Восемь мечей

Они шли по узкому, слабо освещенному проходу, ведущему к лестнице главного холла второго этажа, причем Морли почему-то все время оборачивался назад, как если бы ожидал, что за ними кто-то следит. У двери в самом конце прохода он остановился, секунду подождал, будто набираясь храбрости, расправил плечи и осторожно постучал.
Никакого ответа не последовало. У Донована по спине вдруг пробежали мурашки сверхъестественного страха, потому что из-под дверной щели они ясно видели, что внутри горит свет. Тогда Морли постучал еще раз. Снова не услышав ответа, произнес:
— Ну что ж! — и, вздохнув, решительно открыл дверь.
Это оказалась большая, но по-своему мрачноватая комната, поскольку стены ее были до самого потолка обшиты темными дубовыми плитками, а освещала ее единственная лампа с абажуром из матированного стекла, стоящая на столике у кровати. В стене напротив них виднелась каминная полка. И… и в комнате никого не было!
— Эй, есть здесь кто-нибудь? — громко выкрикнул Морли и направился к другой двери, на противоположной стороне комнаты, которая была закрыта, но не заперта. Резким рывком открыл ее и заглянул в темноту. — Это, — произнес он, — и есть та самая комната для ставшего ненужным носильного хлама. Она…
Он резко обернулся. Хью Донован тоже невольно отодвинулся назад. Около камина раздался какой-то скрип, сразу за которым последовало слабое мерцание света. Секция обшивки между камином и оконным отверстием медленно открылась, и в образовавшемся проеме размером со входную дверь появился… епископ Мэплхемский с горящей свечой в руке.
У Хью Донована, слава богу, хватило выдержки и здравого смысла не расхохотаться.
— Но послушайте, сэр, — вместо этого протестующе заявил он, тыкая указательным пальцем в грудь отца. — Зачем же так нас пугать? Лично мне всегда казалось, что привилегией на такого рода таинственные явления, от которых по спине, хочешь не хочешь, начинают бегать мурашки, обладают только жуткие негодяи. Я бы даже сказал — профессиональные негодяи! Кто угодно, но совсем не родной отец! Когда вы вдруг вот так взяли и появились…
В мерцающем свете свечи епископ выглядел почему-то очень усталым и слабым, однако, вместо ответа сыну, он повернулся к Морли:
— Скажите, пожалуйста, почему мне ничего не сообщили вот об этом тайном проходе?
Первые несколько секунд Морли тупо смотрел на него. Затем пришел в себя.
— Об этом? Честно говоря, мне казалось, вы о нем знали. Ведь это совсем никакой не тайный проход. Если присмотреться, то невооруженным глазом видны вон те петли, видите? Так же как и отверстие, в которое достаточно засунуть палец, чтобы его открыть. Он ведет…
— Куда он ведет, мне теперь и без вас известно, — прервал его епископ. — Вниз, к скрытой дверце, выходящей в сад. Я уже побывал там. Ни с одной стороны нет запоров. Надеюсь, вам не надо объяснять, что в дом совершенно незамеченным мог войти любой, повторяю, любой незнакомец. Причем абсолютно в любое время!
По взгляду темных невыразительных глаз Морли можно было догадаться, что до него наконец-то дошел смысл последних слов епископа. Он слегка кивнул, но, тем не менее, сказал:
— Вообще-то любой незнакомец мог бы точно так же войти и через парадную дверь. Мы их никогда не запираем. Ни одну из них.
Епископ поставил все еще горящую свечу на каминную полку и обеими руками начал отряхивать свой сюртук. Его лицо снова стало усталым и озабоченно-угрюмым. Так обычно бывает с людьми в результате сильного, но тщательно скрываемого гнева или острого недостатка сна.
— И, тем не менее, совсем недавно им пользовались, — заметил он. — Причем, учтите, совсем недавно! Это отчетливо видно по потревоженной пыли. И как раз вон там чулан, из которого взяли ваши туфли…
Тяжелой походкой, слегка наклонившись вперед, епископ направился по направлению к постели. Хью Донован заметил, что он не оставил без внимания даже следы пятен красных брызг на полу и на стене: на какое-то мгновение старую заброшенную комнату, казалось, заполнили шевелящиеся, издающие какие-то совершенно невнятные звуки призраки в виде отрезанных голов и в высшей степени почтенных джентльменов в длинных париках и малиновых камзолах из кровавого семнадцатого века. Затем, как бы в качестве сознательной разрядки, Хью Донован неизвестно почему вдруг вспомнил о чернилах. Вот где загадочный полтергейст проявил себя вовсю! Все это одновременно было непостижимо, нелепо и… ужасно.
— Поскольку наши представители власти — я имею в виду уважаемого доктора Фелла с его практически исчерпывающими знаниями криминального мира и поистине превосходного местного детектива мистера Мерча — сегодня днем, к сожалению, не сочли необходимым или хотя бы возможным поделиться со мной полученными сведениями, — не скрывая горького чувства, мрачно продолжил его преподобие, — мне пришлось провести собственное расследование. В соответствии с моими личными представлениями о том, как это следует делать… Скажите, ведь эта комната обычно не используется, так?
— Да, практически никогда, — не задумываясь ответил Морли. — За исключением, конечно, того, что в ней хранятся ненужные вещи. Кроме того, в ней холодно и сыро, поскольку она, видите ли, не отапливается. — Чуть подумав, он не совсем уверенным тоном добавил: — Э-э-э… простите, а почему вы спрашиваете, сэр?
— Но если это так, — игнорируя его вопрос, продолжил епископ, — то как, интересно, случилось, что в тот вечер, когда некто проявлял свое весьма необычное, хотя куда уместнее было бы сказать — примитивное чувство юмора, тут оказался ваш викарий достопочтенный мистер Примли?
Морли озадаченно посмотрел на него:
— Да, но вам лучше это знать, сэр! Вы же были вместе с нами! Все произошло потому, что он попросил…
Епископ раздраженно взмахнул рукой:
— Да не берите вы себе в голову! Все эти вопросы я задаю вам только ради моего сына. Не более того. Хочу, чтобы он наконец-то понял, как именно следует вести подобного рода расследования.
— Ах вон оно что! — В глазах Морли промелькнула смешинка. — Понятно, понятно… Помните, тогда мистер Примли, вы, господин епископ, и мы с отцом начали обсуждать историю человека, который в свое время именно здесь покончил жизнь самоубийством, и последствия этого, с позволения сказать, поступка? Так вот: когда мистеру Примли пришлось остаться в поместье на ночь, он попросил, чтобы его поместили сюда, вот в эту самую комнату…
— Да?… Ах да, да, совершенно верно. — Епископ коротко кивнул. — Именно это мне и хотелось бы точно установить… Ведь первоначально мистер Примли, кажется, не планировал провести здесь ту ночь, разве нет?
— Нет, сэр, не планировал. Он просто опоздал на последний автобус домой, и соответственно…
— Соответственно, Хью, должен особо отметить тебе следующее: значит, никто из посторонних никак не мог знать о намерении викария остаться здесь на ночь. Это было неожиданное решение, принятое уже поздно вечером. Еще менее вероятным было бы предположить, что он мог знать о намерении мистера Примли остаться на ночь именно в этой комнате. Таким образом, эту, с позволения сказать, «шутку» с мистером Примли никак не смог сыграть кто-то посторонний!
— Вот это да! — удивленно произнес Хью после короткой, но какой-то весьма многозначительной паузы. — Ты хочешь сказать, кто-то проник сюда вот по этому скрытому проходу, чтобы своровать те туфли, конечно не ожидая, что в комнате кто-то есть, и…
— Конечно! Вот только боюсь, ты несколько опережаешь ход моих мыслей. Это весьма вредная привычка, от которой мне очень хотелось бы тебя предостеречь, — не скрывая осуждения, произнес его отец. — Впрочем, я имел в виду не то. Вернее, не совсем то… Да, он не ожидал, что в комнате кто-то есть, и либо при входе, либо уже на выходе — скорее всего, последнее, — совершенно случайно разбудил мистера Примли и, чтобы обеспечить себе достаточно надежное прикрытие, изобразил из себя что-то вроде таинственного привидения. — Епископ свел мохнатые брови, засунул правую руку в карман сюртука. — Более того, я могу весьма точно указать вам человека, склонного к такого рода действиям, и даже убедительно доказать, что это был именно он. — С этими словами его преподобие медленно, чуть ли не торжественно извлек из кармана небольшую записную книжечку в перепачканном грязью переплете из красной кожи, на котором виделись тисненные золотом инициалы, и объяснил: — Эту, признаться, весьма симпатичную улику, по всей видимости, выронили у лестницы, ведущей вниз к этому проходу. Сделайте одолжение, взгляните на нее. Жаль, что ее потеряли: на ней инициалы «Г.М.». Надеюсь, мне не надо напоминать вам о чертах характера Генри Моргана или особо отмечать его слишком уж подозрительное стремление увести в сторону расследование инспектора Мерча? Именно он, как мне помнится, первым привлек внимание инспектора к тому отпечатку ноги у здания поместья и любезно предложил сделать слепок со столь важного «вещественного доказательства».