Восемь мечей

— Да успокойтесь вы, успокойтесь, — невозмутимо сказал доктор Фелл, широко открыв, казалось бы, вечно сонные глаза. — Там в конце коридора есть туалет. Может, вам лучше на пару минут удалиться? И, так сказать, привести себя в порядок?
Спинелли послушно встал с дивана и направился к двери. Как только он вышел из библиотеки в коридор, вконец озадаченный инспектор Мерч, следуя недвусмысленному жесту доктора Фелла, тоже подошел к двери и встал возле нее. В комнате повисла давящая тишина. Доктор Фелл медленно обвел всех присутствующих долгим взглядом. Затем взял в правую руку карандаш, тихо постучал им по поверхности стола.
— Оставьте его в покое и ни о чем не волнуйтесь, — спокойно сказал он. — Мистер Спинелли скоро сюда вернется.
Если во время всей предыдущей беседы епископ молча сидел, обхватив голову руками, то при этих словах он вдруг выпрямился и отчетливо сказал:
— Это омерзительно. Я… я никогда даже не осознавал…
— Да нет же, нет! — возразил ему доктор Фелл. — Это не очень-то приятно, только если смотреть с близкого расстояния. А вот если видеть отпетых преступников, у которых руки по локоть в крови, через пуленепробиваемое стекло судебной клетки, то тогда совсем другое дело. Или, скажем, смотреть на рептилий в террариуме. Тоже, само собой разумеется, только через достаточно толстое стекло. И при этом делать вид, что внимательно читаешь объяснительные надписи, сделанные по-латыни. Лично я понял это весьма специфическое явление давным-давно. Благодаря моим грехам. Впрочем, мне, очевидно, надо было бы предупредить вас, что вы никогда не проникнете в суть преступления, если прежде всего честно и правдиво не скажете себе: «Тяжки грехи мои, Господи…»
Сидевший на кожаном диване Лангдон снова вскочил, но на этот раз куда проворнее, чем раньше.
— Но послушайте! — воскликнул он, стараясь, чтобы его голос прозвучал как можно убедительнее. — Боюсь, что, исключительно в интересах моего клиента, мне придется настоятельно потребовать, чтобы вы не слишком доверяли всему, что он может сказать, находясь в таком состоянии, как сейчас! Но если вы позволите мне выйти к нему и поговорить с ним наедине, а я сильно рассчитываю именно на такое отношение, поскольку это является моей безусловной прерогативой, как законного представителя…
— Сидите спокойно и не дергайтесь, — равнодушно пробурчал доктор Фелл, сопроводив эти слова легким, мимолетным, почти незаметным и вроде бы ничего не означающим нажатием карандаша на поверхность стола.
Однако этого, как ни странно, оказалось вполне достаточно, чтобы Лангдон без каких-либо возражений тут же сел на место.
Когда Спинелли вернулся, вид у него был вполне умиротворенный и по-своему даже несколько довольный, хотя левое плечо по-прежнему продолжало слегка подергиваться. Он окинул комнату улыбчивым взглядом, предельно вежливо, если не сказать слишком уж элегантно, извинился и с поистине театральной грацией присел на свободный стул. Затем, немного помолчав, очевидно для придания своим словам большей значимости, продолжил свое повествование:
— По-моему, я остановился на том, как в самый первый раз лично увиделся с Ником Деппингом, так?… Так вот, как сейчас помню, тогда он сказал мне: «Мне сообщили, вы человек не без образования, но вы таковым совсем не выглядите… Ладно, бог с вами, присаживайтесь». Так мы познакомились, ну а потом, уж поверьте, потом я знал его как облупленного… В тот же самый день я вступил в его организацию…
— Минутку, минутку, — перебил его доктор Фелл. — Лично мне казалось, вы сами не далее как пять минут тому назад уверяли нас, что тогда категорически отказались…
Спинелли изобразил на лице, как ему казалось, умную, а на самом деле глупейшую ухмылку:
— Ах это… Короче говоря, у меня были, так сказать, «посторонние интересы». Послушайте! Да, я по-прежнему считаю себя не менее умным и образованным, чем он, но вот вы-то, вы, бездушные чинуши, почему-то наотрез отказываетесь в это верить! — Когда он прикуривал очередную сигарету, его кисть нервно дернулась. — Ладно, проехали. Так или иначе, но он, к сожалению, понял это, и мне пришлось отправиться в «Большой дом», или, говоря по-вашему, в тюрягу. Впрочем, какое-то время мне удалось поработать его спарринг-партнером при обсуждении самых различных книг, и к тому же я столько раз от корки до корки читал его судьбу по картам Таро, что в конечном итоге знал ее куда лучше, чем он сам. И обратите особое внимание: я с самого начала предсказывал, что он пойдет далеко! Кстати, Ник частенько называл меня «придворным астрологом», а однажды, правда, когда был вдребезги пьян, чуть было не застрелил меня. И если бы не его пьянство и еще одна явная, выдающаяся слабость, то…
— То что? Какая еще выдающаяся слабость?
— Женщины. Сколько же денег он на них спустил! Трудно себе даже представить. Если бы только не это… — Спинелли вдруг замолчал, будто вспомнил что-то крайне неприятное. Потом, печально покачав головой, сказал: — Да, уж очень он их любил, тут ничего ни убавить, ни прибавить. Но и они, клянусь всеми святыми, любили его не меньше. Не знаю за что, но любили. Как-то, когда я сам выпил чуть больше, чем нужно, то сказал ему: «Я ведь лучше тебя, Ник, это уж точно, но они почему-то на меня, как на тебя, не западают. Почему?… Значит, это все твои деньги, и ничего другого!»… Вообще-то, честно говоря, я ненавидел этого самодовольного скунса прежде всего из-за его популярности среди женщин, хотя они, как правило, всячески это отрицали. — Спинелли любовно погладил свои коротенькие бачки. — На публике они обычно его всячески высмеивали, но потом… Потом они ради него были готовы на все. Как загипнотизированные! Скажите, ну почему у меня нет такого же везения? Почему они не обращают такого же внимания на меня?… А у него как-то была даже самая настоящая дама с манерами высшего света. Хотя на самом деле она была с Девятой авеню. Она тогда прилепилась к нему, как будто в последний раз перед смертью. И Ник к ней тоже, пока она, в конце концов, ему все-таки не надоела и он ее не прогнал. Что, признаться ему, удалось далеко не так просто и не сразу… — Он резко остановился, как будто вдруг вспомнил нечто, о чем говорить не следует. И тут же бросил беглый взгляд на Лангдона.
— Так вот, вы говорили нам… — подсказал ему доктор Фелл.
— Так вот, я говорил вам… — Он сделал глубокий вдох. — Да-да, я начал говорить вам, что меня отправили на отсидку, а он, как ни в чем не бывало, продолжал пускать деньги на женщин. Вернее, на ветер… Знаете, если бы у него хватило здравого смысла не делать этого, то к настоящему времени он стоил бы не пятьдесят тысяч фунтов стерлингов, а, по меньшей мере, шесть миллионов!
Доктор Фелл чуть приоткрыл один глаз, шумно вздохнул и мягким голосом сказал:
— Все это очень и очень интересно, мой друг. Но не менее интересным представляется нам одно забавное обстоятельство: откуда вам известно о его наследстве стоимостью в пятьдесят тысяч фунтов?
Все молча замерли. Глаза Спинелли долго смотрели в одну точку. Затем он отозвался:
— Пытаетесь загнать меня в ловушку? Поймать на слове? Ну а если я откажусь отвечать? — Его дыхание стало шумным и заметно участилось.
Доктор Фелл поднял свою трость и ткнул ею в сторону Спинелли:
— Мистер Спинелли, друг мой, мне бы очень хотелось, чтобы вы чуть напряглись и постарались кое-что понять. У нас уже имеется более чем достаточно доказательств, чтобы повесить вас за убийство мистера Деппинга… Разве я не говорил вам об этом?
— Нет, нет, не говорили! Клянусь Господом Богом, не говорили! Вы тогда обещали…
— Что закрою глаза на ваш фальшивый паспорт, только и всего.
— Только и всего? Так вот учтите: на фу-фу вам меня не взять! Ни за что и никогда… Вот этот коп, — он кивнул в сторону инспектора Мерча, — этот самый коп сегодня утром сказал мне, что вчера вечером я вроде бы должен был прийти к Деппингу. Так вот, меня там не было. Я к нему не ходил! Покажите мне того самого слугу, который утверждает, что видел меня там, и я, не сходя с этого места, докажу, что он нагло лжет! Нет, нет, блефовать со мной не имеет смысла. Абсолютно ни-ка-ко-го! Уверяю вас. Ну а если вы все-таки попробуете, то будь я проклят, если скажу вам хоть слово о том, что там было на самом деле!