медицинском шкафчике в ванной комнате, представляете? Но самое ужасное заключалось в том, что каждый из нас должен был сам прибивать их гвоздями к своим туфлям. Это была часть дьявольского плана научить «нормальную британскую семью» хоть какому-нибудь полезному бытовому ремеслу. Одним из результатов этого идиотизма, иначе, простите, просто не скажешь…
— Морли, не откажите нам в любезности говорить по существу, — достаточно вежливо, но твердо перебил его епископ. — Я как раз собирался сам объяснить всем, что…
— Одним из результатов этого абсолютного идиотизма, — упрямо продолжил молодой Стэндиш, — было то, что вы либо вколачивали гвоздь там, где он при каждом неудобном движении впивался в ногу, либо совсем не там, после чего каблучок отваливался после первого же шага вниз или вверх по лестнице. Короче говоря, довольно скоро мы все взбунтовались, и я попросил Кеннингса взять ту самую единственную пару туфель, которую я успел изувечить, и выбросить ее… Вот ее-то следы мы здесь и видим! — Он выразительным жестом показал вниз, на отчетливый отпечаток. — Я узнал бы их везде! Более того, уверен, кто-то наверняка их использует. Вот только зачем? С какой целью?…
Епископ сначала выразительно закусил нижнюю губу, а затем, чуть помолчав, заключил:
— А знаете, доктор, все это становится все более и более серьезным. Судя по всему, кто-то здесь слишком уж сильно старается навести подозрения на Морли…
— Хм… Да, интересно, очень интересно, — непонятно хмыкнув, пробормотал доктор Фелл.